Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой Страница 37

Среди женщин в группе обычным физическим проявлением постоянно нарастающего страха и стресса было преждевременное исчезновение менструаций. Одна из членов группы в свои тридцать лет и при нормальном весе не имела менструаций многие годы. Недавние исследования показали, что при условиях, в которых мы жили, и мужчины, и женщины часто теряют вторичные половые признаки.

Увлечение сексом, стимуляторами и спиртными напитками, конечно, запрещалось, хотя многие тайно позволяли себе это. Платой за то, чтобы быть со своей семьей, были жестокие удары по нашим иммунным системам. Мы жили по «модели выживания».

Хроническая депрессия — общая реакция на PTSD. Внутри группы отслеживались признаки депрессии, которые расценивались как слабость и наказывались, если наши улыбки не были яркими или казались не настоящими. Воин не имел права позволить себе такие человеческие слабости, как печаль и отчаяние.

Уже в последние годы пребывания в группе я нашла книгу под названием «Я не могу преодолеть это. Руководство по выживанию при травмах» доктора психологии Афродиты Матсакис, которая направила меня на путь исцеления. Сначала она настолько задела меня за живое, что я просто не могла ее читать без слез.

Я узнала, что в 1975 году психолог Мартин Селигман провел ряд известных экспериментов, настолько убедительных, что после них вошел в употребление термин «синдром выученной беспомощности».

В экспериментах Селигмана животные, которые не могли никуда убежать, неоднократно получали шок от удара током. Как писала Матсакис «Сначала животные боролись, пробовали уходить и кричали от боли или гнева. Потом они погружались в апатию и отчаяние. Позже, во втором цикле экспериментов, те же самые животные снова были подвергались воздействию тока — только на этот раз, нажимая рычаг или выполняя какую-то другую простую задачу, они могли предотвратить удар. Но они не прилагали никаких усилий, чтобы сделать это.»

«Животные научились быть беспомощными. Видимо предыдущий опыт психологически подействовал на них так, что даже когда им предлагались средства спасения от боли, они не могли выполнить простое действие, которое прекратило бы их страдания».

Хорошо известный «синдром битой жены» является весьма ярким примером усвоенной беспомощности. Ученые наблюдали, что длительное страдание ведет к появлению тех же самых признаков у людей. В дополнение к продолжительному пребыванию в унизительной ситуации другими признаками являются «вспышки гнева и агрессивности, сопровождающиеся оцепенением или апатичностью, отчаянием, недостатком интереса к еде, сексу или игре» (Ван дер Долдэ, 1988; Росси, 1986).

Доктор Матсакис на самом деле выразила мои чувства, когда написала: «Главная причина, по которой людям, подвергающимся издевательствам и насилию, трудно уйти от него или ударить в ответ, — это усвоенная беспомощность…они привыкли к глубокому, всеобъемлющему чувству бессилия…» Согласно мнению экспертов в этой области, постепенное восстановление возможно. В идеале самой эффективной помощью может стать неосуждающий врач, хорошие друзья и терпеливый, благосклонный партнер.

Джон Г. Аллен, доктор психологии, написал в своей книге «Как справиться с травмой. Руководство к самопониманию»:

«Здравый смысл диктует, что тот, кто был неоднократно травмирован, с кем плохо обращались, будет делать все возможное, чтобы убежать или, по крайней мере, держаться на расстоянии от источника травмы. Но все же мы непрерывно наблюдаем противоположное…»

«Возможно, это трудно понять, но издевательства, насилие и плохое обращение могут фактически усилить связи в отношениях. Нельзя сказать, что этот феномен присущ только людям… Возможно, не так трудно объяснить, почему человек поддерживает отношения, несмотря на злоупотребление доверием и насилие, — любые отношения могут быть лучше, чем отсутствие взаимоотношений вообще».

В то время, когда группа переживала один из своих наиболее темных периодов, нас часто убеждали быть «светлыми» или что наше «новое настроение — это сама легкость». Мы повиновались или пробовали чувствовать себя так и отвергали наш единственный путь к здоровью — свободе оплакивать потери и разлуки.

Некоторые в группе были крайне сдержанны, скрытны, какой позже стала и я, по отношению к Муни, Флоринде и Тайше, они рыдали и бушевали, отчаянно ища облегчение, принимая желанные успокоительные средства или спиртные напитки. Мы были проинструктированы отказаться от наших естественных чувств, чтобы быть «безупречными воинами», способными присоединиться к нагвалю в его «решающем путешествии».

В сущности, моя семья со всей своей подлинной любовью и взаимовыручкой обеспечила основу для моего пребывания в группе и борьбе за то, чтобы возвращаться, когда вышвыривают пинками. Я была плодом, созревшим для сбора. Я была грубо брошена любовником, когда умер отец, и чувствовала себя отчаянно одинокой. Когда я поведала об этом Кэрол, она сказала: «Идеальное время, чтобы заполучить тебя».

Я не могла оставить группу, и при этом я не могла полностью присоединиться к ней. Какая-то искра бунтаря внутри меня не позволяла сдаться окончательно, и я так и не стала трутнем, подобно моим соратникам, потому что периодически решалась дерзить и бросать вызов Карлосу, а не обращаться с ним постоянно как с божеством.

Флоринда играла важную роль в этой драме, столь же важную, как и Карлос. Она подчеркивала, что была мне «хорошей матерью, настоящей матерью», той, которая, в отличие от Сильвии, любит меня.

«Ты должна столкнуть Сильвию вниз с лестницы, — часто говорила она, добавляя:

— Шучу, конечно!»

Я жаждала привязанности и товарищеских отношений, страстно хотела иметь «добрую мать». Но моя собственная мать не могла не быть тем, кем она была, — ее детство было по-настоящему ужасно: семья жила бедно в еврейском гетто в Бронксе, в Нью-Йорке. Каждый день перед уходом в школу мать говорила Сильвии: «Если ты сегодня не будешь хорошей девочкой, то когда придешь домой, найдешь меня лежащей с головой в духовке, такой я однажды нашла свою мать».

Естественно, девочка была ожесточена и напугана. Она сказала мне, что «жила, чтобы ненавидеть» и гордилась своей мстительностью и злобой. Моя мать была не способна к постоянному проявлению своей любви, но любила меня по-настоящему и периодически я ощущала это в полной мере.

Много-много лет спустя я узнала нечто удивительное — моя мать без конца рассказывала своим друзьям, как она обожала меня и какой красивой я была.