Владимир Гернгросс - На мостике тральщика Страница 36

Со временем, однако, все стало на свое место. Дела у нас на корабле шли хорошо, я входил во вкус трального дела. Постепенно и отношение адмирала ко мне изменилось. Он не скрывал своей радости, когда наш тральщик подтвердил первенство среди малых кораблей по боевой и политической подготовке.

Все это вспомнилось теперь в каюте адмирала.

— Что ж, со временем можно снова вернуться на тральщики, — сказал он. — А что касается «Шквала», то корабль этот хороший. Освоитесь и будете воевать не хуже, чем на «Щите».

Я знал, что В. Г. Фадеев в тридцатых годах командовал «Шквалом», приняв его от замечательного моряка и командира Льва Анатольевича Владимирского. Владимир Георгиевич посвятил меня в историю этого сторожевого корабля, рассказал о его добрых традициях.

— Сдавайте тральщик и дня через три–четыре принимайте у Вячеслава Георгиевича Бакарджиева сторожевик, — сказал в заключение адмирал. — А сейчас прошу отобедать с нами.

За обеденным столом были также начальник политотдела Федор Тимофеевич Кадушкин и начальник штаба Александр Иванович Студеничников. Они уже знали о моем назначении и с пониманием относились к моим переживаниям, говорили, что еще послужим вместе.

Позднее я действительно был снова назначен на тральщики, но уже командиром дивизиона. А в тот день я с тяжелым сердцем возвращался на «Щит», которым командовал вот уже почти три года. Здесь, по существу, началось мое командирское становление. И, как зачастую бывает, на первых порах не все получалось. Но эти три года явились для меня большой школой. На «Щите» я прошел командирские университеты, усвоил смысл высоких требований к человеку, которому доверяется корабельный мостик.

Большую помощь оказывал мне командный состав корабля, в том числе старшины. У каждого лейтенанта и младшего командира было чему поучиться. Я бесконечно благодарен за науку, внимание и помощь и нашему адмиралу, и начальнику политотдела, и начальнику штаба, и моим товарищам — командирам тральщиков со стажем.

Надежной опорой была партийная организация. Она принимала меня в члены партии, всегда оказывала поддержку в мобилизации экипажа на успешное выполнение заданий командования. Ее влияние постоянно усиливалось. И если мне удалось что–то сделать, сплотить людей, то этим я во многом обязан коммунистам и комсомольцам тральщика. И конечно же нашему комиссару, а потом замполиту Никите Павловичу Савощенко. Это человек высоких нравственных качеств, опытный организатор партийно–политической работы. Его роль в моем командирском становлении немалая.

Помню, в первые месяцы войны кое–кто на корабле, даже некоторые командиры, поговаривали, что я излишне требователен, что в условиях военных действий якобы не обязательно заниматься боевой подготовкой. И нам с Савощенко, партийной и комсомольской организациям пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть эти настроения, переубедить людей. Теперь на корабле стало непреложным правилом — использовать любую возможность для учебы, неукоснительно соблюдать требования уставов, как бы ни сложна была боевая обстановка.

А как важно было преодолеть нервозность и суетливость, проявлявшиеся у отдельных членов экипажа, особенно в первых боях. Мы с комиссаром понимали, что эти явления происходят от необстрелянности людей, от чувства робости, и старались сами, а также требовали от офицеров и старшин влиять на окружающих своей выдержкой, хладнокровием, разумной смелостью и отвагой. И это дало эффект — на «Щите» вскоре же установилась подлинно деловая обстановка.

Определенный порядок у нас сложился на мостике и на верхней палубе. Я сразу дал понять, что не терплю здесь ненужных разговоров, что мне не нравится, когда команды подаются излишне громко и резко — это отвлекает вахтенных от своего дела, мешает им сосредоточиться, рассеивает внимание. Постепенно все привыкли к моим требованиям, никто не нарушал раз и навсегда установившиеся правила.

У экипажа «Щита» сложилось немало замечательных традиций. Славу лучшего корабля, добытую в предвоенное время в боевой учебе, экипаж закрепил и умножил боевыми делами. Нашим девизом стало: «Каждое боевое задание выполнять образцово!» Утвердился и такой обычай: вернулся в базу — будь готов немедленно выйти в поход. Когда мы возвращались с задания, никто не уходил отдыхать, пока не приводил механизмы в полный порядок.

На «Щите» нормой поведения всех и каждого стала нетерпимость к беспорядку, расхлябанности, неорганизованности. Я знал, что никто из экипажа не пройдет равнодушно мимо криво повешенного спасательного круга, мимо окурка, брошенного на палубу, случайно болтающегося кранца за бортом. Каждый чувствовал себя хозяином на тральщике. А это уже любовь к кораблю, приверженность к флотскому порядку, это высокое сознание и огромная ответственность за общее дело.

В экипаже свято соблюдалась и давняя традиция — отлично знать корабль, свою специальность, быть мастером своего дела. Первыми и в этой области были, конечно, командиры всех степеней.

Одной из наших замечательных традиций являлась сплоченность, боевая спайка личного состава. Экипаж «Щита» был многонациональный. Служили на нем и русские, и украинцы, и татары, и азербайджанцы, и евреи, но все они крепко дружили; их объединяла коммунистическая убежденность, верность великому делу партии и народа, непреклонная решимость отстоять Советскую Родину, внести достойный вклад в разгром злейшего врага человечества — фашизма.

И вот теперь приходилось расставаться с людьми, ставшими мне родными, оставлять все, что далось немалым трудом.

Когда я вернулся на корабль, все смотрели на меня как–то настороженно и вопросительно. Видимо, уже что–то знали. Вскоре на «Щит» прибыл старший лейтенант Вадим Владимирович Гусаков, который до этого служил помощником командира тральщика «Защитник» и был хорошо мне знаком. Собрав офицеров, я объявил им о переводе меня на сторожевой корабль и представил нового командира «Щита». Затем провел Гусакова по боевым постам, познакомил его с кораблем.

Теперь уже все в экипаже знали о том, что я получил перевод по службе, и вечером ко мне стали заходить матросы и старшины, чтобы попрощаться, выразить пожелания. Некоторые оставляли на память свои фотографии, приносили незамысловатые, простенькие, но очень дорогие для меня матросские подарки. До сих пор я храню сувенир, преподнесенный мне сигнальщиком Алексеем Радченко, большим умельцем, — два миниатюрных, изготовленных из листовой пробки спасательных круга с надписью «Щит».

Утром перед строем личного состава был зачитан приказ командира соединения контр–адмирала В. Г. Фадеева. В приказе мне объявлялась благодарность, отмечались боевые походы и добрые дела экипажа. Меня до глубины души взволновала оценка моей командирской деятельности. Не поскупился адмирал на теплые слова. Его похвалу я воспринял как большую награду. Слушая приказ и отдавая честь морской святыне — корабельному флагу, я не выдержал и на виду у всего экипажа прослезился.