Вера Лещенко - Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго Страница 37

Он в нашем доме – символ доброты и смелости. В нашей семье я часто слышала это имя – Петр Лещенко – и конечно же в доме хранятся пластинки с его записями. Я выросла на его песнях. Эти записи, и когда под запретом были, и потом, всегда крутились в доме дедушки моего. В память об этом великом человеке. Пусть земля ему будет пухом и вечная ему память».

Получив такое письмо, я начала переписываться с Изабеллой. Узнала, что она родилась после войны спустя лет десять. Сейчас живет в Нетании, в Израиле. Бывает в Одессе. Ее дедушка прошел войну, был ранен. Когда он с внучкой гулял по Одессе, то показал ей ресторан, в котором ты выступал. Думаю, это был «Северный» – Изабелла не запомнила названия. А твое имя помнит и своим детям расскажет о тебе: «Я готова повторить на весь мир, что это был геройский поступок – укрывательство еврея во время войны. Петр Константинович именно это делал. Дедушка говорит, что знает и других, кого спас Лещенко. Встретиться дедушке с Петром Константиновичем не довелось, так как дедушка был на фронте, а бабушка с детьми находилась в эвакуации, куда дедушка и вернулся с фронта. В Одессу они вернулись после войны и Петра Константиновича уже не застали».

Я знаю и другие подобные истории, но здесь важно, что этот человек, прошедший войну, увидел в тебе спасителя, праведника. И три поколения его семьи знают о тебе, ты стал реликвией, легендой этого дома.

Продолжу рассказ Изабеллы: «Одесса была оккупирована румынами, но как говорят, хрен редьки не слаще. Евреи в то время пропадали целыми семьями. Кто не успел уехать, спрятаться, очень рисковал, появляясь на улицах Одессы. Многие музыканты и мой дядя Леня нашли убежище в ресторане Петра Константиновича. Им дали возможность не только работать при ресторане, но обеспечили питанием, дали угол для жилья. Зная доброту Петра Константиновича, люди приходили к нему с разными просьбами. Наш Ленечка был музыкантом и попросил спрятать его, готов был любую работу выполнять. Лещенко отвел его в ресторан и определил в оркестр. Предупредил, что в ресторане Ленечку не тронут, а на улицу не надо выходить. Лещенко рисковал своей головой. Власти, узнав, наказали бы его. Да не боялся он ничего, потому что был порядочным и храбрым Человеком».

Но это еще не вся история. В следующем письме Изабелла поведала: «К сожалению, мой дядя, спасенный Лещенко, не дожил до Победы. Так уж случилось, что он погиб перед самым освобождением города.

В один из апрельских дней, в перерыве между выступлениями Петра Константиновича, Леня вышел на улицу. Вечер выдался теплым, ничто не предвещало беды. Леня стоял у входа, здесь он увидел лучшую подругу своей матери. Она его узнала: „Леня, ты тут? А я думала, всех евреев перестреляли”. Развернулась и ушла. Леня понял, что надо немедленно бежать, потому что может доставить неприятности Петру Константиновичу. Не доверял он маминой подруге. Вернулся в ресторан за пиджаком, но на выходе его уже ждала та самая подруга, но не одна, а с двумя румынскими полицаями.

Леню забрали, доставили в участок, а там прямо перед входом заставили копать яму. Родная сестра Лени приехала в Одессу, чтобы повидаться с ним, шла мимо участка и увидела брата, который самому себе копал могилу. Полицаи стояли поодаль, курили, о чем-то беседовали между собой. Сестра Беба замедлила шаг, спросила Леню, что он делает. Леня попросил ее не оглядываться, передать родным, что его спас Лещенко, чужой человек, а близкая подруга мамы предала. Тут подошли полицаи, что-то сказали по-румынски, видимо, яма им показалось достаточно глубокой, и они расстреляли Леню на глазах у сестры. Она не могла ни кричать, ни плакать. Пришла в себя Беба в больнице. У нее был нервный срыв.

После войны Беба приехала в Одессу к дедушке и рассказала все, что передал ее Леня: о благодарности Петру Константиновичу, о смерти матери, которая порывалась пробраться в оккупированную Одессу повидать Леню, о предательстве маминой подруги, которая не подозревала, что Леня смог кому-то рассказать о случившемся. Горько было дедушке это слышать, потому что „лучшую и ближайшую подругу” своей сестры он встретил в городе, но тогда еще не знал о ее предательстве. Она же спокойно поговорила с дедушкой, расспросила о своей подруге. Дедушка не терял надежды встретиться с Петром Константиновичем, но узнал, что Лещенко и его жену Веру сослали в лагеря. Мы не понимали и не понимаем – за что? Ведь такой Человек заслуживает почестей и похвалы, а не лагерей, но тогда было все наоборот: белое – черное, черное – белое.

Низко кланяюсь Вам и памяти вашего мужа, великого певца и честнейшего Человека. С уважением, Изабелла».

Нужны ли комментарии к этой истории? Хочу только поблагодарить этих людей за память.

Ты мне не рассказывал, кого и как спасал. Ты даже не говорил, чего тебе стоило обезопасить моего старшего брата Жоржа, которого призвали в армию и отправили на фронт раньше папы и который появился в Одессе в дни оккупации и рассказал, что попал в плен, бежал. До отъезда в Бухарест ты его прикрывал как мог. Но тогда, в 1942-м, тебе нужно было и о себе позаботиться, потому что твои сын, жена, пусть вы и разводились, мама, отчим и сестры стали заложниками твоих решений, всецело зависели от тебя, как и мы.

Пролетело первое наше с тобой лето. Вести с фронта были неутешительные, но это была информация от оккупационных правителей. Ты где-то умудрялся выяснить правду:

– Скоро все должно закончиться. Я знаю, румыны не смогут долго воевать. Они очень мирные люди. Я столько лет прожил среди них. Уже сейчас у них другие настроения. Русские очень мужественные.

Я не задумывалась, что будет, когда закончится война. Просто очень хотела, чтобы это скорее случилось. Рядом с тобой переносить все было легче, но хотелось мира. Очень хотелось мира. Я, как и ты, мечтала многое успеть. Убеждена была, что папа вернется, он все поймет, и мы с тобой поженимся и останемся в Одессе. Или нет, мы поедем в Москву и там будем работать. Я закончу консерваторию. Стану певицей… Не подозревала я, что до Победы еще далеко, что испытаний на наши головы обрушится немало.

А пока шел сентябрь. Через месяц мне должно было исполниться 19 лет. Как-то вечером я занималась, разбирала новые пьесы любимого Грига. Ты работал в тот вечер без меня, обещал приехать утром и проводить в консерваторию на занятия. Потом к нам зашла моя подружка Людочка. Мы забрались на диван и с удовольствием перебирали новости: что в городе, что у знакомых. Людочка сказала, что все друзья рады за меня, что ты им очень нравишься. Неожиданно пришел ты:

– Я соскучился, хотел пожелать спокойной ночи и узнать, как успехи с Григом.

Увидел нас с подружкой, сплетничающих на диване, рассмеялся, мол, все понятно, не до Грига. Я стала оправдываться, но ты мой монолог остановил: