Людмила Гурченко - Мое взрослое детство Страница 37

«К сожалению, ты этого не пела. Твой папочка учил тебя по-своему. У него все не как у людей».

Моим педагогом по пению была Матильда Владимировна Тафт. Училась я у нее легко, с удовольствием. Она первая занялась моим воспитанием, моей речью. И заставила меня читать. В начале урока я рассказывала прочитанное своими словами. Два года наш урок по пению всегда начинался с этого. Мне стоило огромных усилий и напряжения следить за своей речью, чтобы не проскользнули лишние словечки — "словесный мусор».

Матильда Владимировна говорила, что песни я пеку, «как блины». Дважды она мне никогда ничего не повторяла. Я с ходу запоминала интонацию, краски, дыхание. И еще мы боролись с моей шепелявостью.

А вот по теории музыки дело у меня шло очень плохо. Во-первых, я долго учила ноты. Тут я точно пошла в папу! Тупо смотрела на доску с интервалами, на бемоли и диезы, ключи... Было ужасно скучно. Я совсем не понимала, как писать диктант нотами. Как это нотами записать мелодию? Да я лучше пропою эту мелодию!

Так же безнадежно было и с занятиями по фортепьяно. Я училась у Ольги Николаевны Хлебниковой — сестры директора музыкальной школы. Жила она на Рымарской, около сада Шевченко, вместе со своей сестрой. Им обеим было лет по семьдесят. Большая комната была перегорожена шкафами на две половины. На половине Ольги Николаевны стоял огромный, черный расстроенный рояль. Как хотелось на нем поиграть! Дома у нас инструмента не было, и я всегда приходила на занятия с невыученными уроками. Домой мне Ольга Николаевна задавала одно и то же задание и дальше Гедике и Майкапара мы не потянули.

Ольга Николаевна меня не ругала. Она понимала, что без инструмента далеко не уедешь, любила меня, поила чаем с вареньем.

Ее дочь была замужем за певцом — народным артистом СССР Гришко, и Ольга Николаевна этим обстоятельством очень гордилась. Над диваном висел портрет певца. На стенах висели его фотографии в ролях, коричневатые овальные фото господ, одетых в старинное: мужчины в пенсне и манишках, дамы в шляпах с перьями, с голыми плечами и толстыми нитками жемчуга. Под стеклом в шкафу огромные старинные книги. Часы в углу, двухметровой высоты, били через каждые пятнадцать минут. Мне все очень нравилось у Ольги Николаевны, все у нее было так интересно!

В школе меня держали за отличную успеваемость по основному предмету. И дирекции пришлось закрыть глаза на мои хвосты. Зато, как только концерт или ответственное выступление... «У нас есть замечательная ученица, наша лучшая ученица, она обязательно у вас выступит».

 «Просветления» у меня происходили всегда внезапно. Однажды, вдруг, наступила ясность, как писать нотный диктант. Чтобы проверить себя, я пошла на занятие по теории музыки. Педагог уже давно не видел меня на уроках и был удивлен моему появлению. Я написала диктант. Одна неточность, все остальное правильно! Как же я была довольна. Сообразила! Значит, не болван. Но скоро опять остыла, забросила теорию, до гармонии так и не дошла. Сейчас очень жалею об этом...

ПЕРВЫЙ ЗАРАБОТОК

Новый 1945 год мы с мамой встречали в ремесленном училище № 11. Одной стороной оно выходило на Клочковскую, а другой — на речку, где через мост стоит огромная Благовещенская церковь.

Ученики училища днем работали у станков, а вечером занимались в кружке художественной самодеятельности, который вела мама.

Зима сорок пятого года опять была холодной и голодной. Зарплату в училище мама получала небольшую, зато в те дни, когда у мамы были занятия кружка, мы обедали и ужинали. Я высчитывала: вторник, четверг, суббота! Во-первых, поедим, во-вторых, я присутствовала при разучивании новых песен. Большинство этих песен мы получали от папы с фронта. Он вкладывал в письмо нотную строчку и текст песни.

Мне казалось чудом, что в начале репетиции был немой листочек нот и текста — просто измятый листок, вложенный в треугольное солдатское письмо, — а к концу репетиции возникала живая песня, заставлявшая плакать. Хотелось о ней думать, фантазировать о будущем.

А какой успех имела песня, которую папа просил выделить особо: «Леля! Ета песня на фронте имеить первоклассный успех! Смотри, не проворонь вещь, приподнеси як следуить быть».

Называлась она «Два Максима». Припев этой песни я пела с утра до вечера: «Так, так, так,— говорит пулеметчик, дак-дак-дак,— говорит пулемет». Первыми песни с фронта запели в Харькове участники маминого кружка самодеятельности в ремесленном училище № 11.

А кто прислал эти песни с самого фронта, с самой передовой? Мой папа!

В кружке у мамы была одна девушка с необыкновенным голосом — чистое и про­зрачное колоратурное сопрано. Она была удивительно музыкальной, а когда пела:

Ой, нэ свиты, мисяченьку,Нэ свиты никому,Тильки свиты мылэнькому,Як идэ до дому, —

зал замирал от восторга. Вот она любила петь, любила зрительный зал, когда пела, была счастливой, становилась красивой... Сейчас ее знает вся страна. Это народная артистка СССР Евгения Мирошниченко. Сейчас она поет в Киевском оперном театре...

Но я тогда была влюблена не в нее, а в Лидию Острашкову. Лида была секретарем комсомольской организации училища и всегда помогала маме на репетициях, проведении концертов.

У Лиды был сиплый голос. Создавалось такое впечатление, будто она все время простужена. Лида рассказывала нам, как немцы зимой заставили всех жителей ее села рыть окопы... Началась бомбежка, паника, они с матерью потеряли друг друга. Лида бегала по полю и кричала: «Ма-ма!» Потом она нашла ее останки... «Наверное, тогда на морозе я и сорвала голос»

...В дверь стучит женщина. На ней плащ, весь в глине. Лицо у женщины иэмученное, видно, что она чем-то очень расстроена. Из двери появляется головка девочки. Ей лет четырнадцать-пятнадцать, худенькая, изможденная голодом, блокадой, с большим открытым лбом, с косичками.

«Ты Соня?»

«Да»...

Девочка медленно поднимает испуганные глаза на женщину.

«Твою маму, в окопах... убили немцы...»

Это сцена из фильма «Балтийское небо» по одноименному роману Николая Чуковского. «Балтийское небо» — фильм о летчиках, защищавших небо блокадного Ленинграда от фашистов в годы войны. Едва прочитав сценарий, я сразу вспомнила Лиду Острашкову.

Роль Сони была моя первая драматическая роль на экране. Она принесла мне удачу. И пресса обо мне хорошо писала: «По-новому, неожиданно, в драматической роли раскрылась актриса Л. Гурченко». Но инерция после «Карнавальной ночи» и «Девушки с гитарой» была сильнее, и моя драматическая роль в «Балтийском небе» мою дальнейшую судьбу в кино не изменила...