Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход - Катарина Лопаткина Страница 36

посвященного Д. Хаммаршельду (популярному в те годы генеральному секретарю ООН). Прощались уже после 15 часов, и тот же парень, который встречал меня в аэропорту, повез в галерею «Фондасьон Мегг». Это галерея специально спроектирована и построена, кажется, каким-то англичанином. Парень работает там шофером, а его жена библиотекарем. Конечно, после посещения Шагала, меня водили по галерее уже как почетного гостя, надарили штук пять книг о галерее и ее коллекциях и «заставили» написать отзыв в книге почетных гостей. В галерее много цветных литографий Шагала, работы Леже, скульптуры Джакометти, произведения других художников.

После этого поехали в Биот, центр стеклоделия. Там небольшая фабрика, где делают всевозможную бытовую посуду, но художественную, разных цветов и с пузырьками воздуха внутри стекла. И, наконец, Валорис – центр керамической промышленности. Здесь когда-то работали обыкновенные гончары и делали обыкновенную посуду. Потом приехал Пикассо и начал делать свои знаменитые тарелки и вазы и расписывать их. Теперь на каждом углу магазинчики и большие магазины, в которых масса всевозможных керамических изделий – это феерия форм и цвета. Есть магазины, в которых продаются «репродукции» – отливка и раскраска по оригиналам Пикассо. Возвращался я уже поздно вечером. Вечерний Париж необыкновенно красив, с самолета весь город в разноцветных огнях невыразимо чудесен. Так за один день состоялось мое знакомство с Шагалом и незабываемое путешествие на юг Франции.

По возвращении побывал в МИД Франции у мадам Моник Лоншон. Поблагодарил ее за заботу. Это по ее распоряжению была организована моя поездка к Шагалу, по ее звонку (при мне) в кабинет Мальро я был принят его заместителем господином Жожаром. Она же позвонила в Лувр, и мне были показаны лаборатории, реставрационные мастерские и запасники. Она же позвонила Елисееву и выразила ему неудовольствие за то, что он не организовал для меня ни одной «официальной встречи».

Конечно, я доложил в нашем посольстве о поездке к Шагалу, конечно, настаивал на его приглашении в Советский Союз, в Ленинград и Москву. Это казалось так естественно и так просто достижимо, что и слов на это тратить много не надо. Обсудили с советником по культуре А. Н. Казанским форму приглашения Шагала. Через Надю Леже Шагал обещал привезти четыре своих картины! Конечно, я размечтался, что они уже в Русском музее вместе с серией великолепных литографий. А как же иначе!

Но тут же в посольстве на другой день встретились с Екатериной Алексеевной Фурцевой и Георгием Алексеевичем Тимошиным – они возвращались в Москву из Туниса через Париж. Уже на аэродроме Надя Леже при Фурцевой уговаривала меня пригласить Шагала в Ленинград. Фурцева, видимо испугавшаяся, что я действительно пошлю Шагалу официальное приглашение приехать в Ленинград, начала поспешно убеждать Надю Леже, что от меня ничего не зависит, что это надо согласовать на высоком уровне в ЦК и что даже Ленинградский обком КПСС не может решить этот вопрос самостоятельно. Так, казавшееся таким естественным, простым и быстро достижимым приглашение на родину всемирно известного художника оказалось не таким простым. Повеяло холодком.

Странное ощущение я испытывал каждый раз, когда бывал во Франции, Италии, в других странах. Несмотря на инструкции, беседы и предупреждения о возможных провокациях или иных неприятностях, я всегда чувствовал себя совершенно раскованным и независимым в своем поведении. В командировках я занимался делом, дело же требовало здравого смысла, естественности и никаких других ограничений. Но стоило только пересечь границу, или в Париже занять свое место в самолете Аэрофлота, в родном, нашем, заполненном соотечественниками, как сразу появлялось совершенно иное ощущение. Никто ничего вроде бы не говорил – ни в самолете, ни на таможне, а ощущение какой-то скованности, дисциплины поведения появлялось сразу же. И в отчете об этой поездке (это ведь командировка!) на одиннадцати страницах убористого машинописного текста чего только нет: и художники, и коллекции, и произведения, а вот упоминания о Шагале нет! Что, я боялся этого упоминания? Да нет же! Просто оказался в другом измерении. И сотрудникам Русского музея не рассказывал, что был у Шагала, во всяком случае с трибуны не рассказывал. Однако помнил всегда.

По возвращении в Ленинград, это произошло в середине февраля 1968 года, я сразу же послал Марку Захаровичу альбом акварелей и рисунков Русского музея. «Пусть он (альбом) постоянно напоминает Вам о Русском музее и зовет Вас в гости к нам», – писал я ему в письме. А 26 марта пришел от Шагала ответ на личном бланке:

«La colline» St.Paul de vence, 17/111-1968.

Дорогой Василий Алексеевич!

Я помню так хорошо Ваш сердечный визит у меня, и теперь я спешу Вас благодарить за альбом акварелей и рисунков музея. Мне очень интересно видеть там людей и пейзажи моей родины. Не забывайте меня, и как знать, м.б. когда-нибудь я увижу и Невский проспект, на котором мальчиком я гулял и мечтал недалеко от школы общ. просв. (поощрения – В.П.) иск., и увижу Ваши залы.

Привет сердечный от меня и моей жены, преданный Марк Шагал».

В ноябре 1968 года я снова был в Париже в новой командировке по приобретению архивов А. Н. Бенуа, но командировка была столь краткосрочна, а валюты было так мало, что мечтать снова попасть в St. Paul к Марку Захаровичу Шагалу не приходилось. Но все же для него я привез в подарок прялку, которую оставил в Париже у его знакомого. Уже из Ленинграда 25 декабря 1968 года я писал Марку Захаровичу:

«Как и обещал, привез для вас русскую расписную прялку. Она оставлена мною у Льва Адольфовича Гринберга, который любезно согласился подержать ее у себя, пока Вы не заберете. Хотя временное пребывание прялки у него доставляет ему удовольствие, насколько я заметил – она хороша… Ваш В. Пушкарев. Привет Валентине Григорьевне».

15 марта 1969 года я получил от Марка Захаровича письмо:

«La colline» St.Paul de Vence 1 mars 1969. Любезный Пушкарев, Вы мне простите, что так просто обращаюсь к Вам (к тому же я не силен на имя-отчество), но я помню Ваш визит в St. Раul. Нам было очень приятно видеть и слышать привет от родины. Не знаю, как выразить Вам благодарность за прялку – подарок, который мне передали, я надеюсь как-нибудь мы будем иметь еще возможность с Вами встретиться и в ожидании этого удовольствия остаюсь преданный, с приветом от меня и моей жены, Марк Шагал».

На обратной стороне письма:

«P.S. Спасибо Вам за Ваше поздравление к Новому году. Я чувствую Ваши симпатии. Как бы я мечтал блуждать по залам Вашего музея, где я мальчиком «блуждал» и всматривался в картины».

В конце октября-начале ноября 1969 года я вновь был в Париже. 2 ноября, созвонившись накануне от Гринберга, я пошел пешком от гостиницы Vaneau (номер в которой стоит всего 25 с половиной франков) к Марку Захаровичу Шагалу. Его парижская квартира находилась в самой старой части города