Оля Ватова - Все самое важное Страница 39

Валентин не подозревал, с чем он может столкнуться в плену у немцев. В его представлении немцы были просто той силой, которая могла избавить людей от железных лап советской власти. Кстати, именно поэтому на первом этапе войны энкавэдэшники всегда шли за армией. Не только у Валентина были иллюзии насчет «освободителей». Позднее, когда немцы уже стали вершить свои злодеяния на захваченных землях, пришло осознание истины и начались грандиозные сражения.

Возвращаясь к эпопее паспортизации, я задалась вопросом — а зачем, собственно, заключенные соглашались так терзать поляков? Каков был их интерес? Ответ пришел сам собой. Известно, как протекала жизнь арестантов. Голод, монотонность, абсолютная безнадежность. Можно представить, что несчастным предлагали за это по пачке папирос или дополнительный паек хлеба, а может, немного продлить время прогулки. Не исключено, что в случае, если узники «убедят», им было обещано на месяц скостить срок. Возможно, что все эти посулы покажутся смешными свободным людям, но там, в алма-атинской тюрьме, это будоражило воображение и приравнивалось к выигрышу в лотерее. Били нас и для того, чтобы заполучить нашу одежду. Тогда мы еще донашивали вещи из фонда американской помощи. Для заключенных и это тоже было высокой платой за причиненные нам увечья. А кроме того, избиения поляков вносили некоторое разнообразие в серую монотонность их дней. Нужно сказать, что НКВД рассчитал все очень логично и хитро. Результат — успех бесчеловечной акции. Ведь после того ночного буйства палачей почти все мы вышли советскими гражданами. А если бы кого-то забили насмерть, то это, как водится, объяснили бы сердечным приступом.

Еще один вопрос, который задаю себе, — почему так важно было обратить нас в советское гражданство, если люди, взявшие советский паспорт, смогли потом первыми вернуться в Польшу? Наша семья покинула Советы одной из последних. Впрочем, трудно сказать, когда выехали последние. Ведь некоторых не выпускали очень долго. Были случаи, когда о здравствующих поляках, остававшихся на территории Советов, сообщали, что они уже умерли.

Нашему возвращению в Польшу сопутствовали все выкрутасы советской системы. Ведь там ничто и никогда не происходит обычным путем. Через какое-то время до Или донеслись вести о том, что поляков стали отпускать домой. Однако с оговоркой, что на польских евреев это не распространяется. Еще по прибытию в поселок все заполняли регистрационные листы, где была графа — вероисповедание. И если было указано «еврей», то это означало, что ты не можешь быть поляком. Опять!!! Евреи снова погрузились в отчаяние. Их обуял настоящий ужас. Было известно об иезуитской позиции НКВД по этому поводу. И они решили разыграть еще одну фишку. А вдруг получится… Лживость и лицемерие НКВД воистину не знали границ.

Энкавэдэшники, занимавшиеся возвращением людей в Польшу, прибыли в наш поселок. Вероятно, тогда они уже получили инструкцию не касаться еврейской темы. Началась дотошная проверка документов. Рассматривались все бумаги и бумажечки, а также постоянно возникала необходимость в куче разных дополнительных сведений. Мы находились в горячке ожидания. Особенно Александр, которого никто никуда не вызывал. На всякий случай он спрятал свой польский паспорт. Опять нас ввязали в какую-то дьявольскую замедленную игру. Снова гнетущая неуверенность.

В конце концов нас вызвали. Анджей и я (советская граж данка) получили разрешение на выезд сразу, без лишних трудностей. Зато Александр должен был пройти еще ряд дополнительных бесед, во время которых ему угрожали пожизненным проживанием в стране победившего пролетариата.

Не знаю, то ли открытое письмо Важика, где он упоминал о скором возвращении известного писателя Александра Вата, повлияло на исход дела, то ли все это вообще было решено заранее и нашим мучителям просто хотелось еще поиздеваться над строптивым литератором, но нашу семью все-таки отпустили в полном составе.

Мы упаковали скудный багаж, купили у соседки-казашки сухари, предназначавшиеся ранее для ее коровы, и поехали в Алма-Ату, где нашли ночлег у знакомых поляков. Начались поиски билетов на Москву. Длились они довольно долго. Для Анджея это были настоящие каникулы. Вечером накануне нашего отъезда он даже посмотрел в казахском оперном театре «Пиковую даму».

Наконец-то мы оказались в поезде, но до той минуты, пока он не тронулся с места, нас не покидал страх очередных испытаний. И только потом возникло забытое чувство безопасности. Мы выжили в жутких условиях, которые грозили нам физическим уничтожением.

Нужно сказать, что состав следовал прямо до Москвы, но, несмотря на это, разрешенный нам маршрут включал в себя три пересадки. Причем пересаживаться нужно было на маленьких грязных станциях, где, как я знала по опыту, трудно найти питьевую воду, не говоря уже о какой-либо еде. Кроме того, там почти невозможно сесть в нужный поезд даже за взятку проводнице. Вероятно, энкавэдэшники нас выпустили в надежде сгноить по дороге. Во всяком случае, все это значительно уменьшало шансы добраться до Польши.

Вагон российского производства, в который мы сели в Алма-Ате, был очень просторным и предельно заполненным. Сразу после войны в стране началось «великое переселение» народов. Одни возвращались домой, другие искали родных. Кто-то странствовал в надежде найти работу или новое место жительства. Когда мы уже расположились на своих местах, то заметили стоящих на перроне мужчин, которые непонятно зачем посматривали в нашу сторону. Как только поезд тронулся, в вагон вошел человек в мундире (Александр шепотом сообщил мне, что это мундир НКВД). Терять мне было нечего. Я сама подошла к нему и вкратце рассказала нашу историю. Добавив, что после всего происшедшего состояние здоровья моего мужа таково, что он просто не выдержит трех пересадок и может погибнуть по дороге. Затем спросила энкавэдэшника, нельзя ли нам ехать этим поездом прямо до Москвы, где находится наше посольство.

Мою речь слушало еще несколько военных, стоящих рядом с мужчиной в форме НКВД. Они одновременно начали говорить, заверяя меня, что это вполне возможно и ничего не стоит опасаться. Так же прореагировал и энкавэдэшник: «Поезжайте спокойно. Ничего плохого с вами не произойдет». И, что удивительно, произнес следующее: «Сейчас уже действительно ничего не случится». Тут на нас посыпались советы соседей по вагону. Одним, самым важным, я сразу же воспользовалась. Пошла к проводнице и дала ей «на лапу». Увидев сумму, она вмиг стала дружелюбной и сказала: «Не волнуйтесь. Отдыхайте. Когда придут контролеры, я с ними поделюсь».