Бруно Сюткус - Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой Страница 38

Как-то вечером Тони отправила меня в продуктовый магазин, где я встал в самый конец длинной очереди. За мной сразу же выстроились другие люди. Затем подошли два человека и спросили, кто последний. Последней в очереди оказалась какая-то девушка. Один из этих двоих сказал: «Извини, но я сегодня проиграл в карты твою жизнь», — и с этими словами ударил ее ножом. Я стоял в считаных метрах от того места, где это случилось. Началась паника. Убийцы беспрепятственно скрылись. Да и кто стал бы преследовать их, рискуя собственной жизнью?

Однажды нам на шахте выдали зарплату поздно вечером. Была зима, и стемнело очень рано. Я стоял в очереди к окошку кассы. Когда я получил деньги, то почувствовал у себя за спиной чье-то присутствие. Я отправился домой и часть пути проделал вместе с коллегами, но мне нужно было идти дальше других. Мне предстояло пройти через ворота, ведущие к казармам. Перед воротами я заметил, что следом за мной идут два незнакомых человека. Впереди я увидел еще двоих, по всей видимости, пьяных. Я решил не вступать с ними в разговор и пропустить их. Неожиданно пьяницы перестали покачиваться, выпрямились и набросились на меня. Они были трезвы и просто хотели усыпить мою бдительность. Двое других стали заходить мне за спину. Я был один и знал, что никто не придет мне на помощь. Стало ясно, что они хотят отобрать у меня зарплату. Я был молодым, физически сильным мужчиной. В следующее мгновение я нанес бандиту сильный удар в лицо, выбив ему передние зубы. Один из налетчиков выхватил нож и потребовал у меня деньги. Второй набросился на меня с железным прутом, но я ловко увернулся и ударил его в лицо ногой, одетой в ботинок со стальными подковами. Он полетел на землю. Третий навел на меня пистолет «вальтер», но тот дал осечку, и я сбил его с ног. Четвертого я ударил в лицо с такой силой, что тот полетел на снег и затих. Все четверо лежали на земле. Схватка закончилась моей победой. Я подобрал пистолет, два ножа, железный прут и пошел дальше своей дорогой. У ворот меня встретили четыре сообщника нападавших, которые наблюдали за происходящим. Я убедился в том, что пистолет заряжен, взвел курок и ринулся к бандитам. Я решил, что застрелю их всех, однако громилы бросились наутек, заметив, что я умело обращаюсь с оружием и готов нажать на спусковой крючок.

Антонина с тревогой ждала моего возвращения домой, зная, что сегодня день получки. Когда я рассказал ей о том, что со мной случилось, она пришла в ужас. Она долго плакала, полагая, что бандиты будут мстить и непременно убьют меня.

На следующий день я отправился в милицию, где подробно изложил произошедшее и сдал отобранное у бандитов оружие. Капитан милиции посоветовал мне быть осторожнее: моя жизнь в опасности, преступники постараются убить меня при первой же возможности, чтобы отомстить за свое поражение. Я спросил, будут ли меня судить, если, обороняясь, я убью кого-нибудь из бандитов. Капитан ответил: «Если убьете одного, действуйте и дальше в том же духе!» Я понял его так, что не попаду под суд, если стану защищать свою жизнь.

Над моей жизнью нависла смертельная опасность. Когда я буду работать во вторую смену и в три часа ночи пойду домой, бандиты непременно подкараулят меня. У меня появилось дурное предчувствие. Тони часто плакала и советовала мне не торопиться домой, а подождать на шахте наступления дня. В первую ночь я так и сделал, но, испытывая огромную усталость, прождал всего час и в четыре утра пошел домой. Все восемь ждали меня у проходной. Я смело шагнул им навстречу. Бандиты расступились. Один из них сказал: «Ты смелый парень. Мы тебя знаем. Можешь не бояться нас». Они дали мне «воровское слово чести», пообещав больше не трогать, и отпустили. Все годы, пока я работал на шахте, меня больше никто ни разу не тронул, даже когда я проходил рядом с уголовниками.

Постепенно я привык к работе в шахте и связанными с нею опасностями. Несчастные случаи в забоях происходили часто, практически каждый день. Когда завывала сирена и в шахту устремлялась запасная смена, все понимали, что что-то случилось, скорее всего, обрушение туннеля. Жены бросались на шахту, желая узнать, живы ли их мужья. За четырнадцать лет работы шахтером, вплоть до 1 июня 1971 года, на моем участке погибли не менее двадцати восьми человек.

Бруно Сюткус во время ссылки в Восточной Сибири, 1960 год

Наша бригада была многонациональной: русские, украинцы, немцы, татары, азербайджанцы и один цыган из Молдавии. Бригадиром подсобников, отвечавших за подвозку крепежного материала, был литовец по фамилии Кюселюс. Он договорился с начальством, и меня приняли в его бригаду. В войну на подсобной работе в шахте было занято немало женщин. Уголь имел огромную важность, поскольку транспортная система Восточной Сибири зависела от угля, которым топили топки паровозные локомотивы. Шахтеров в годы войны не брали на фронт, а оставляли в тылу, давая так называемую бронь. Работать им приходилось по 12 часов в смену. В каждом аварийном выходе из шахты имелось двенадцать лестниц, и все они закрывались железными воротами, чтобы шахтеры не могли прогуливать работу. Подниматься на поверхность по окончании смены разрешалось только тем, у кого была справка, удостоверявшая выполнение дневной нормы. Это была тяжелая работа в трудных условиях и при плохом питании. Вся приличная еда отправлялась на фронт, боевым частям, сражавшимся на передовой. Недовольных условиями труда вызывали в кабинет главного инженера и в присутствии парторга и директора шахты избивали резиновыми дубинками. Протестов, как правило, после этого не возникало — либо избиение дубинками, либо отправка на фронт.

Подпорки для укрепления потолка в туннеле имели в длину не менее 25 сантиметров. Древесина, из которой они делались, была лишь наполовину сухой. Их выгружали со специальных вагонеток в приемном туннеле. Поскольку с потолка постоянно капала вода, дерево набухало и делалось тяжелым. Для того чтобы вырубить 800 тонн угля, бревен для подпорок требовалось столько, что можно было бы построить сибирскую избу на восемь комнат. Чем глубже залегал уголь, тем больше было давление на подпорки. Песчаник мягче других горных пород, и столбы плохо поддерживали потолок. Работа по установке крепежного материала была ответственной, тяжелой и опасной. Очень часто обрушений избежать не удавалось. Заваливало туннели, гибли люди.

Бригада угольной шахты, в которой работал Сюткус. Бруно Сюткус во втором ряду в центре

Мы устанавливали подпорки во всех туннелях пласта. Когда мы заканчивали работу, вода все так же капала с потолка. Опоры не выдерживали огромного веса сводов, растрескивались, ломались, вгрызались в песчаник. Мы старались изо всех сил не допустить обрушений и завалов, но они происходили с завидной регулярностью. Мы нередко видели, как из туннелей стремительно убегают крысы, заранее чувствуя беду. Самым разумным было, заметив это, бежать следом за ними, чтобы не оказаться под завалом. Однажды я потерял сознание в забое, но, на мое счастье, подпорки выдержали обрушившуюся глыбу песчаника. Меня прижало к стенке галереи и завалило камнями. Двигаться я не мог, как не мог и самостоятельно выбраться из-под завала. Вскоре я почувствовал нехватку кислорода. Я заставил себя лежать тихо и не поддаваться панике. Затем услышал, как в моем направлении двигается спасательная команда. Я позвал на помощь только тогда, когда они подошли достаточно близко ко мне. Спасатели услышали мой голос и стали пробиваться ко мне. Я снова потерял сознание и лишь по счастливой случайности не задохнулся. Меня выкопали живым и невредимым и вынесли на поверхность. Четверо моих коллег погибли. Врач сделал мне искусственное дыхание, и мое сердце заработало снова. Сознание вернулось ко мне чуть позже.