Александр Александров-Федотов - Ты покоришься мне, тигр! Страница 38

— Как это понять?

— Лучше не спрашивайте. Разрешите выйти?

— Куда?

— В страхкассу. Жизнь застраховать.

— Теперь уж поздно.

— Скажите, а они у вас сегодня ели?

— Нет, они еще не завтракали.

— Ну тогда они имеют отличную возможность поужинать.

— Может быть, пригласить еще одного леопарда?

— Нет уж, избавьте. Пусть они идут к себе домой. (Леопарды уходят. Как только за ними закрылась дверка, Чаплин с бичом бросается за ними вдогонку.) Что! Испугались! Убежали! А то бы я им сейчас показал, где раки зимуют! (В это время один из артистов, одетый в шкуру леопарда, вбегает в клетку, подражает рычанию зверя и хватает Чаплина за ногу. Тот с истерическим криком бросается на клетку, пытаясь выбраться наружу. Артист сбрасывает с себя шкуру.)

— Эх! А еще укротитель называется!

— Зачем же так пугать людей (На радостях, что так все хорошо закончилось, он приглашает всех пить чай.)

Сцена проходила под непрерывный хохот зрителей. Пименов играл замечательно, а я втайне удивлялся его смелости.

Четыре вечера все шло гладко, и мы уже подумывали продлить наши выступления еще на несколько дней. Но надо же было на пятый день одному из леопардов посмотреть на клоуна каким-то особенным, долгим, пронизывающим взглядом, угрожающе зарычать в его сторону. Пименов сразу сжался, оробел и спрятался за мою спину. Кое-как дотянули мы нашу сцену до конца. Как ни уговаривали клоуна выступить еще, он отказался наотрез, несмотря на солидное добавочное вознаграждение.

Впоследствии в разное время эту сценку разыгрывали со мной другие клоуны. С удовольствием назову здесь этих смельчаков: Николай Лавров, Эдуард Середа, Георгии Карантонис, Евгений Бирюков, Алексей Назаченко, Георгий Андреев и другие.

Особенно мне нравилось работать с Николаем Лавровым. Меня поражали его профессиональное самообладание и сила воли.

— Знаете, Александр Николаевич, — признался он мне однажды, — я очень волнуюсь, когда вы впускаете в клетку Уголька, я в испарине, пот прошибает даже парик.

Я удивился: никаких накладок у нас с ним ни разу не случалось. Он даже импровизировал в клетке.

Надо сказать, что войти так сразу в клетку к леопардам, и даже вместе с дрессировщиком, не всякий решится. На одном из моих творческих вечеров в клетку должен был войти клоун Левкопуло. В афише значилось: «Комик Левкопуло впервые в жизни в гостях у леопардов».

Как только в цирке узнали об этом, многие артисты начали над ним подшучивать, пугая его и постоянно рассказывая, какие это кровожадные звери. Постепенно розыгрыш принимал все более злой и жестокий характер, но «шутники», видимо, уже не могли остановиться. Левкопуло почему-то все принимал за чистую монету. Тем более что артисты не поленились раздобыть где-то Брема и постоянно зачитывали ему самые страшные сцены. Не оставляли в покое даже его жену. Левкопуло ходил сам не свой. Он уже начал всерьез опасаться за свою жизнь. Но в цирке существует неписаный закон: сказал — сделай, иначе прослывешь трусом.

Наконец наступил «роковой» день. Артисты и сотрудники цирка столпились в проходах партера. Вот из главного выхода появляется Левкопуло. Вид у него — словно он идет на казнь египетскую: голова понурая, в глазах страх, движения неуверенные, лицо так бледно, что этого не скрывает даже клоунский грим.

Как бы из последних сил поднимается он на барьер манежа и… молчит. Я жду его первой реплики: «Здравствуйте, Александр Николаевич! Ваши леопарды пригласили меня на чашку чаю».

Молчит. Думаю, может, с испугу забыл свой текст.

Подхожу к самой клетке, подсказываю. Молчит. В зрительном зале тишина. Я повторяю ему реплику уже погромче, так, что ее и зрители слышат. Левкопуло опять продолжает молчать.

В публике послышались смешки, разговоры, движение. Артисты, стоявшие в проходах, уже не сдерживаясь, хохотали.

Им-то хорошо веселиться, а мне надо вести сцену. Я подсказываю все громче. А Левкопуло по-прежнему смотрит в пространство и молчит.

Начинают хохотать и зрители. Они думают, что все это клоунская шутка, что все так нарочно сделано.

Е. Ф. Плахотников поспешил на выручку. Взял Левкопуло за руку и ввел ко мне в клетку. Ну, думаю, здесь немой заговорит! Напрасные надежды! Какие бы реплики я ему ни подавал, уже приноравливая их к его состоянию, ни одна не вернула ему дара речи.

Даю команду впустить леопарда. Может быть, он настоящего испуга он скажет хоть словечко, а потом, постепенно, перейдем и к клоунаде.

Леопард впущен. Левкопуло молчит.

И тут, когда зрители увидели искаженное ужасом лицо клоуна, они поняли, что это не шутка и не буффонада. Смех моментально стих.

Продолжать испытывать Левкопуло было бы бесчеловечно. Я отпустил леопарда, потом клоуна. И, чтобы закончить эту жуткую сцену, сказал, обратившись к зрителям, как бы извиняясь за неудавшееся антре:

— Сегодня вы видели человека, действительно впервые в жизни вошедшего в клетку к хищникам. Как видите, от этого иногда теряют дар речи.

На следующий день Левкопуло опомнился. Он взял себя в руки, и мы исполнили наше антре вполне благополучно. Какую великую победу над собой одержал этот человек!

Страх охватывал не только Левкопуло. В Ростове-на-Дону один артист оперетты согласился было спеть в клетке с леопардами свою любимую арию. Была проведена только одна репетиция, которой было вполне достаточно, — от выступления он решительно отказался.

Итак, заработав в Свердловске денег, мы двинулись в Уфу. Здесь нас ждал новый сюрприз. Цирк, оказывается, погорел, и для отправки артистов продают все, что можно: униформу, электропроводку, ковры, дорожки и т. п.

Зато дирекция зверинца приняла меня с распростертыми объятиями. Еще бы! Пополнить спою экспозицию хищниками, да еще такими образованными!

Хотя зверинец стоял на базарной площади, он плохо посещался. А нет зрителей — нет денег, нет денег — нет кормов. И стали гибнуть ценнейшие экземпляры животного мира. Тут еще мороз да снег густой, а вся экзотика под открытым небом: обезьяны, удавы, слон, попугаи и мои леопарды. Снег заметает клетки, мы с Елизаветой Павлов ной не успеваем расчищать. Кое-как загораживаем всем, чем можно. И перспектив на улучшение никаких.

Мои леопардики лежат по углам клеток жалкие, свернувшись калачиком, отогреваются собственным дыханием. Те, что живут парами, попеременно меняются местами и согревают друг друга. Холостяку Ранжо хуже всех. Вскоре у них, отощавших, появились пролежни на боках и бедрах, кровоточившие и гноившиеся.

Лихорадочно перебирал я все способы, какими можно было бы поправить дело. Приходили на память даже литературные аналогии.