Александр Ткаченко - Футболь. Записки футболиста Страница 39

Кстати, переход из юношеской или клубной команды в команду мастеров — это действительно событие, ибо все что было до этого, — детство твое и детство футбола. Дальше начинались серьезные мужские игры, менявшие тебя в корне. В юношеском футболе не было такой ответственности, ибо там не решался вопрос денег. А поскольку он в футболе был всегда главным, то ответственность вырастала на несколько порядков. Меня и поставили, помню, в первый раз на место левого крайнего не потому, что я им был, а подальше от своих ворот, чтоб, не дай Бог, чего не испортил. Хотя играл я вообще с детства и потом уже полусредним.

Удивительное, ни с чем не сравнимое чувство, когда после окончания сборов на юге тебе говорят — «пиши заявление с такого-то числа, мы тебя зачисляем в команду». Восторг, ликование, хотя на лице растерянность — что, только меня одного? Но это заслоняется личным — тебя администратор ведет в свою каморку и выдает полный комплект игрока команды мастеров — спортивный шерстяной костюм, костюм х/б, две-три футболки, одну из них шерстяную, под холодную погоду, полукеды, гетры и т. д., наконец бутсы — «пока поиграешь в своих, но в течение двух-трех недель наш сапог сварганит тебе «копыта» по твоей ноге, пойди сейчас же, сними мерку» — ты думаешь, да за что же мне все это? То, о чем мечтал все школьные годы, ночью, днем, на тренировках и после… Потом, через некоторое время к тебе подходит начальник команды и говорит, что на днях ты получишь зарплату. И ты в голове уже прикидываешь, сколько это может быть и как обрадуется мать, получающая пенсию в 60 рублей, когда ты сможешь ей отдать хотя бы рублей сто и она поймет, что все твои муки были не напрасны, что ты зарабатываешь, хотя и необычным способом, но честные деньги. Но в день зарплаты к тебе подходит тот же начальник и тихо шепчет: «Ты знаешь, мы тебя оформили на месяц раньше, поэтому из тех денег, что ты получишь, отдай половину на нужды команды, ну, знаешь, судьи, то се…» Первое сомнение закрадывается к тебе в душу, что здесь что-то не то и что будешь иметь дело постоянно с каким-то наебом, но ведешь друзей к первой бутылке шампанского. Сколько разочарований предстоит испытать тебе именно на этой почве, деньги и ты, деньги, ты и твоя команда, но не деньги, заработанные за слесарным верстаком или еще где… Футбольный заработок — это гораздо больше, это признание, это оценка твоего мастерства. Как? Играть с мастерами? Жить рядом с ними? Разговаривать, учиться у них, завтракать и ужинать, болтая ни о чем, да еще за это и деньги получать? Да, тут простишь любого начальника команды и забудешь о подозрениях, с кем он поделил твою первую футбольную копейку… Потом к этому привыкаешь, наглеешь, делаешь из себя крутого, начинаешь заигрывать, начинаешь диктовать, но первые — это всегда святое, это особенно честные деньги. И ты вряд ли думаешь, как отныне это будет тесно переплетено. Деньги никогда не могут быть первыми в футболе, но без них не будет футбола, по крайней мере, современного. Тот, кто начинает играть ради денег, — обрекает себя на скучную работу, но тот, кто стал футболистом и продолжает играть из-за двух привязанностей — к футболу и к деньгам, — тот прав, ибо отдавать столько здоровья, уменья, красоты и не получать за это гонорар — это преступление против самого себя, семьи, против футбола, ибо если не игроки, то кто — главные распорядители всех денег, приходящих в кассу? Я всегда на стороне играющих, на стороне игроков.

Что такое твоя первая игра первого чемпионата в команде мастеров? Полный переворот сознания, переполох среди твоих друзей, знакомых, родных… Мы приехали со сборов из Ялты, и я выскочил из автобуса, захватить что-то из дома для игры. Тренер сказал: «Не опаздывай, перед игрой надо будет еще поговорить…» Я взял какую-то мелочь, не то шнурки, не то стельки для бутс и рванул догонять команду на такси. Контролеры меня знали все, но у главного входа творилось такое, что я решил пройти на стадион через служебную маленькую дверь и бросился к ней. Там никого не было, и я начал проскакивать, как вдруг увидел нового служаку — ни я его, ни он меня не знали. «Нэ вэлэно», — сказал он с хохлятским прононсом. «Да я, вот играть…» «Нэ вэлэно». Я психанул, наорал на него, но он еще с большим упорством произнес свое гундосое отрицание и захлопнул калитку. Я был в панике, никого из команды не было видно, все уже были в раздевалке и готовились. Вот попал. И я решил по старинке, через забор. Я побежал на дальнюю стену стадиона, залез на нее и прыгнул в черешневый сад. Теперь оставалось преодолеть метров сто стройных деревьев и перелезть второй забор, уже оказавшись на стадионе. Сад был опытного хозяйства. Там на длинных цепях бегали огромные овчарки, охраняя опытные плоды черешни. Я рванул через этот злополучный сад, страх гнал меня, в подсознании я держал, что где-то на половине пути надо перепрыгнуть через натянутую проволоку. Впереди меня бежал еще один безбилетник и он почему-то подпрыгнул, я машинально взлетел тут же, но через метров двадцать мы вместе врезались в проволоку и были отброшены к собакам. Как я очутился на стене, не помню, но овчарка оторвала у меня брючину. Спрыгнув на землю родного стадиона вместе с незнакомцем, тут же попал в руки мента, который, к счастью, меня узнал. «Да ты что, уже скоро начало игры». Я вошел в раздевалку, уже все разделись и разминались, растирали мышцы, доктор кому-то бинтовал голеностоп. Я встал в углу, тренер наш, Тоха, посмотрел на меня, как на пустое место, и так же тихо сел на скамейку перед полем. Только второй тайм спас меня, ибо у команды не пошла игра и меня подпустили. Случилось так, что помог забить спасительный гол и спас себя. Но случай с собаками и «нэ вэлэно» я долго не мог забыть — какие мелкие роковые случаи стоят иногда на пути к футболу, а упустить шанс, особенно футболисту, никак нельзя, это тоже признак класса — или ты поспеваешь повсюду, или ты… да просто не та реакция, вот и все… Вот так я прорывался к своему первому матчу сквозь собак и «нэ вэлэно». Самое главное, что это стало доминантой моей жизни, я всегда должен был через что-то прорываться, продираться, ничего не давалось просто так — от «упакованных» родителей, богатых дядюшек… Может, это и хорошо — появился характер, но может быть, плохо — был бы добрее и внешне не строил бы из себя крутого, когда на душе одни слезы и сомнения…

И вот я снова оказался в институте травматологии. После обследования Зоя Сергеевна Миронова отправила меня в Цхалтубо, чтобы закончить курс лечения. В футбол я уже не играл ровно год, боли продолжались, хотя немного утихомиривались. Была надежда на радоновые ванны. Я прилетел в Кутаиси и легко добрался до целебной воды. Поселили меня на два с половиной месяца в одноместном номере, и я начал свой курс лечения. Днем лежал в бассейне с пощипывающей, голубой водой, вечером типичная санаторская жизнь — знакомства, кино, танцы, поддача. Я тут же познакомился с очаровательной Наташей, и мы продолжили лечение вместе. Когда мы появлялись в районе лечебных кабинетов, то ко мне подходили стаи молодых грузинчиков и таинственно отзывали в сторону, нашептывая: «Дай нам ее на два часа, мы тебе заплатим пятьсот, тысячу рублей». «Не, — тянул я, — это моя жена, вы же уважаете своих, вот и я». Но они не верили. Все узнали в регистратуре и подходили снова: «Слюшай, миром просим, дай нам ее, деньги и тебе, и ей дадим, не то…» Так продолжалось недели две, я не знал, как решить эту проблему. Бедные мальчишки — местные девочки были для них запретны, а приезжие слишком взрослые — и вот эти молодые онанисты пытались хоть как-то строить свою половую жизнь. Однако моя проблема из-за их приставания к Наташке решилась сама собой. Через недели две, на теплом апрельском солнце и на радоне, я стал оживать, боли в спине исчезли и потянуло на местный районный стадион. Я сошел по ступенькам небольшой трибуны прямо на поле. Там тренировалась местная команда, которая играла на первенство Грузии. Они стояли в полкруга у ворот и били вратарю. Тот, кто сам немного играл, может понять, что такое игрок, только сошедший из высшей лиги, и что такое районная команда… Я стал бить вместе с ними. Соскучившись по мячу, по ударам, чувствуя, что боли в ногах почти нет, я делал такие трюки и бил из таких положений, что вдруг увидел — все остановились и смотрели на меня, даже начали сбегаться откуда-то мужики. Цокая языками и качая головами, они спросили — откуда я, ну я и признался им и рассказал все о себе. Затем мы сыграли на двое ворот, где я опять на свежести и легкости нанизывал местных игрочков пачками. Всё. После этого отношение ко мне и Наташе изменилось в корне. Каждый вечер ребята приходили в мой номер с су лугу ни, с молодым вином и мы кутили допоздна, потом бродили вместе повсюду. Я даже съездил с ними на несколько игр первенства Грузии и играл под чужой фамилией, кое-что забивая, но счастье длилось недолго. Я не знал, что первый муж Натальи был грузин из Тбилиси. Кто-то стукнул ему, что она приехала в Цхалтубо лечиться. Он решил навестить ее. Тем более — стучавшие сказали, что она не только лечится там, но и ведет порочную жизнь. Для грузина, вероятно, обидно, даже если и прошлая жена ему неверна. В общем, Отелло не замедлил появиться. Мы за день до этого сидели и поддавали, мне уже поднадоело жить в Цхалтубо, и я решил устроить отвальную. Пошел в лавку и взял бутылок шесть коньяка, сказал, что две будем пить здесь, четыре другие — в дорогу. Две первые пошли хорошо, хотя грузинский коньяк жестковат всегда. Четыре других оказались обычным чаем. Я, возмущенный, прибежал в лавку, но продавец миролюбиво сказал мне: «Зачем не сказал, что все будешь пить здесь, зачем сказал, что везешь далеко, получи нормальный». И поменял мне весь коньяк. Утром, с бодуна и печали, я сложил свою сумку и рванул в Кутаиси, упросив стюардесс отвезти меня домой раньше, дня на четыре. Через день раздался звонок моего друга из Москвы, улетевшего на день позже. Он рассказал, что ее муж носился с ножом по всему санаторию и искал меня, вскрыли мою комнату, а мой и след простыл, он упал на пол и бился в истерике, хотел отомстить… «За что, ведь они давно развелись?..» «Да, верь ты им, бабам, но главное не в этом — кто-то ему сказал, что в Цхалтубо таких ударов, как у тебя, не видели никогда, а он считал себя лучшим на всей территории Западной Грузии. Ой, что было… Вовремя ты сорвался…» Я положил трубку и долго думал о причинной связи футбола, женщин и врожденной гордости горцев.