Наталья Муравьева - Беранже Страница 37

Копии текста песни, сделанные друзьями и слушателями Беранже, сразу же начали распространяться по Франции. Одну из копий автор не замедлил переслать в замок Лианкур. Она поспела к празднику.

— Ну, теперь мне обеспечена протекция в богадельнях и больницах, — сказал Беранже на обеде у Кенекура.

— Что вы имеете в виду? — удивились друзья.

— Как! Разве вы не знаете, что почтенный герцог Ларошфуко состоит попечителем богоугодных заведений? — ответил Беранже и тут же пропел импровизированное двустишие:

Я песню герцогу осмелился послать:В его больнице мне теперь дадут кровать!

Все расхохотались.

— Что смеетесь? Койкой в больнице нечего пренебрегать.

Герцог при встрече поблагодарил Беранже за песню. Она с успехом была исполнена на празднике, но все очень сожалели, что среди гостей не было самого автора. Почему же он не откликается на приглашения людей, столь расположенных к нему?

— Господин герцог, поверьте, что не смешная демократическая прихоть мешает мне уступить вашим настояниям, — ответил Беранже. — Я ценю ту честь, которую вы мне оказываете, но ведь я пользуюсь совсем не тем словарем, к которому прибегают в ваших салонах.

Нет, общество вельмож, пусть они даже называют себя либералами, совсем не привлекало его.

«ПОВСЮДУ СВЕТ ЗАДУЕМ…»

— Да ну их, этих педантов, этих худосочных пуристов! — отводил душу Беранже в беседе с Манюэлем. — Им, видите ли, поперек горла стало слово «пузан», употребленное в песенке «Депутат на выборах в 1818 году». Радетелям высокого слога невдомек, что чем ближе слово к просторечью, тем оно приметнее, свежее и тем лучше играет в сатирической песне. И слово «пузан», может быть, навсегда останется кличкой для политических деятелей определенного разряда, для тех, кто продает в палатах интересы нашей страны, пресыщен милостями и жиреет, прихлебательствуя за столом у министров.

По собственным наблюдениям и по рассказам Манюэля Беранже досконально изучил тип государственного деятеля, преобладающий в реставрированной монархии. Пузаны одного поля ягоды с паяцами; житейские и политические заповеди их вытекают из той же цинической философии личной выгоды.

Чтобы кушать трюфеля,Надо быть за короля! —

вот первая из заповедей, которую блюдет пузан, пролезший в палату под видом и званием «народного избранника».

Держаться поближе к министрам — это вторая заповедь.

Надо быть весьма речистым,Чтоб министрам угодить.Надо шиканьем и свистомИх противникам вредить.

Заботиться о принципах вовсе не рекомендуется, зато иметь острый нюх депутат обязан:

Ежедневно, господа,Я твердил то «нет», то «да».

Пузан раздувается, красуется, щеголяет перед избирателями своей политической «весомостью». Он сделает все, что требуется вышестоящим: постарается отвергнуть реформы, позаботится, чтоб зажали рот прессе, чтоб увеличили расходы на полицию. Пусть не беспокоятся просвещенные избиратели и пусть, со своей стороны, пекутся о нем:

Вы должны кормить, покорны,Провиденье не хуля,Нас, пузанов, штат придворныйИ, конечно, короля.А народ, для пользы дел,Лучше бы поменьше ел.

«Каждый департамент узнавал в пузане своего депутата», — говорил Беранже, не скрывая удовольствия, которое доставила ему эта оценка песни.

Через год тот же персонаж снова выступил в песенке «Пузан на выборах 1819 года». Он не изменился, только еще больше обнаглел и рвется к министерскому портфелю. Пузан обращается с отчетной речью прямиком к тем, в ком всегда находит сочувствие и поддержку: к префектам, мэрам, церковникам. Ведь он же потрафил им за срок своего пребывания в палате, значит теперь они снова должны избрать его!

Когда б рука не мыла руку,Стеречь овец не мог бы волк.

На этом золотом правиле покоятся благоденствие и карьера пузана. Сомненья нет, он добьется своего. Ему раздолье в монархии Бурбонов…

Да. Прошли те времена, когда голоса гигантов звучали над Францией. Теперь в стране музыку делают торжествующие ничтожества. Об этом поет Беранже в новой песне «Мелюзга, или Похороны Ахилла»:

«Мелюзга, я расплодилась,Мелюзга, —Я теперь уж не слуга!Волей Зевса воцариласьЯ над миром, мелюзга!»

К возмущению маркизов Караба, паяцев и пузанов выборы 1819 года увеличили число независимых в палате депутатов, к тому же среди избранных оказался некий аббат Грегуар, старый член Конвента, голосовавший некогда за казнь Людовика XVI.

Король был уязвлен, граф д’Артуа весь клокотал яростью, свора маркизов Караба свистала и улюлюкала, святые отцы гнусили с амвонов, на все лады проклиная цареубийц. В палате депутатов назревал грандиозный скандал.

Министры во главе с Деказом, ставшим к тому времени премьером, поспешили срочно податься вправо. Деказ распустил «Общество друзей печати» и готов был пойти на пересмотр некоторых законов, казавшихся ультрароялистам чересчур либеральными. Но напрасно королевский фаворит расточал обещания, заверения и улыбки: дни его полулиберального министерства были сочтены. Неожиданное событие ускорило ход вещей.

13 февраля 1820 года ремесленник Лувель ударом ножа смертельно ранил сына графа д’Артуа, герцога Беррийского, когда тот выходил из театра. Лувель надеялся, что убийство наследника престола по» ложит конец всей династии Бурбонов. Но удар его свалил не монархию, а лишь герцога да в придачу министерство Деказа.

Династия пока что уцелела, защитники ее ощерились и пошли в наступление.

— Деказ — сообщник убийц! — вопили роялисты. — Вся Франция опутана заговором, и виной тому — либералы!

Как ни жалко было Людовику XVIII разлучаться со своим фаворитом и советчиком, но пришлось согласиться на его почетную отставку. В знак королевской милости Деказу были дарованы звание пэра, титул герцога и дано новое назначение — посланником в Англию, столь милую сердцу старого Бурбона.

В салоне Лаффита тревога. Кружок молодежи теснится вокруг Беранже. Что скажет песенник оппозиции о последних событиях? Нет, он не скорбит о судьбе Деказа и его министерства. Полумеры и экивоки не достигают цели в политике.

— Многие видят причину падения Деказа в убийстве герцога Беррийского, — говорит Беранже. — По* верьте мне, это был лишь повод. Сама система, избранная им и позволявшая каждой партии быть у власти, с давних пор обречена на непродолжительное существование.