Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2 Страница 37

— Хорошо. Тогда идем. Ведите! Я не знаю пути.

Мы пересекаем долину по проселочной дороге, среди веселой березовой рощи. Предвечерняя тишина. Лишь неугомонно щебечут птицы. Как странно… Изольда не знает, что слышит музыку жизни в последний раз: в ее голове столько мыслей, планов… Она старается предугадать все, что скажет ей незнакомец… Вероятно, волнуется… Спешит… Она сейчас вся впереди, с Иолантой, и ради нее еще дальше — в угрожающей неизвестности: торопится вперед и вперед, пока не дойдет до скалы с белым крестом… Семь шагов дальше… И жизнь, наполненная великой любовью, в которой сплелись преступление и подвиг, вдруг оборвется… Я не победитель и не палач. Веду ее на смерть с брезгливым равнодушием. Потому что нет во мне сейчас ни злобы, ни торжества, но только физическое удовлетворение от мысли, что еще одно недолгое напряжение — и потом будет отдых. Хотя завтра я не смогу отдохнуть: нужно будет подчеркнуто веселиться… Но потом… Ах, да — похороны… Не будет покоя. Только когда-нибудь, когда положу усталую голову на нежные колени Иоланты… Не думать… об Иоланте… сейчас… Не надо… Не надо!..

Когда долина кончилась, и мы свернули на дорожку, круто шедшую на подъем, Изольда остановилась и взглянула вверх. Солнце зашло за горами, перед нами поднимался по крутому склону лес, в котором уже залегли вечерние тени. Из ущелья потянуло сырым холодком, как из открытого склепа…

— Я не понимаю, зачем столько таинственности? — обернулась ко мне Изольда, передернув плечами, как от внезапной дрожи. — Вы разыгрываете дешевый роман! Не лучше ли вызвать вашего знакомого в Гриндельвальд и поговорить с ним в номере отеля?

Сейчас будет опасное место. Так и есть: на повороте Изольда останавливается, видимо, пораженная. Внизу под нами, как на ладони, виден ресторанчик у ледника, куда мы якобы идем. Веселый домик, усыпанная гравием площадка, крошечные фигурки людей. Мы успели подняться высоко. Под домиком — дикое нагромождение бело-зеленых ледяных скал. Впереди нас — темная узкая расщелина, откуда внизу выползает ледник, а на уровне с нами нависло облако холодного, сырого тумана. В нем исчезают черные и мокрые уступы отвесных скал.

— Вон ресторан! — Изольда смотрит на меня в упор. Синие глаза, большие и злые, сверлят меня насквозь. — Вы что же это — повели меня ложным путем, а? Куда, позвольте спросить?

Я спокойно отвечаю, обстоятельно, убедительно, не настаивая ни на чем. Она колеблется. Глядит то вниз, на уютный домик и людей, то вперед — в сине-черную мглу. Закуривает, и я вижу, как дрожат тонкие, цепкие пальцы. Напряженно думает. Потом молча идет дальше в гору.

Ну, скоро… На том повороте кончится лес. Еще два коротких крутых зигзага по склону — и последний подъем к обрыву. Безумно хочется курить. Нельзя. Сделаю это у белого креста. Иначе не отожму ее на край.

Поворот. Леса больше нет. Только тяжело клубится серая мгла и уходят в нее черные, скользкие, голые стены ущелья. Страшное безмолвие, ледяной холод нас охватывает.

— Я не пойду дальше! Что это значит? Вы меня обманули!

Изольда шла впереди. Теперь она поворачивается ко мне и стоит на узкой дорожке, держась левой рукой за скалу, а правой словно защищается от зовущей пустоты и пропасти. Лицо ее смертельно бледно, глаза широко раскрыты и кажутся черными.

— Испугались? — усмехаюсь я. — Плохой же вы защитник. Идите вниз. А Рону верните в более надежные руки. — Я демонстративно даю дорогу и делаю оскорбительный жест рукой.

— Марш!

Долгие мгновения мы стоим, пронизывая друг друга глазами. У меня в кармане браунинг. Выстрел замрет в тумане. Но пулевое ранение на упавшем со скалы трупе. Что делать?!

Отказаться? Или продолжать? Когда будет проходить мимо, можно толкнуть, но она уцепится за меня. Как быть?

Никогда не забуду ее взгляда, такого острого, точно читавшего мои мысли. Лицо стало белым как мел. В кармане я снял предохранитель. Пуля в стволе. Ноги дрожат немного…

Изольда осторожно, прижимаясь к скалам, спускается ко мне. Хватает за край куртки на груди. В упор перед собой вижу искаженное ненавистью белое лицо и страшные черные глаза.

Она силится сказать что-то и не может… Только судорожно кривятся ярко накрашенные дрожащие губы.

Безмолвие. Мгла. Скалы.

Изольда выпрямляется. Делает резкий поворот и идет вверх, держась за мокрые и холодные глыбы. Я тащусь сзади.

Первый зигзаг. Второй. Последний поворот. Подъем к скале с крестом. И семь шагов дальше. Сейчас. Собраться с силами… Конец кошмару…

Скала. Крест. Изольда твердо шагает вперед.

— Отдохнем, — сипло звучит мой голос, чужой и мертвый. — Я закурю.

Мы останавливаемся. В кармане дрожащей рукой я оставляю браунинг и беру спички. Вынимаю. Сигарета положена в рот. Белое, как мел, лицо и страшные черные глаза. Поворачиваюсь к скале, зажигаю спичку.

Большая птица испуганно взлетает из трещины в скале и с шумом проносится над нами.

Инстинктивно я поворачиваюсь и провожаю ее взглядом. В этот момент всем нутром чувствую быстрый шаг Изольды позади меня.

Резкий толчок в спину…

И, широко взмахнув руками, я лицом вперед лечу в пропасть…

Ощущения падения не было, только туман, в котором исчезла птица, вдруг мелькнул назад, и я увидел над собой белозеленые глыбы льда. Больно ударился лицом и грудью и сейчас же почувствовал, как оторвались и полетели вперед ноги. Я перевернулся через голову, опять увидел над собой туман и больно ударился спиной и поясницей.

На мгновенье как будто прилип к скале и, широко разбросив руки и ноги, застыл над пропастью. Думаю, что более ужасного момента в моей жизни не было и никогда не будет — коротенькие секунды неописуемого душевного смятения, ощущавшегося как физическое страдание. Потом тело поползло вниз… медленно… быстрее… стремительно, как камень.

Напрасно каблуками тяжелых спортивных ботинок я старался упереться в какой-нибудь выступ, напрасно цеплялся руками. Кожаная куртка, рубаха и белье сползли со спины, хомутом окрутились на шее и закрыли лицо. Все исчезло. В предсмертной тоске я вскрикнул и закрыл глаза.

Прошла секунда… Другая… Еще и еще…

Придя в себя, я открыл глаза, освободил лицо. На очень крутом, почти отвесном склоне я повис, зацепившись закрутившейся, как хомут, одеждой за пенек сосны, росшей когда-то из трещины.

Увидев под болтающимися ногами синеватую пустоту, я закрыл глаза и опять тихонько застонал, замер, парализованный страхом и отчаянием. Потом властно вступила в права животная воля к жизни. Я ощутил растущее давление одежды под мышками и понял, что под тяжестью тела руки могут вывернуться вверх и выскользнуть из рукавов. Осторожно я исправил положение. Открыл хорошенько лицо. То, что было под ногами, уже не привлекало никакого внимания: я совершенно забыл о пропасти. Очень осторожно, чтобы не сорваться с пенька и не вырвать его с корнем, огляделся по сторонам. Трещина идет к дорожке, расползаясь в стороны, как паутина, более мелкими щелями. Я нащупал впадину ногой и поглубже засунул в нее каблук… Потом другой… Ослабил давление на пенек… Одной рукой уцепился за выступ, другой нацелился еще выше… Переменил положение ног… Сдул с ресниц мешавшие смотреть горячие капли пота. Собрался с силами — и повернулся лицом к скале!