Антон Вильгоцкий - Кто такая Айн Рэнд? Страница 37

Но, несмотря на все те ужасы, с которыми сталкивалась страдающая под гнетом диктаторов Европа, Рэнд и другие представители правого крыла выступали против вступления Соединенных Штатов в европейский конфликт. Они предпочитали вариант, при котором Гитлер беспрепятственно вторгся бы в Россию и схлестнулся в противоборстве со Сталиным, оставив Америке наблюдать, кто из двух диктаторов уцелеет в этой борьбе.

Уэнделл Уилки не возражал против участия Америки в войне. Но был популярным выразителем интересов бизнеса в борьбе с Новым курсом. Надежду на успех он черпал в антирузвельтовских кругах – а те, в свою очередь, восхищались его зажигательными речами о правах собственников и важности индустриальной свободы для дальнейшего процветания страны. Против пугающего заверению Рузвельта о том, что «зависимость от свободных действий отдельно взятых личностей» является пережитком прошлого, он возражал, утверждая, что «только сильные могут быть свободными – и только продуктивные могут быть сильными». Под этим высказыванием Рэнд была готова подписаться обеими руками. Она, похоже, не замечала его часто повторявшихся призывов «соблюдать баланс между правами личности и потребностями общества».

Глава 13

Рождение индивидуализма

Когда в ноябре 1940 Уэнделл Уилки проиграл выборы, Рэнд была возмущена до глубины души. Сперва она обвинила во всем самого Уилки. Она и ее новые единомышленники посчитали, что он просто помахал кулаками перед носом у Рузвельта, а после, поняв, что неизбежно проиграет, дал задний ход. Они не сомневались, что переоценили его приверженность идеям свободного рынка. Разочаровавшись, Рэнд принялась порицать его. «Уилки был самым виноватым человеком из всех, кто когда-либо разрушал Америку, даже более виноватым, чем Рузвельт, который был всего лишь порождением своей эпохи», – заявляла она, с упорством, которое стало характерной чертой ее манеры выступать на публике.

Поражение кандидата, которого она столь горячо поддерживала, стало венцом целой череды разочарований и неудач. Ей не удалось найти продюсера для пьесы «Идеал» и американского издателя для повести «Гимн». Роман «Мы – живые» был изъят из печати, а спектакль по основанной на этой книге пьесе «Непокоренные» потерпел коммерческое фиаско и стал для Рэнд пятном на ее писательской репутации. В рецензиях писали, что автор не смогла донести до зрителя идею, заложенную в ее собственном романе – ту самую, в которую она день ото дня верила все больше: следует защищать личность от большинства, толпы, коллектива, церкви, государства и страны Советов.

Контракт на издание «Источника» был расторгнут. Появилась некоторая напряженность и в отношениях с супругом. Рэнд стала менее открытой, чем была всегда. У нее появилась привычка превращать слабых или нерешительных союзников во врагов – и она без колебаний делала это, с подлинно российским размахом.

Однако к своим товарищам из числа бывших сторонников Уэнделла Уилки она относилась как к людям с сильными убеждениями. Теперь они начали бороться против него – писали статьи и письма в газеты, высмеивая неудачливого политика и обвиняя его в пособничестве коммунистической партии Соединенных Штатов. В беседе с драматургом Чейнингом Поллоком (с которым Рэнд также познакомилась, благодаря участию в деятельности «Уилки-клуба») она сказала, что теперь страна нуждается – пока еще не поздно – в организации, объединяющей консервативных интеллектуалов, которые разработали бы полноценную идеологию – или моральное оправдание – свободного от вмешательства властей капитализма и воплотили ее в жизнь, сделав таким образом то, что отказался сделать Уилки. Она попросила Поллока стать лидером этой организации, и он согласился.

Поллок был газетным колумнистом и относительно успешным драматургом. Он входил в состав политической организации «Лига Свободы» и имел хорошие связи в среде обеспеченных консерваторов. Как и Рэнд, он был убежденным индивидуалистом и непримиримым врагом Рузвельта. Однако, в отличие от многих других оппонентов тридцать второго американского президента, Поллок был сторонником помощи Британии и разделял мнение Рузвельта относительно того, что участие Соединенных Штатов в войне может быть необходимым. Он регулярно путешествовал по стране, выступая с речами, в равной степени ниспровергавшими коммунизм, Новый курс и политику изоляционизма. Он даже выдвинул идею о необходимости создания могущественной организации среднего класса, чтобы с ее помощью «разгромить гнилые силы коммунизма, фашизма, коллективизма и покончить с атмосферой всеобщего идиотизма». То же самое хотела сделать и Рэнд.

Она связалась с Поллоком в начале 1941 года. Его имя было своеобразным «паровозом», который мог привлечь к организации как внимание, так и спонсоров. Без помощи с его стороны – или со стороны кого-либо столь же известного – идея Рэнд зашла бы в тупик. Поллок был заинтересован – но не был готов немедленно взять на себя какие-то обязательства. Он решил испытать концепцию на прочность в течение своего следующего лекционного тура, предлагая всем, кто заинтересован в создании такой политической группы, обращаться к нему. Откликнулись четыре тысячи человек, и это вполне убедило Поллока в том, что предложенная Рэнд идея имеет право на жизнь. Вернувшись в Нью-Йорк в апреле, он дал ей отмашку действовать. Поллок разослал письма потенциальным участникам и попросил Рэнд набросать основные положения.

Результатом стал написанный ею тридцатидвухстраничный «Манифест индивидуализма» – первое всеобъемлющее выражение ее политических и философских взглядов. Поллоку было нужно что-нибудь покороче – но если уж Рэнд взялась за дело, остановить ее было невозможно. Она провела целый уик-энд, вычитывая и правя эссе, которое должно было «стать фундаментом нашей партийной линии и основополагающим документом – таким же, каким, с противоположной стороны, являлся манифест коммунистической партии». В отличие от забуксовавшего романа, «Манифест» написался будто бы сам собой.

В этом документе можно найти множество тезисов, получивших развитие в ее более поздних работах. Это был отмеченный печатью пристального внимания к человеческой психологии всеобъемлющий документ, затрагивавший такие темы, как права человека, история и теория о социальных классах. Многие из высказанных в нем идей она впоследствии конкретизировала как в своих публицистических произведениях, так и в художественной литературе. Имелись, конечно, и некоторые различия. В «Манифесте» было больше пояснений и больше внимания к нюансам, нежели в ее книгах. Стоит отметить, что здесь она еще не говорила о человеческом разуме, как о важной части концепции индивидуализма, и всего дважды использует слово «альтруизм». Однако в этом документе можно найти многие другие черты, присущие ее более зрелым взглядам.