Мария Славкина - Байбаков Страница 38

Они еще не успели направить записку по адресату, как 1 августа 1963 года их вызвали на совещание к Хрущеву. Кроме главы правительства на нем присутствовали Д. Ф. Устинов, секретарь ЦК КПСС А. П. Демичев, председатель Госплана СССР Н. Ф. Ломако. На повестке дня стоял вопрос о производстве удобрений. Почти сразу Хрущев обрушился на газовиков и нефтяников, обвиняя их в неправильной линии на развитие газовой промышленности и разбазаривании богатства недр страны…

Казалось, это был полный провал! Но слова попросил Кортунов и, не дожидаясь разрешения, вышел на трибуну и зачитал текст подготовленного письма. «Разрешите передать вам, Никита Сергеевич, эту записку, подписанную пятью министрами?» — спросил он. «Давайте, но это ничего не изменит», — буркнул Хрущев и быстро закрыл заседание.

А вскоре после совещания состоялось заседание Президиума ЦК КПСС, первым вопросом повестки дня которого была «записка пяти министров». Кортунов вызван не был. А Комитет газовой промышленности представлял его заместитель Ю. И. Боксерман, которого Хрущев хорошо знал лично еще со времен работы первым секретарем ЦК Компартии Украины, а затем и первым секретарем Московского комитета партии.

«А. Боксерман, сколько лет — сколько зим…» — тепло поприветствовал Никита Сергеевич своего знакомого и начал совещание: «Давайте послушаем Юлия Ильича, что он скажет?» И Боксерман не подвел — доложил четко, ясно, все по делу… А после его речи слово взял Хрущев. Он заявил, что знает и Кортунова, и Боксермана уже много лет и что это люди надежные, как и те министры, которые поддержали их мнение… «Если дело обстоит так, как изложено в представленных документах, значит, у нас нет основания не доверять специалистам своего дела», — подытожил первый секретарь… Газовую отрасль отстояли! На этот раз все обошлось…

Но отношения с Хрущевым так и не наладились. То одно, то другое… Ну вот зачем, к примеру, Байбакову понадобилось выступать с инициативой передачи ряда химических предприятий из подчинения совнархозов Госкомитету? Разве он не знал о ревностном отношении Никиты Сергеевичу к данному вопросу? Конечно, знал, но считал, что интересы дела превыше. Нужно было форсировать производство химических реагентов, а у совнархозов до этого никак не доходили руки… Узнав об очередной инициативе Байбакова, Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС обрушился на него: «А мы что, не знаем, чьих это рук дело? Вон сидит товарищ Байбаков! Его телега переехала, но не задавила! Вот он и продолжает разрушать совнархозы, ведя работу по их дискредитации».

Николай Константинович вспоминал: «По тому, как затем менялись взаимоотношения с секретарями ЦК и членами Президиума, я чувствовал, что вокруг меня сгущаются тучи». Сам он признавался, что готовился к тому, что его «вышибут» из комитета. Даже предупредил жену: «Клава, может случиться так, что придется поехать на работу в Сибирь». Но Байбаков ошибся — с химизации его, действительно, сняли (разве можно было доверять столь важное дело такому «ненадежному» человеку?), но назначили руководить Государственным комитетом по нефтяной промышленности при Госплане СССР. «Байбаков — нефтяник, вот пусть и занимается нефтью!» Новым назначением Николай Константинович был доволен. Только вот мучил вопрос: надолго ли?

Тринадцатое октября 1964 года. Половина третьего. Ил-18 успешно завершил перелет из Пицунды в Москву и приземлился во Внуковском аэропорту. Оттуда Никита Сергеевич прямиком отправился в Кремль на последнее в своей жизни заседание Президиума ЦК. Заседали два дня. Все завершилось 14 октября. Заявление об отставке по причине «преклонного возраста и слабого здоровья». Собравшийся Пленум ЦК освободил Хрущева от всех занимаемых постов. Никита Сергеевич подвел итог: «Если бы в своей жизни я сделал только одно, изменил нашу жизнь так, что стало возможным отстранить первое лицо от власти без крови, простым голосованием, я бы мог считать, что прожил свою жизнь не напрасно».

В тот день Байбаков вернулся домой поздно. На заседании он не присутствовал, но подробности были уже известны. Домашние кинулись с расспросами: что? как? Николай Константинович был потрясен. Ни один из доверенных людей Хрущева не поддержал его в трудную минуту. Возможно ли такое? Еще недавно, в апреле, пышно отмечали 70-летие первого секретаря. «Соратники» на льстивые речи не скупились. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 апреля 1964 года «за выдающиеся заслуги перед Коммунистической партией и Советским государством в строительстве коммунистического общества, укреплении экономического и оборонного могущества Советского Союза, развитии братской дружбы народов СССР, в проведении ленинской миролюбивой политики и отмечая исключительные заслуги в борьбе с гитлеровскими захватчиками в период Великой Отечественной войны, в связи с 70-летием со дня рождения» Никите Сергеевичу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». А теперь? Очевидно, страна изменилась и стала совсем другой…

Много лет спустя Николай Константинович с удивлением узнал, что он, как говорится, был под колпаком у Хрущева. «Э-э-э, да ты, видимо, не знаешь всего, — открыл ему глаза министр обороны Устинов. — Против вас было затеяно дело. Вроде ты вместе с Игнатовым готовишь заговор против Хрущева». Неужели? С председателем Президиума Верховного Совета РСФСР, членом ЦК он был давно знаком, еще с 1939 года, когда тот был секретарем Куйбышевского обкома партии. Встречались редко, Байбакову Николай Григорьевич нравился — открытый, прямой, умел держать слово… В 1964 году во время отдыха в Сочи Игнатов пригласил его к себе на дачу. Хрущеву тут же сообщили. Началась прослушка. «Скажу прямо, я был далек от этого, — рассказывал Байбаков. — Если и организовывался заговор, то на самом высоком уровне — Президиума ЦК, а я к тому времени был выведен из состава ЦК».

Что думал Николай Константинович о Хрущеве? Будучи в преклонном возрасте, он так сформулировал свое отношение к человеку, который более десяти лет находился на самой вершине политического олимпа: «Некоторые историки считают, что если я незаслуженно попал в опалу, то у меня должно быть резко отрицательное отношение к Хрущеву. На самом деле это не так. Несмотря на то, что он меня шарахнул, я по-прежнему отношусь к нему уважительно. Все-таки первые пять лет его государственной деятельности были очень активными и плодотворными… К сожалению, после творческого периода работы Никиты Сергеевича наступило время бесконечных реорганизаций. Нельзя было не видеть, что экономика шла к развалу, разлаживалась система управления народным хозяйством, началось снижение темпов экономического роста. И поэтому было принято правильное решение об освобождении от работы Н. С. Хрущева».