Ирина Роднина - Слеза чемпионки Страница 37

Собрался тренерский коллектив, пришли руководители фигурного катания, спорткомитетовское начальство, но все обрушила Татьяна Анатольевна Тарасова, сказав, что ей лично Писеев не мешает. Саша Веденин, связанный с ней многолетней близкой дружбой, тут же заявил, что он еще не видит в себе достаточно сил, чтобы взвалить на себя такую ответственность. Совещание на этом закончилось, меня на нем, к счастью, не было, мне позвонил Сергей Павлович: «Ира, в следующий раз людей, с которыми ты идешь в бой, подбирай понадежнее». Я помню, как однажды он мне сказал: «Да ладно, переживем и это. Тем более, мы оба с тобой роста невысокого, нам не больно будет падать».

Павлов был фантастический оптимист. И это передавалось всем, кто с ним соприкасался. Он не только азартно работал, он по-человечески был очень талантлив. За те три-четыре дня, что мы с ним были в Румынии, он к отъезду уже мог по-румынски изъясняться. Он языки хватал на лету, он всё хорошо помнил, умел ладить с людьми и, что очень важно, умел, как я уже говорила, извиняться. Да, у него были любимцы. И я входила в их число. Но перейти незримую границу правил и приличий я себе по отношению к нему никогда не позволяла. В первую очередь потому, что я к нему хорошо относилась, а во вторую — потому, что я себя тоже уважала.

Но то, как его снимали с работы, точнее, убирали, — стыд полный. К восьмидесятым годам спорт в стране поднялся на огромную высоту. Не надо быть шибко умным, чтобы понимать, спорт — это престижное дело. Слава не только на всю страну — на весь мир. Для многих начальников спорт оказался еще и прибыльным делом.

Его снимали с должности некрасиво. Нашли какую-то жуткую, неправдоподобную причину. Как раз в его день рождения. Мне позвонил Зайцев: «Пришло известие, что Сергея Павловича сняли». Я звоню Павлову. (У меня был его прямой телефон, которым я никогда не пользовалась, всегда звонила через секретаря. Тот звонок стал единственным, когда я воспользовалась его личным номером.) «Не знаю, Сергей Павлович, что говорить, приносить свои поздравления или соболезнования?» Он в ответ: «Зачем по телефону? Если не боишься, приезжай!» Я: «Сейчас еду».

Приехала. В приемной стоял Валентин Лукич Сыч. Точнее, возвышался, опершись, в проеме двери. Я у него под рукой и прошла, он же высокий был, а он так выразительно на меня посмотрел: «Ира, разве ты не знаешь?» Я ему: «Знаю, поэтому и пришла, но боюсь, что когда вас снимут, к вам никто не придет». Накаркала я. С Сычом у нас были тяжелые отношения. Он целиком и полностью поддерживал Писеева, очень ему доверял, более того — был его приятелем. Через несколько лет мы случайно встретились с Валентином Лукичом, и он мне сказал: «Ты оказалась права на сто процентов. Первым, кто со мной перестал здороваться, был Писеев».

Петр Степанович Богданов был руководителем Центрального совета «Динамо». Когда закончилась наша спортивная карьера, Зайцева пригласили работать в Спорткомитет, а меня после ЦК ВЛКСМ — в «Динамо».

Зайцев попал в группу специалистов-советников, сидел в одной комнате с пожилыми, опытными людьми и ума-разума набирался. Я знаю, что Сергей Павлович очень болезненно воспринимал, что я пошла в ЦК комсомола. Я там уже проработала больше полугода, когда он не выдержал и сказал: «Ира, заканчивай». Я его спрашиваю: «А куда мне идти работать?»

В ЦСКА мне с такой скоростью подписали обходной лист и выдали учетную карточку, когда я снималась с партийного учета, что даже не успели посмотреть, что за мной числилась масса различного инвентаря. Потом они за мной бегали без устали. Тут уже я восстала: ничего вам отдавать не буду — ни коньки, ни платье! Как хотите, так и списывайте! Я только-только заикнулась, что меня приглашают в ЦК комсомола, а в ЦСКА уже вздохнули с облегчением — наконец-то! Все понимали: так просто мы не уйдем, значит, надо нам место какое-то искать, а это значит, придется кому-то тесниться в клубе, а тут еще наше противостояние с Жуком. И тут я с новостью, что ухожу. Они мне за час всё подмахнули. Обычно в клубе, чтобы уволиться, надо было не один день потратить. В ЦСКА, кстати, мне так ничего не предложили, тихо сидели и молчали. Для них подобное разрешение вопроса оказалось счастьем.

Возвращаюсь к разговору с Сергеем Павловичем. Я спросила его: «И куда же я пойду работать?» Тогда он переговорил с Петром Степановичем Богдановым, и, по примеру специализированной группы танцев Пахомовой в ЦСКА, мне предложили возглавить такую же специализированную группу парного катания в «Динамо».

Когда я от Сергея Павловича пришла к Богданову, что меня больше всего поразило? Уже все документы были готовы, мне полагалось только дать согласие и подготовить список группы — фамилии спортсменов и тренеров. Группу Милы курировал Виктор Иванович Рыжкин. И это ему, мне кажется, продлило жизнь, потому что он с Жуком будь здоров как намаялся. Рыжкин целиком и полностью переключился на Милину группу, помогал как мог, вместе с ней ребят отбирал. По тому же принципу решили создать группу парников для меня в «Динамо». Еще до моего прихода там рассчитали бюджет и утвердили ставки. Во всем этом заслуга Петра Степановича.

У меня в жизни случилось несколько нелегких моментов вне спорта, когда он мне здорово помогал, особенно во время развода. Когда Зайцев увез от меня маленького Сашку, я, как любая нормальная мать, билась в истерике, звонила Богданову и говорила: «Что мне делать? Вызывать наряд милиции?..»

Дело в том, что Зайцева из комитета очень скоро после ухода Павлова, мягко говоря, попросили. Я пришла к Петру Степановичу: «Если у меня муж безработный, то и я плохой работник». Он мне предложил: «Бери его к себе». Я говорю: «Нет. Я с Зайцевым каталась и знаю, что вместе мы работать не сможем. Но если он не трудоустроен, мне будет очень нелегко». Тогда Зайцева взяли работать в штат Центрального совета «Динамо». Первое время у него не было даже должности и не было определено, чем же он будет заниматься. Петр Степанович пошел мне навстречу.

Он так говорил: ты, конечно, можешь заявить в милицию, но подумай, что будет с ребенком. Он меня успокаивал, а сам что-то предпринимал. Я действительно могла устроить что угодно. Зайцев без моего согласия взял и увез ребенка на сбор. Та еще была эпопея. Я пришла за сыном в школу, но Сашу там не нашла, только его школьный рюкзак. Богданов понимал, какой тяжелый момент я переживаю, и помогал по мере сил. Много со мной разговаривал: «Ирочка, я тебя не могу отговорить от первого шага, то есть от развода. Но я тебя очень прошу — подумай, прежде чем делать второй шаг, чтобы он не оказался еще больнее». Мудрые были у нас начальники. Точнее, были среди них и мудрые.