Павел Фокин - Чехов без глянца Страница 36

Михаил Осипович Меньшиков:

Помню, как под вечер мы с Чеховым ходили ис­кать подберезовики на старую аллею при въезде. Мать Чехова, Евгения Яковлевна, раньше нас об­ходила те же места, но оставляла грибки «для Ан­тоши».

Александр Иванович Кунрин:

Вспоминается мне панихида на кладбище на друтой день после его похорон. Был тихий июльский вечер, и старые липы над могилами, золотые от солнца, стояли не шевелясь. Тихой, покорной грустью, глу­бокими вздохами звучало пение нежных женских го­лосов. И было тогда у многих в душе какоето расте­рянное, тяжелое недоумение.

Расходились с кладбища медленно, в молчании. Я по­дошел к матери Чехова и без счов поцеловал ее руку. И она сказала усталым, слабым голосом: — Вот горе-то у нас какое... Нет Антоши... О, эта потрясающая глубина простых, обыкновен­ных. истинно чеховских слов! Вся громадная бездна утраты, вся невозвратимость совершившегося собы­тия открылась за ними.

Братья Александр, Николай, Иван и Михаил

Александр (А. Седой)

Евгения Михайловна Чехова:

Высокий человек с добрыми глазами, с круглой се­дой, коротко остриженной головой и седой же, раз­деленной надвое бородой — таким живет в памяти мой дядя Саша, Александр Павлович Чехов, пи­сатель А. Седой, старший брат Антона Павловича. Помню, как удивилась я однажды, прочитав под­пись «А. Седой».

— Папа, а почему тут подпись «А. Седой». Ведь дя­дя Саша — Чехов? — на что отец резонно ответил:

— Ты же видишь, что дядя Саша седой. Вот он и подписывается: «А. Седой».

<...> Крут его интересов был безграничен. В катало­ге Ленинской библиотеки — 18 книг Александра Павловича. Тут и сборники рассказов, и воспоми­нания о детских годах Антона Павловича, и книги по специальным вопросам, например — «Историче­ский очерк пожарного дела в России», «Призрение душевнобольных в Санкт-Петербурге», «Химичес­кий словарь фотографа» и др.

Михаил Павлович Чехов:

Это был интереснейший и высокообразованный человек, добрый, нежный, сострадательный, изуми- 177

тельный лингвист и своеобразный философ. <...> Благодаря своим всесторонним познаниям он вел в газетах отчеты об ученых заседаниях, и сами лек­торы специально обращались перед своими выступ­лениями к редакторам газет, чтобы в качестве коррс- спондента они командировали к ним именно моего старшего брата, Александра. Известный А. Ф. Кони и многие профессора и деятели науки часто не на­чинали своих лекций, дожидаясь его прихода. Но <...> он страдал запоем и сильно и подолгу пил. В такие периоды он очень много писал, и то, что выходило у него во в}>емя болезни из-под пера, если попадало в печать, заставляло его потом сильно страдать. <...> Но когда он выздоравливал, когда он опять становился настоящим, милым, увлекатель­ным Александром, то его нельзя было наслушаться: это была одна сплошная энциклопедия, и не могло быть темы, на которую с ним нельзя было бы с ин­тересом поговорить.

Иван Алексеевич Бунин:

Александр был человек редко образованный: окон­чил два факультета — естественный и математичес­кий, много знал и по медицине. Хорошо разбирал­ся в философских системах. Знал много языков. Но ни на чем не мог остановиться. А как он писал письма! Прямо на удивление. Был способен и на ручные работы, сам сделал стенные часы. Одно вре мя был редактором пожарного журнала. Над егс кроватью висел пожарный звонок, чтобы он моз всегда знать, где горит. Он был из чудаков, писа; только куриными перьями. Любил разводить птиц; и сооружал удивительные курятники, словом, чело век на редкость умный, оригинальный. Хорошо пс нимал шутку, но последнее время стал тяжел: когд; был трезв, то мучился тем, каким он был во хмелю а под хмелем действительно был тяжел.

Михаил Александрович Чехов (1891-1955), драма тический актер, артист кино, мемуарист. Сип Алек­сандра Павловича Чехова:

С годами запои отца с тановились все чаще и про­должительнее, и он спился быстро и окончательно после того, как потерял своего единственного дру­га. которого нежно любил и перед которым пре­клонялся. Другом этим был брат его Антон Павло­вич Чехов. Их переписка, полная юмора, взаимной любви и глубоких мыслей, была после смерти отца и Л. П. Чехова подобрана мною в хронологическом порядке. Известие о смерти Л. 11. Чехова не только вызвало приступ болезни отца, но и изменило его характер. Он стал как-то бесцельно метаться, мень­ше работал, душевно ослаб и стал делать ненужные, ничем не оправданные вещи. Он вдруг ушел из се­мьи, без причины, стал жить один, но постоянно звал к себе мать и меня. Терпел ненужные, мелкие неудобства, путешествовал тоже бесцельно, тоско­вал - и скоро вернулся в семью. Но вернулся он больным и приговоренным врачами к смерти. Умер он в тяжких мучениях.

Николай («Художник»)

Михаил Павлович Чехов:

Это также был высокоодаренный человек, превос­ходный музыкант на скрипке и на рояле, серьез­ный художник и оригинальный карикатурист. Он выступал на выставках с огромными полотнами («Гулянье первого мая в Сокольниках», «Въезд Мес­салины в Рим»), его работы находились в москов­ском храме Христа-спасителя. О том, как легки, изящны и остроумны были его рисунки и карикату­ры, могут свидетельствовать кое-какие остатки, со­бранные в московском Чеховском музее, а также картина и две-три акварели, находящиеся в ялтин­ском доме писателя A. 11. Чехова.

Николай Михайлович Ежов:

У А. П. Чехова был браг, художник Николай Пав­лович, талантливый жанрист и человек с своеоб­разным, живым характером. Он был порывист, вспыльчив, правдив, безумно любил музыку и свою профессию. Но вот он простудился, схватил тифоз­ную горячку, потом у него образовалась скоротеч­ная чахотка, и он скончался. Антон Павлович был убит этой утратой. Он говорил, что его брат Нико лай — самый ему симпатичный человек. В свою оче­редь Николай Чехов, с которым я много раз подол­гу беседовал, называл Антона Чехова «добрым, как Христос».

Михаил Павлович Чехов:

Он умер в самом расцвете лет, тридцати одного года от роду, и теперь мирно почивает на Лучан- ском кладбище, близ города Сум, Харьковской гу­бернии.

Антон Павлович Чехов. Из письма М. М. Дюковско- му. Сумы, 24 июня 1889 г.:

Николай выехал из Москвы уже с чахо ткою. Развяз­ка представлялась ясною, хотя и не столь близкой. С каждым днем здоровье становилось все хуже и ху­же, и в последние недели Николай не жил, а стра­дал: спал сидя, не переставая кашлял, задыхался и проч. Если в прошлом были какие вины, то все они сторицей искупились этими страданиями. Сна­чала он много сердился, болезненно раздражался, но за месяц до смерти стал кроток, ласков и необык­новенно степенен. Все время мечтал о том, как вы­здоровеет и начнет писать красками. Часто говорил о Вас и о своих отношениях к Вам. Воспоминания были его чуть ли не единственным удовольствием. За неделю до смерти он приобщился. Умер в пол­ном сознании. Смерти он не ждал; но крайней мере ни разу не заикнулся о ней.