Семен Иванов - Штаб армейский, штаб фронтовой Страница 39

Этот вывод был, конечно, слишком поспешным и неглубоким. После войны начальные ее недели были оценены многими западными историками по-иному. Вот одна из таких оценок. "Под давлением фанатической воли своего руководства противнику удалось, несмотря на большие потери, вначале стягивая в единое целое остатки разбитых соединений и отдельные свежие части, преграждать путь на направлениях немецких ударов, вынуждать нападающих снова и снова растрачивать силы в боях тактического значения и выигрывать время, одновременно все более используя громадный потенциал и удивительную способность к импровизации. Время стало решающим фактором, и немецкое руководство оказалось под давлением этого фактора... Красная Армия не была разгромлена на поле боя, большевистская система не потерпела краха, советский потенциал не был ликвидирован, выяснилось, что русское население отнюдь не ожидало немецких захватчиков как своих освободителей от большевистского ига"{32}.

Да, фашистскому руководству было далеко до осуществления своих бредовых замыслов. Но и советская сторона также не смогла выполнить свои, казалось бы вполне реальные, планы обороны государства. Каковы причины этого? Кто и в какой мере виновен - непосредственные исполнители или высшие государственные инстанции?

Было время, когда нам, пережившим на фронте драматические события первых недель войны, говорили: не кивайте на дядю, будьте самокритичны, ищите и показывайте собственные ошибки. И мы искали, показывали, называя такие, например, как низкая боевая готовность частей, соединений и их штабов, нечеткость, а в ряде случаев и ошибочность в постановке оперативно-тактических задач. Командующие, командиры и штабы оказались в ряде случаев не в состоянии в обусловленное обстановкой время принимать обоснованные решения, доводить их до подчиненных, организовывать взаимодействие. Решения принимались зачастую при отсутствии минимально необходимых сведений о противнике, без глубокого анализа оперативной ситуации. Полученные от старших начальников боевые задачи не всегда доводились до войск, а если и доводились, то с запозданием и без соответствующих конкретизации и материального обеспечения. Перемещение пунктов управления заранее не планировалось и нередко осуществлялось неорганизованно.

Можно назвать и многие другие недостатки, в том числе и факты растерянности, проявления трусости и неумения управлять частями и соединениями. Все это имело место. Но можно ли соизмерить последствия названных упущений и ошибок военного командования с просчетами, а скорее всего, с преступной некомпетентностью политического руководства нашей страны накануне войны? Именно такая некомпетентность и игнорирование очевидных фактов поставили войска и их командование перед неразрешимыми задачами, ибо на стороне врага оказались огромные преимущества. Он без помех сосредоточил свои силы в выгодных для удара группировках у наших границ. Ему позволили скрупулезно разведать все объекты, имевшие стратегическое, оперативное и даже в ряде случаев тактическое значение, подготовить условия для почти полного нарушения связи и уничтожения авиации на аэродромах, а также в немалой степени артиллерии, боеприпасов и другого нашего военного имущества. Слепая вера Сталина в непогрешимость своих расчетов явилась для войск причиной внезапности вражеского вторжения.

Главное, в чем можно обвинить наши фронтовые и другие штабы, это потеря управления. Но она была в свое время фактически обусловлена. Подробно об этом писал мой фронтовой соратник генерал-майор войск связи Иван Федорович Ахременко. За эту правдивую оценку{33} он подвергся преследованиям и чуть не был исключен из партии. Немалых трудов и неприятностей стоило мне, чтобы защитить ею. А суть в том, что войсковая связь перед войной базировалась на телеграфных и телефонных сетях общегосударственной и местной связи. Кабельных и подземных линий не было. Узлы связи сосредоточивались в административных и промышленных центрах в помещениях, не защищенных от авиации. Отсутствовали запасные узлы связи и обходы крупных населенных пунктов. Вся система связи приграничья была известна противнику, так как центральные польские учреждения связи оказались в его руках. К тому же запрещение Сталиным борьбы с авиаразведкой вермахта позволило немецкому командованию знать и обо всех изменениях в системе связи, которые произошли после 17 сентября 1939 года. Мало этого, Сталин допустил в приграничные районы так называемых "гробокопателей" - команды наземных военных разведчиков, переодетых в гражданское платье, которые якобы искали останки немецких военнослужащих, погибших здесь в первую мировую войну. Нет ничего удивительного, что заброшенные к нам в тыл диверсионные группы, в том числе парашютисты, в 2 часа ночи 22 июня начали хорошо спланированную акцию по нарушению связи. К утру 22 июня она прервалась со всеми армиями. Оказались поврежденными и все крупные радиостанции. Попытки восстановить управление войсками, используя подвижные средства, из-за абсолютного господства вражеской авиации давали весьма скудные результаты. Присылка Сталиным на Западный фронт трех Маршалов Советского Союза - К. Е. Ворошилова, Г. И. Кулика и Б. М. Шапошникова - мало помогла делу. Тем не менее Сталин взвалил всю ответственность за трагедию Западного фронта на Д. Г. Павлова и его штаб.

Эти причины наших поражений лежат на поверхности, но были и более глубинные, объясняющие, например, провал контрудара 5-го и 7-го механизированных корпусов 6-10 июля 1941 года, о котором я рассказывал выше. И здесь, представляется, мне надо снова вернуться к годам своей учебы в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Там я получил возможность серьезно заниматься танковой проблематикой, чему очень способствовал начальник кафедры полковник В. С. Тамручи. В академии я услышал и записал поистине пророческие слова М. Н. Тухачевского, которого видел тогда в последний раз. Он выступил перед нами с четырехчасовой лекцией по узловым вопросам военной науки. Ряд мыслей, высказанных им, с особой ясностью всплыли у меня в памяти в трагические дни начала войны. Например, такие: если недоучет артиллерийской проблемы до империалистической войны послужил причиной тяжелых потрясений на фронтах почти для всех воевавших стран, то недоучет новых возможностей в области вооружения танками, самолетами, химией, радиосредствами и т. д. может стать причиной еще больших потрясений.

Из лекции В. С. Тамручи и из богатой в то время военной периодики я узнал, что по танкам мы шли тогда едва ли не впереди всех. В "Военном зарубежнике" я прочитал, к примеру, отзыв английского военного теоретика полковника Мартеля о действиях советских танков в ходе Белорусских маневров 1936 года, на которые он был приглашен. Вернувшись к себе, Мартель принял участие в проводившейся в Лондоне дискуссии по проблемам механизации армии. В своем выступлении он, между прочим, сказал: "Существует немало командиров, считающих, что дни танков уже миновали и что противотанковое оружие в настоящее время достигло такого состояния, что оно сравнительно легко справится с танками. Если сторонники этого взгляда здесь присутствуют, то я должен просить их мысленно сопровождать меня на советских маневрах, на которых я имел счастливый случай присутствовать прошлой осенью. Несмотря на то, что общее число танков, применявшихся на этих маневрах, достигало внушительной цифры, в течение четырех дней маневров мы видели очень небольшое число машин, потерпевших аварию. Особого внимания заслуживает моральное впечатление, производимое таким большим числом танков"{34}.