Михаил Арлазоров - Жуковский Страница 38

«Было время, — говорил Жуковский, — когда наука чуждалась практических приложений и для своего развития мало нуждалась в технических средствах, когда философ стремился закрыть глаза на внешний мир, чтобы лучше углубиться в истину, а исследователь природы мог открывать ее величайшие законы, наблюдая падения тел с наклонной башни и определяя время колебания маятника по биению собственного пульса. Тогда на техника смотрели, как на ремесленника, обладающего навыками и секретами некоторых производств.

Но это время давно прошло. Завладев основными законами природы, человеческий ум углубился в более тонкие явления, требующие для своего изучения обширных технических приспособлений. Нам необходимы теперь цейсовские микроскопы, благоустроенные астрономические обсерватории Лина, лаборатории с целым арсеналом точных аппаратов и т. д. Успех научного исследования зависит теперь, кроме остроумия исследователя, еще от возможности производить опыты в колоссальных размерах — с мощными магнитными полями, в опытных бассейнах и т. д. Техника давно познала высокую цену науки и ее влиянию обязана своим современным блестящим развитием.

Наши быстроходные машины конструируются на основании данных динамики. Механическая теория теплоты создала современные типы машин. Колоссальный успех электротехники обязан ее самой тесной связи с тонкими научными исследованиями по электричеству. Химия анилина и нефти создала целые технические производства. С другой стороны, само машиностроение и технические производства накопили богатый материал для дальнейших научных исследований, на основании которых могут быть разрешены все возникающие новые вопросы техники. Эти вопросы часто упреждают науку, которая не имеет возможности, по имеющимся данным, дать требуемый ответ. Тогда технику представляется два пути. Один из них, наиболее рациональный, заключается в приноравливании технического выполнения к имеющимся научным данным, подобно тому как строитель моста выбирает определенно-статическую систему для того, чтобы не выйти из точных данных в расчете. Мне вспоминаются слова В. Л. Кирпичева, который говорил, что для инженера нет неразрешимой задачи. Он понимал это в том смысле, что от инженера зависит повести решение практического вопроса так, чтобы опереться на несомненные научные данные.

Едва ли кто станет оспаривать благотворное влияние науки на технику, но могут найтись идеалисты-ученые, которые в сближении науки с техникой будут видеть принижение науки. Для них учёный, бескорыстно изучающий вавилонскиё надписи, будет представляться более возвышенным, нежели натуралист, исследующий филоксеру. Но я думаю, что если речь идет об истинных служителях науки, то тем и другим руководит одна и та же потребность человеческого духа — потребность познания истины и раскрытия сокровенного. Всегда в груди человеческой будет гореть этот святой пламень, всегда человек будет задаваться вопросами, выраженными в прекрасных стихах поэта:

Что там, за гранью конечной,Что там в сиянии звезд златых?

Всегда для удовлетворения этой потребности будут строиться дворцы обсерватории и создаваться храмы науки. И техника со своей необъятной мощью будущего всегда будет служить этой потребности».

Читая текст этой речи, ясно ощущаешь ширь, огромный размах желаний Жуковского. Перебирая факты жизни ученого, столь же отчетливо видишь тиски, в которых он находился в те годы. Немалые преграды отделяли действительное от желанного. Профессор изо всех сил старался эти преграды преодолеть. Именно поэтому он принял предложение Рябушинского. Аэродинамическая труба, уже существовавшая в Московском университете, не могла стать той базой, которая позволила бы разрешить насущные вопросы авиационной теории с должной обстоятельностью.

Подле трубы, построенной в университете в том же 1902 году, когда была произнесена пламенная речь о единстве науки и техники, Жуковский проводил все свое свободное время. Правда, для нее не нашлось даже подходящего места — трубу смонтировали. в вестибюле. Но зато (а именно от этого получал огромное удовлетворение профессор) на недостаток помощников жаловаться не приходилось. Студенты почитали для себя великой честью экспериментировать под руководством Жуковского. Часами просиживали они подле трубы, беседуя о поставленных и намечаемых опытах.

Такая работа студентов была давней традицией многих университетов Европы. Но воплощалась эта традиция по-разному. Случалось, что, пользуясь правом руководителя, профессора просто присваивали себе студенческий труд. Они не гнушались ставить собственное имя на исследованиях, проведенных их учениками. Такие формы сотрудничества Жуковский отверг напрочь. С идеальной аккуратностью отмечал он в очередном докладе роль каждого из своих помощников в том или ином эксперименте.

Энтузиазм профессора заражал учеников. С неповторимой щедростью наделял Жуковский молодежь темами для исследований. Студенты Эйгес и Загородин увлекались анализом ударов ветра о решетку. Другая группа занялась проблемами обтекания шара. Студенты Соколов, Шебуев и Крюков пытались разобраться в том, как меняется сопротивление воздуха по мере возрастания скорости. Они же продолжали давнюю тему профессора о центре парусности.

Жизнь ключом кипела в маленькой лаборатории. День ото дня исследователям становилось здесь все теснее. Им не хватало места, недоставало техники. Но в министерстве просвещения не торопились раскошелиться. Чиновники министерства жили представлениями минувшего, когда кабинет прикладной механики вполне удовлетворяли «птички Пено»[13], привезенные Жуковским из заграничной командировки.

Николай Егорович вкладывал в лабораторию много личных средств. Но профессорское жалованье было явно несоизмеримым с расходами, которых требовал должный размах работы. Этих денег, разумеется, не хватало.

Вот почему, встретившись с Рябушинским, Жуковский прежде всего заговорил о создании института. Николай Егорович не мог поступить иначе. Его толкала жажда к широко поставленным экспериментам, желание практически помочь решению вековой задачи о полете. Предлагая Рябушинскому строить институт, он думал и о судьбе молодого коллектива, столь энергично занявшегося разработкой проблемы аэродинамики. Короче: в условиях царской России иного выхода для широкого развертывания программы научных исследований не было.

Ученик Жуковского инженер Л. С. Лейбензон спроектировал для нового института большую аэродинамическую трубу. Под стать трубе оказалось и остальное оборудование, выполненное по последнему слову техники.