Валерий Шубинский - Азеф Страница 36

Ратаева можно понять. Он с трудом мог примириться с тем, что его старый и в прошлом такой полезный агент много лет цинично водил его за нос. Он предпочитал такую картину событий, которая перекладывала вину с него на его незадачливых сослуживцев. Мысль о том, что Азеф с самого начала решил довести «дело на Плеве» до, так сказать, победного конца, не укладывалась в его голове.

Но если решил, то почему?

Ненависть к «виновнику Кишиневского погрома»? Стремление укрепить свои позиции в партии?

Есть и еще одна версия. Якобы Азеф-террорист действовал с ведома не всей полиции, разумеется, но отдельных ее руководителей. И даже выполнял их инструкции.

Здесь обычно всплывает имя Рачковского. В 1902 году Петр Иванович, который, работая в Париже, смешивал служебные дела с личными коммерческими интересами, был уволен по приказу Плеве. После гибели Плеве он был возвращен на службу. Рачковский ведал заграничным сыском, работа Азефа среди эмигрантов была по его части, но знал ли он в эти годы Виноградова-Раскина лично? Азеф позднее утверждал, что нет.

Версия о том, что, уничтожая «антисемита» Плеве, Азеф действовал в союзе с инициатором создания «Протоколов Сионских мудрецов» (ибо таковым был именно Рачковский), полна мрачной иронии. Версия эта принадлежит Бурцеву. Впрочем, она решительно ничем не подтверждается.

На самом деле Азеф вел себя в этом деле так, как вообще вел себя в 1903–1905 годах. Главной, базовой в это время для него являлась работа на революцию, на террор, на БО. Сотрудничество с полицией было своеобразным подспорьем в этой работе. Азеф обладал уникальными возможностями, которых не имелось ни у одного руководителя террористов: он мог отвлекать сыск, направлять его по ложному следу, предоставляя полиции полуправду, смешанную с ложью, не говоря уже о том, что сам он пользовался абсолютным иммунитетом от ареста. Да, он мог предотвратить тот или иной конкретный теракт, дать информацию о его исполнителях, но все-таки его стратегическая цель была несомненна: террор должен продолжаться, главные дела БО должны доводиться до конца. Потому что не будет террора — не будет и Азефа.

И ему за это власти еще и платили, и очень недурно платили!

К концу февраля — началу марта Савинков и его группа выяснили, что Плеве ездит в 12 часов ежедневно с докладом в Зимний дворец. Савинков предложил Азефу устроить в это время покушение у его казенной квартиры на Фонтанке, 16. Азеф после долгих колебаний (он опасался, что дело недостаточно подготовлено — и, как потом оказалось, был прав) согласился.

Покушение было назначено на 18 марта. К этому дню все — Швейцер, Покотилов, Каляев, Давид Боришанский — съехались в Петербург. Самого Азефа в городе не было: он, как условились, находился в Двинске.

За неделю до покушения он нанес визит Лопухину, попросил прибавки жалованья, поговорил об эсере Хаиме Левите, который как раз сейчас находится в Орле (информация о Левите, ничем серьезным не занимавшемся, в течение нескольких месяцев использовалась Азефом для отвлечения внимания полиции от основного дела), и, наконец (внимание!) сказал, что на него, Лопухина, готовится покушение, что террористы следят за его квартирой на Сергиевской и маршрутом от нее — по Пантелеймоновской к департаменту.

Это — главный аргумент Ратаева. По его версии, Азеф рассчитывал, что «на Пантелеймоновской и на Фонтанке будет усилено наблюдение» и что таким образом революционеров возьмут с поличным.

Конечно, мы доподлинно не знаем, каковы были планы Азефа. Но что мы знаем точно — что на покушение 18 марта он согласился крайне неохотно и под давлением Савинкова. Несомненно, он вел какую-то сложную игру, может быть, и подразумевавшую арест части террористов. Это резко подняло бы акции Азефа в глазах Лопухина и Ратаева, а членам БО продемонстрировало бы, что слушаться Ивана Николаевича надо беспрекословно: иначе вон что случается. Однако территория вокруг Департамента полиции и так достаточно просматривалась филёрами — возможно, целью Азефа было как раз отвлечь внимание на Сергиевскую, где ничего не готовилось.

Впрочем, скорее всего, Азеф держал в уме несколько вариантов развития событий, и на каждый случай у него был свой план.

План же Савинкова и компании был таков:

«Около 12 часов дня по четвергам Плеве выезжал из своего дома и ехал по набережной Фонтанки к Неве и по набережной Невы к Зимнему дворцу. Возвращался он или той же дорогой, или по Пантелеймоновской мимо вторых ворот департамента полиции, к главному подъезду, что на Фонтанке. Предполагалось ждать его на пути. Покотилов с двумя бомбами должен был сделать первое нападение. Он должен был встретить Плеве на набережной Фонтанки около дома Штиглица. Боришанский, тоже с двумя бомбами, занимал место ближе к Неве, у Рыбного переулка. Сазонов с бомбой под фартуком пролетки становился у подъезда департамента полиции лицом к Неве. Также лицом к Неве, с другой стороны подъезда, ближе к Пантелеймоновской, стоял Мацеевский. Он должен был снять шапку при приближении кареты Плеве и этим подать знак Сазонову. Наконец, на Цепном мосту, имея в поле зрения всю Пантелеймоновскую, находился Каляев, на виду как Покотилова, так и Сазонова. Его обязанность была дать им знак в случае, если Плеве вернется через Литейный проспект».

С высоты своего последующего террористического опыта Савинков признает: диспозиция была крайне неудачна.

В итоге Плеве не был убит, но и никого не арестовали. В какой-то момент Савинков, ждавший известий в Летнем саду, вздрогнул от прозвучавшего взрыва: но нет, это выстрелила полдневная петропавловская пушка. Вскоре появился взволнованный Покотилов и сообщил, что «сбежал Боришанский». Сбежал, потому что заметил за собой слежку. Остальные метальщики оставались на местах. Возвращаясь домой из дворца, Плеве проехал совсем недалеко от Сазонова. Но тот, чтобы не привлекать внимания, развернул пролетку и стал так же, как другие извозчики, — лицом к цирку. В результате он не заметил сигнала, поданного Мацеевским… и не успел достать бомбу из-под фартука и кинуть в цель.

От Азефа между тем не было известий. Группа разъехалась: Швейцер с динамитом обратно в Либаву, Боришанский в Бердичев, Каляев в Киев, Покотилов в Двинск. В Двинске Азефа не нашлось. Решили, что он арестован.

Лишившись руководства, террористы заметались. Савинков считал, что сил на убийство Плеве у партии нет. Другие с ним не соглашались.

Швейцер и Савинков приехали к Каляеву в Киев и принялись зачем-то готовить покушение на Клейгельса (к тому времени переведенного генерал-губернатором в Киев из Петербурга). Боришанский и Покотилов уехали в Петербург, чтобы вместе с Сазоновым и Мацеевским довести до конца «дело на Плеве». «Абрам» (кличка Боришанского) хотел «реабилитироваться», Сазонов и Покотилов были фанатично зациклены именно на личности министра внутренних дел.