Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание] Страница 36

В опубликованном в 1578 году в Кракове сочинении Александра Гваньини, итальянца по происхождению, находившегося на польской службе, имеется описание внешнего облика новгородского Перуна. Надо полагать, что оно восходит к местным новгородским преданиям, которые через вторые, а то и третьи руки стали известны автору. По словам Гваньини, «новгородские язычники более всего почитали этого идола: его изображали в облике человека, держащего в руке раскаленный камень (в другом переводе: кремень. — А. К.), подобный молнии… Во славу его и честь сооружался костер из дубовых поленьев, который должен был непрерывно пылать и днем, и ночью. Если же из-за небрежности служителей, назначенных следить за костром, огонь погасал, их казнили»{107}.

Еще и в XVII веке приезжим показывали в Новгороде так называемые «перуновы палицы» — якобы точные копии той грозной палицы, которую держал в своих руках новгородский Перун.

Языческая реформа Владимира в наибольшей степени повлияла на мировоззрение киевлян. Но торжественные жертвоприношения, наверное, совершались возле языческих идолов во всех русских городах. Учреждение единого государственного культа связывало между собой отдельные части государства — причем узами, которые обещали стать более прочными, нежели обычные узы военного подчинения.

В то же время реформа Владимира — с присущими ей начатками единобожия (ибо культ Перуна в какой-то мере можно рассматривать как шаг к единобожию){108}, с упорядочением взаимоотношений и более или менее строгой иерархичностью среди языческих богов, — несомненно, означала упадок самого славянского язычества. Ведь язычество в принципе не приемлет упорядоченности и иерархии. Для него весь мир, в том числе и человек внутри этого мира, изначально един и нерасчленим на соподчиняющиеся друг другу структуры. Это обстоятельство, между прочим, отчасти объяснит нам тот факт, что пантеон Владимира просуществует всего лишь десять лет и будет разрушен самим Владимиром, избравшим себе иную веру.

О языческом пантеоне князя Владимира мы знаем не только со слов летописца. Уже в наши дни, в 1975 году, киевскими археологами было обнаружено и исследовано языческое святилище, находившееся в непосредственной близости от теремного дворца киевских князей. Особенности этого святилища (его местонахождение, конфигурация, время разрушения) позволили прийти к выводу: найденный памятник — тот самый «Перунов холм», о котором рассказывает летопись под 980 годом.

В плане капище представляет собой прямоугольник, вытянутый строго с севера на юг. Ширина его — 1,75 метра, длина — 7 метров. С севера, юга и востока имеются шесть округленных симметричных выступов — «лепестков», представляющих собой остатки постаментов шести божествам. Два больших достигали в диаметре 2 метров, четыре меньших — 1 метра. Примерно в метре к югу от святилища обнаружен так называемый зольник — чашеобразное углубление диаметром около 3 метров, заполненное чередующимися слоями угля, пепла и пережженной глины. Здесь находилось огромное кострище. Огонь горел непрерывно; время от времени жрецы выравнивали жертвенное место, обсыпая его глиной. Найденные в золе кости свидетельствуют о том, что в жертву приносили главным образом быков, а также свиней, птиц и рыб. Животных закалывали невдалеке, затем мясо тщательно разделывалось, отдельные куски бросали в огонь, а часть туши съедали на ритуальных пиршествах. Руководил священнодейством, наряду со жрецами-волхвами, сам князь.

В жертвеннике найден и боевой топорик — символ грозного Перуна. Им, наверное, убивали животных. Вблизи святилища обнаружены остатки и других кострищ. Внимание археологов привлекла также небольшая округлая яма. По кругу и в середине ее некогда были воткнуты 12 колышков (от них остались, конечно, только следы-вмятины). Здесь, наверное, происходили ритуальные гадания, сопутствовавшие языческому богослужению. Святилище действительно располагалось на крутом, высоком холме — естественном или, может быть, насыпанном по велению князя{109}.

Возможно, Владимир установил в Киеве еще один идол, изображавший славянского бога Велеса. Но стоял он не на княжеской Горе, а внизу, на Подоле. (О существовании этого идола сообщают древнерусские Жития князя Владимира, однако когда и кем он был установлен, неизвестно{110}.) Отсутствие столь чтимого на Руси бога в пантеоне Владимира порой приводило историков в недоумение. Однако оно объяснимо: Велес (или, по-другому, Волос) был божеством «нижнего» мира. Летопись именует его «скотьим богом», то есть богом богатства («скот», по-древнерусски, означает «деньги», «богатство»). Более поздние славянские обряды свидетельствуют о том, что Белеса почитали также как бога земледелия: «Волосу» «завивали» бороду во время жатвы в благодарность за дарованный урожай. Поэтому ему не было места рядом с «вышними», небесными божествами на «Перуновом холме». Он и оказался внизу. Белес противостоял Перуну — как противостояли эти враждующие друг с другом боги в мифологии славян.

Ко времени утверждения в Киеве Владимир, как мы знаем, был убежденным язычником, неприязненно относившимся к христианской вере. Полагают, что и Киевом он овладел на гребне борьбы язычества с христианством, используя настроения киевлян, недовольных чрезмерными прохристианскими пристрастиями Ярополка. Мы даже предположили, что в ходе борьбы братьев и, может быть, не без участия Владимира в Киеве погибли какие-то миссионеры-немцы. (См. об этом в предыдущей главе.)

В языческой реформе Владимира также нетрудно заметить ярко выраженную антихристианскую направленность. Археологические данные, кажется, подтверждают это. Дело в том, что при исследовании капища Владимира выяснилось, что для засыпки фундаментных рвов — оснований языческих идолов — использовали, в частности, обломки плинфы (древнерусского кирпича) и шифера. По-видимому, это остатки какого-то разрушенного каменного сооружения середины X века. Среди строительного материала встречается и штукатурка со следами фресковой живописи — типа той, какая применялась для украшения христианских церквей. Следовательно, можно предположить, что в основание языческих божеств легли обломки некоего раннехристианского киевского храма, причем разрушенного намеренно — либо Святославом, либо Владимиром{111}. Первое предположение кажется менее вероятным: Святослав после второй балканской войны так и не добрался до Киева, и его антихристианские намерения (если таковые имелись) не успели реализоваться. Владимир же одолел своего брата в ходе кровопролитной войны, в которой, возможно, пали многие из христиан — союзников Ярополка. Церковь, несомненно, казалась ему враждебной силой.