Юрий Айзеншпис - От фарцовщика до продюсера. Деловые люди в СССР Страница 39

— Вы, наверное, уже позвонили наверх, пожаловались на нас.

Я ничего не ответил, а помахал перед их глазами пропуском в МВД, который остался у меня после концерта:

— Сейчас к генералу вашему поеду, расскажу, как вы от работы с артистами отвлекаете…

— А кто ваши артисты?

Ни о «Динамите», ни о Билане незваные гости ничего не слышали, и я посоветовал позвонить их детям. Пятнадцатилетняя дочка одного из «сыщиков» стала умолять папочку взять автограф у Билана. Не сложно, благо Дима живет рядом. На том и расстались.

А вообще в очередной раз наши органы продемонстрировали некомпетентность и формальность подхода. Топорный стиль работы как был, так и остался их визитной карточкой. Как уже сказал, юридически эта квартира не моя, а супруги. Получается, пришли не пойми к кому, не пойми с кого взяли показания. А вот еще в тему.

Недавно мне позвонили в дверь:

— Мы из городского московского суда и собираемся принудительно доставить вас в суд в качестве свидетеля.

— Вы что, сума сошли?

Оказалось, рассматривалось давнее дело с разбойным нападением на моего водителя: у него не так давно угнали мой новый «Гелентваген». Дело, кстати, прелюбопытное. Руководителем шайки — а на скамье подсудимых оказалось 15 человек — оказался сын сотрудника администрации президента Белоруссии. Двое подсудимых — бывшие сотрудники правоохранительных органов: майор милиции Сергей Петавкин и сержант милиции Андрей Сметанюк. Майор милиции Руновский — формально действующий сотрудник милиции — скрылся от следствия и находится в розыске. По сценарию налетчики в милицейской форме останавливали автомобили — исключительно дорогие внедорожники — и просили водителя пересесть в их машину, якобы для проверки документов. Затем остальные участники банды нападали на водителя и угоняли его автомобиль. Они угнали не только мою машину. Пострадал посол Казахстана в РФ. Жертвой стал и криминальный авторитет по кличке «Грек». С ним произвели точно такую же операцию, с той лишь разницей, что вместо подвала отвезли в лес и приковали к березе. Так «Грек», как и я, остался без «Ггленвагена». Поначалу он попытался разыскать нападавших через своих людей в уголовной среде, но, когда это не удалось, обратился в милицию. Поимка бандитов — готовый сценарий для хорошего фильма, не хочу им загружать свою книгу, пусть их заслуженно покарают, но при чем здесь я? Я уже устал ходить по судам, тем более напали не на меня, а на моего водителя, я и сказать ничего не могу. Но судья решил сыграть роль властелина судеб и прислал за мной чуть ли не с наручниками. Я позвонил адвокату, и он мне посоветовал:

— Можете вызвать врача, и если он подтвердит, что вы больны, то не имеют право вас насильно отвозить на суд.

Лишь после такого юридического отпора пришедшие за мной люди позвонили судье и выяснили: во-первых, кто-то опять не пришел, а во-вторых, что если я уж такой больной, то могу написать, что не возражаю о рассмотрении дела без моего присутствия.

Я-то не возражаю, да лучше бы угнанную машину с тем же усердием искали.

В общем, на суд я не поехал… Ну а если следовать логике моих книжных воспоминаний, то я приближался к Лефортовскому СИЗО.

Если раньше меня неплохо ознакомили с тюрьмами системы МВД, то теперь привезли в вотчину всесильного КГБ. Априорное мнение о серьезном статусе этого заведения, о его высокой государственной значимости полностью соответствовало увиденному мной. Начиная от ворот, которые гораздо солиднее и массивнее, чем в обычных тюрьмах, до наличия чистых ковровых дорожек в изоляторе и даже штор. Меня поместили в комнату с незарешетчатым окном, правда, густо закрашенным матовой краской. Вокруг все столь же опрятно и цивильно, стол и стулья не прикручены, дверь обыкновенная, без глазка. Может, правда, какая-нибудь тайная «подглядывалка» существовала…

Долго ждать не пришлось, появились сотрудники, провели предварительный допрос, без обычной тюремной суеты осмотрел врач, подробно расспрашивал. Впрочем, мое физическое здоровье оставалось вполне удовлетворительным, ну а моральное… Сам виноват.

После помывки, где выдали кусочек нормального мыла и одноразовую мочалку, меня повели в камеру — везде аккуратно, тишина и уют. Еще бы канареек в клеточках да цветочков в горшочках! И вокруг никого нет. Вот когда тебя ведут по корпусам СИЗО, по пути следования видишь массу других подследственных, здесь такое недопустимо по внутреннему распорядку. Пока одного заключенного не заведут в камеру, другой в коридор не выйдет. Привели меня в угловую камеру 25, два спальных места одно напротив другого, умывальник и небольшая металлическая параша. После года в системе МВД — почти курортные условия. Чистый матрас, материал постельного белья явно лучше, не серая матрасовка, а белая, да еще простыня под одеяло. И не вонючие, не рваные. Парадоксально, но изменникам родины создавались лучшие условия, чем обычным преступникам, хотя через десять дней полного одиночества я понял, что и здесь не так сладко. Изоляция практически полная, не существовало даже привычного для камер МВД радио, по которому с 6 до 10 вечера транслировалась первая программа. На полчаса давали единственную газету — «Правду», которую потом забирали и тщательно осматривали на предмет пометок. И передавали в другую камеру. Впрочем, в Лефортово весьма лояльно смотрели и на посылки с воли, и на встречи с родственниками. И я пользовался этой лояльностью.

Я догадывался, что новый оборот в моей тюремной биографии определенно связан с делом Жукова. Ко мне еще в Бутырку приходили следователи из КГБ, я запомнил их «космические» фамилии: Севастьянов и Елисеев. Они часа два расспрашивали меня о Давиде, но ушли ни с чем. Хотя и других людей, которых могли арестовать и которые могли дать показания на меня, существовало немало. В общем, я мог оказаться в роли свидетеля или привлеченным по новому делу — никакого облегчения ни то, ни другое мне принести не могло. Единственный положительный момент — очередной познавательный элемент, новый жизненный опыт.

Дня через три после моего заключения в камеру туда в сопровождении охраны пришел начальник СИЗО. В правилах тюремного распорядка, висевших в рамочке около двери, на этот случай существовал прописанный соответствующий ритуал. Я должен был встать, бодро вытянуть руки по швам и громко назвать свою фамилию:

— Айзеншпис Юрий Шмильевич.

— Статья?

— Восемьдесят восьмая.

— Срок?

— Десять лет…

— Ну и наплодил же вас Янев Рокотов…

Я не успел ничего ответить, да и не знал, что отвечать, как полковник круто развернулся и вышел. Хлопнула дверь, лязгнул засов. С валютчиками у начальника были давние и сложные отношения. Являясь следователем следственного отдела КГБ, он достаточно долго вел дело того самого Рокотова. Назначение на должность начальника СИЗО являлось понижением в карьере, возможно, из-за недовольства властей попытками объективно расследовать ту громкую историю. Полковник, как мне говорили, был человеком, которого все уважали. Как же его фамилия???