Родион Малиновский - Солдаты России Страница 38

Взводный унтер-офицер Шаповалов, сняв картуз, вытер рукавом потный грязный лоб, его серые глаза светились добротой и грустью.

— Ну как, сынок, — обратился он к Ванюше, — знаешь теперь, почем фунт лиха?

— Я и раньше знал, господин взводный.

— Ну, ладно. Молодец, что не робеешь.

Передохнув немного и собрав свой взвод, унтер-офицер Шаповалов подсчитал людей. Недоставало двоих — начальника третьего пулемета младшего унтер-офицера Ковальчука и пятого номера четвертого пулемета солдата Смищука. Подождали, авось подойдут. Но они не появились. Шаповалов повел взвод вслед за наступавшим вторым батальоном. Так закончились девятидневные упорные бои западнее Сувалок. В этих боях по-настоящему закалился 256-й пехотный Елисаветградский полк. Правда, потери были огромные: полк потерял свыше двух тысяч убитыми и ранеными; теперь роты насчитывали не по двести пятьдесят человек, а по крайней мере вдвое меньше.

К вечеру перед фронтом полка появился полковой командир полковник Мартынов. Он разгладил свою пышную раздвоенную седую бороду и поздравил полк с победой. Солдаты нестройно ответили:

— Рады стараться, ваше ... скородие.

Каждому выдали по мешочку сухарей и по пять кусков сахару. В голове полка появились музыканты и полковое знамя. Полк двинулся вперед.

Верст через пятнадцать полк подошел к государственной границе. Она обозначалась на местности широкой и глубокой канавой, скаты которой поросли бурьяном и травой. Стали переходить через границу. Многие солдаты и офицеры широко крестились и произносили: «Господи благослови», а потом прыгали через канаву. Кое-кто, правда, скатывался на дно.

— Недобрая примета, — сказал ездовой Аким Кагла.

— А почему? — спросил Ванюша.

— Видно, вышибет нас ерманец обратно, вон как катятся все в канаву. Как в могилу!

Аким был старовером и во всем видел недобрый знак.

Ванюша решил, что надо постараться и перепрыгнуть канаву. Он отошел шагов на десять, незаметно перекрестился и, сильно разбежавшись, прыгнул. Но из-под левой ноги осыпалась мягкая земля. Ванюша пошатнулся и скатился на дно. Больно и досадно стало из-за этой неудачи. Он выбрался, причем опять на свою сторону границы, еще раз разбежался и прыгнул с предельным напряжением сил. Прыжок удался. Ванюша не упал и уверенно зашагал вперед.

— Второй раз не считается, — услышал он сзади голос сумрачного Акима Каглы.

«Говори, а сам-то небось не перемахнул!» — подумал Ванюша.

Граница осталась позади.

Вот она, Германия! Через некоторое время батальон вошел в лес, на ровную, как стрела, неширокую, профилированную с укатанной галькой дорогу, посыпанную желтым песком.

— Смотри, какие у ерманцев дороги, не то, что наши, — поговаривали меж собой солдаты, — все равно что шошé.

Впереди слышались одиночные выстрелы, иногда вспыхивала перестрелка и опять затихала.

К утру прибыли наконец кухни. В первый раз за многие дни солдат покормили обедом, пусть и вчерашним. Котелки опустели мигом, и полк снова двинулся вперед. Верст через шесть стали окапываться, занимая оборонительные позиции.

К вечеру окопы были готовы, позволяли укрыться почти в рост. Солдаты приспособили места для стрельбы со дна рва, пулеметчики сделали открытые площадки для стрельбы из пулеметов, нанесли соломы в окопы. В задней стенке против каждой пулеметной площадки — сиденья, нечто вроде деревенских завалинок. Днем у пулемета дежурил наблюдатель, остальные же располагались в каменном сарае, набитом сеном, шагах в ста — ста двадцати за окопами; ночью все находились в окопах — двое дежурили, а остальные спали на соломе.

Теперь кухни регулярно привозили хлеб, сахар. Как-то привезли подарки, присланные из России. В основном это были вышитые заботливыми женскими руками кисеты с пачками махорки, домашними коржиками, конфетами, трубками, мундштуками. Ко всему этому обязательно прилагались письма, разъясняющие откуда и от кого подарок.

Подарки очень радовали. Опять вспоминались родные места, жены. Делили подарки самым справедливым способом: раскладывали по кучкам, один из солдат отворачивался, у него спрашивали: «Кому?» Солдат называл фамилию товарища. Ванюше достался кисет с пачкой махорки «Дунайская звезда». Махорка была злая, а Ванюша не курил. Но тут же нашлись наставники. Учили, как свертывать цигарку, как затягиваться и выпускать дым через нос. Поначалу Ванюша отказался от «урока», но его подняли на смех:

— Эх ты, желторотик! Да у тебя молоко-то на губах не обсохло.

— Будет вам, — вступился за Ванюшу взводный Шаповалов, — чего пристали к хлопцу? Он еще малый, и ему курить ни к чему.

Это возымело действие. Но ненадолго. Если взводного поблизости не было, солдаты опять приставали к Ванюше с насмешками. Наконец он не выдержал и закурил. Голова пошла кругом. Ванюша закашлялся, из глаз потекли слезы. Еще одна глубокая затяжка — к горлу подступила тошнота. Он закрыл глаза, кое-как подавил кашель и насилу выдавил:

— Не буду.

В этот вечер он действительно больше не пробовал курить.

В обороне полк простоял недели три. Почему — никто толком объяснить не мог. Одни говорили, что германец хочет «замануть».

— Ишь хитер! Нашел дураков в мешок лезть.

— Вон самсоновцев заманул да и съел. Мы не таковские!

Другие толковали о том, что железные дороги восстанавливают, подвоз налаживают. Делались предположения, что, мол, соседи отстали, начальство ждет, когда подойдут.

— Чего там соседи! — возражал кто-то. — Генералы-то наши из немцев, вот и ждут, пока ерманец штаны застирает да и всыплет нам по первое число.

Как бы там ни было, а полк, так же как и весь фронт, стоял. Немцы тоже активности не проявляли. Их передний край проходил верстах в двух от расположения русских войск. Ночи стояли осенние, темные, но небо было звездное, и смена дежурных происходила по положению Большой Медведицы. Как ручка «ковша» опустится книзу, так и буди себе смену — она будет стоять уже до утра. Перед окопами устроили своеобразную сигнализацию: собрали всякие пустые банки из-под консервов, старые кастрюли, ведра, все это связали веревками и растянули впереди, шагах в пятидесяти. Кто пойдет — заденет ногами веревку и поднимет шум. Так и прислушивались: не шумят ли банки? Часто ветер, а то крыса или другой зверек приводили в действие «сигнализацию». Наблюдатели сразу настораживались, а поняв, в чем дело, чертыхались. Однако это отгоняло сон — «сигнализация» приносила пользу.

В одну из таких ночей Ванюша дежурил у пулемета вместе с наводчиком Душенко. Не смыкали глаз до рассвета, а потом сон начал одолевать Ванюшу. Чтобы не заснуть, он встал с сиденья, где только что расположился для короткого отдыха, и подошел к пулемету. Вдруг послышался заунывный свист пули на излете. Пуля ударила прямо в сиденье, которое только что Ванюша покинул. По спине пробежали мурашки. Душенко тут же вырыл из земли еще теплый кусочек металла, покрутил пулю в руке.