Николай Телешов - Записки писателя Страница 38

«Авторы настоящего сборника все писатели-самоучки, не получившие никакого образования, но своими собственными силами, без посторонней помощи пробившие себе путь на свет божий. Они, говоря словами поэта, «один из очень многих, которых долей роковой — вся жизнь борьба с нуждою злой среди людей, умом убогих…» Их песни не плод фантазий, не вымысел ума, — они истинное выражение сердечных дум и чувств. Эти песни и думы отдаются на суд читающей публики без всякого притязания на литературное значение их. Сочувствие к настоящему сборнику может вызвать появление второго выпуска».

Года через два был издан и второй выпуск при участии авторов более или менее известных, как Спиридон Дрожжин, Яков Егоров, сельский учитель, печатавший свои стихи в «Русском богатстве», Николай Панов, автор популярной песни, распевавшейся народом: «Наша улица травою заросла, вся цветами-васильками зацвела». В 1902 году образован был уже официально «Московский товарищеский кружок писателей из народа», а в 1903 году он был переименован в «Суриковский литературно-музыкальный кружок».

Не только этих авторов, или, вернее, многих из них, я знавал и встречал, но знавал и предшественников их, современников Сурикова, как, например, Раззоренова Алексея Ермиловича, автора популярной песни «Не брани меня, родная», написанной еще в сороковых годах, которую десятки лет распевали в народе, не зная, кем она написана, и которая впервые была напечатана только через полвека, во втором выпуске сборника «Родные звуки»; как Савву Яковлевича Дерунова, писавшего в том же сборнике про Русь: «Есть где в тебе приютиться, есть чем в тебе прокормиться, клад твой нетронут лежит, труд лишь его сторожит». Или Козырева Матвея Алексеевича: «Не беда — много лет на плечах, молод я с сединою в кудрях, не остыла в крови и отвага». Раззоренов родился в крестьянской семье, но еще в юности ушел из деревни, бродил по городам, торговал калачами, служил рабочим в театре, писал стихи и печатал их иногда по мелким провинциальным листкам и только под старость устроился в Москве в небольшой лавке под вывеской «Овощная торговля А. Раззоренова», где его навещал Суриков. Умер он в глубокой старости и перед смертью сжег все свои рукописи. Дерунов, тоже из бедняцкой семьи, был земским работником, печатался по небольшим изданиям и писал много стихов. Козырев — богатырь по сложению, сначала мелкий торговец в табачной лавочке, рядом с лавкой, где торговал старым железом И. 3. Суриков; это соседство их и сблизило; в дальнейшем — автор многих стихов и рассказов из народного быта.

Знавал я и поэта Нечаева Егора Ефимовича, рабочего на стекольном заводе в Клину, писавшего о себе: «Только стон да бессильная злоба раба выливается в песне моей».

Я вспоминаю сейчас только о стариках, о современниках Сурикова, о родоначальниках кружка его имени, с которыми я встречался в конце их жизни. Вообще же писателей из народа становилось из года в год все больше и больше, и это было интересно уже тем, что все они любили книгу, пропагандировали ее в своих семьях, часто очень отсталых и грубых, среди своих знакомых и народа и так или иначе, несомненно, содействовали повышению общего уровня и вносили какой-то свет в густые сумерки. Приходилось встречать иногда человека лет через десять после первого знакомства. Он бывал неузнаваем; осведомленный, начитанный, мыслящий, он уже не поддавался более влиянию всяких «благодетелей рода человеческого» и разбирался сам, чего ему следует желать и что нужно делать.

Ведь после каждого удара редеет тьма, слабеет гнет,И по полям родным и ярам народ измученный встает.

Так писал крестьянин Шкулев Филипп Степанович, поплатившийся за это тюрьмой.

Шкулев родился в конце шестидесятых годов, его мать была прачкой; в десятилетнем возрасте был отдан на фабрику, где вскоре потерял правую руку на машине, после чего служил в овощной лавке. В 1900 году появились его первые стихи в сборнике «самоучек» под названием «Наша хата», изданном таким же самоучкой-поэтом, Сергеем Васильевичем Лютовым, торговавшим спичками и ваксой и собиравшим у себя кружок «писателей из народа». Шкулев известен как автор очень популярной рабочей песни «Кузнецы», распевавшейся не только по деревням и городам, но и солдатами в окопах в мировую империалистическую войну:

Мы кузнецы, и труд наш молод.Куем мы счастия ключи.Вздымайся ж выше, тяжкий молот,В стальную грудь сильней стучи.

В расцвете сил Шкулев пытался издавать газету «Новая пашня», «Крестьянская правда», журнал «Рожок», но все его издания вскоре закрывались за «вредное» направление, а сам издатель-редактор попал в тюрьму и затем был сослан. Умер он уже стариком, при советской власти, в 1930 году, окруженный вниманием и заботой.

Приблизительно ровесником Шкулева является крестьянский стихотворец Аниканов Степан Федорович, бывший когда-то подпаском, ходивший ребенком с матерью по миру, потом рабочий на фабриках, потом коридорный в гостиницах. Интересен он тем, что в возрасте шестидесяти лет решил, что «учиться никогда не поздно», и после Октябрьской революции поступил слушателем в Московский университет. Жизнь его обеспечена была персональной пенсией.

Люди различных дарований, все эти «самоучки» были искренни и трудолюбивы и нередко с большой стойкостью переносили превратности судьбы. Они высоко ценили слова своего предшественника, Ивана Захаровича Сурикова, сказанные им в свое время:

Когда ж ты, светлая свобода,Во тьме светильник свой зажжешьИ массы темного народаТы к светлой жизни призовешь?

Иван Алексеевич Белоусов в юности своей был ремесленником, прошедшим лишь курс начального городского училища. Сын малограмотного портного, он жил в Зарядье, где узенькие и кривые переулки заселены были мастеровым народом.

Максима Леоновича Леонова я начал знавать тоже очень давно, чуть ли не с первых шагов его литературной жизни, когда он к Белоусов жили в московском Зарядье. Юноша Леонов взят был из родной деревни десятилетним мальчиком на помощь отцу, торговавшему в мелочной лавочке, а Белоусов помогал своему отцу портному. Оба юноши-соседи подружились, читали друг другу свои стихи, которые писались в строжайшей тайне от суровых родителей, считавших неприличным не только сочинять, но даже иметь в доме какую бы то ни было книгу, кроме духовной. Мало-помалу стихи их настолько окрепли, что стали появляться в печати и впоследствии выходили отдельными книжками.

Я не баловень судьбы, я мужик, простой рабочий:Я родился для борьбы, для труда с утра до ночи,—

писал о себе Леонов. Или вот отрывок из характерного для поэта стихотворения «Завет», написанного на рождение его первенца-сына, Леонида, в настоящее время известного талантливого писателя Леонида Максимовича Леонова: