Вадим Фролов - В двух шагах от войны Страница 39

- А ну, марш отседова! - прикрикнул Прилучный, и Ольга выскочила.

Мы потешались над Карбасом, да и над собой, когда вдруг Иван Иванович поднял руку и прислушался. Все, замолчали. Никто в первую минуту не понял, в чем дело, просто показалось, что произошло что-то необычное. Тишина настала в палатке и во всем мире. Молча все высыпали наружу.

Не было туч, не было дождя, не было ветра, а было ослепительное, вроде бы даже теплое, солнце, и только мерный шум прибоя нарушал глубокую тишину. И снова птицы сновали над бухтой, и снова сверкали вдали серебряные вершины... "Ай да птички, молодцы, - подумал я, - где же они прятались-то?"

- Вот это да-а-а! - протянул восторженно Славка.

- Климат у нас такой отчаянный, - очень довольный, сказал Иван Иванович. - Новоземельский - одно слово...

Так кончилась наша первая ночь в становище Прилучного, и так начался новый день.

15

С наслаждением попив горячего чаю с сахаром и хлебом, ребята вытащили свою мокрую одежду и разложили ее на камнях. Солнце и легкий теплый ветерок быстро просушили ее. Сбитую ветром палатку споро и прочно поставили на место. Разлеглись на солнышке и задремали.

- А ну, промышленники, - раздался веселый девчоночий голос, вставайти, вставайти! Уха на столе.

- Вчерашняя? - спросил Колька.

- Зачем вчерашняя? - удивилась Ольга. - Седнишняя. Папаня с Ваней порыбачили, пока вы тут носами сопели.

Арся вскочил первым. Оля стояла перед ним в аккуратненьком ватнике, в ладно пригнанных сапожках и в синем шелковом платке. Арся попялил на нее глаза и пошел куда-то в сторону.

Толик Находка посмотрел ему вслед и серьезно сказал:

- Приворожила. Точно.

- Кого? - вспыхнув, спросила Ольга.

- Меня, - сказал Толик, - и его. - Он кивнул в сторону шагавшего по камням Арси.

- Вот еще! - сказала Оля. - Нужны вы мне больно... оба.

- А кто тебе нужен? - без обычной своей ухмылки спросил Витька Морошкин.

- А вот он, - сказала Оля, показав на Антона, - да еще этот вот ничего... - Она кивнула на Славку и убежала в палатку-столовую.

Морошка косо смотрел на то, как смутился вдруг Антон и весело встрепенулся Славка.

- А што, у нас в Одессе все такие! - крикнул он вслед Ольге. И, запев во все горло: "Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч...", он помчался в столовую.

- И этот втюрился, - угрюмо сказал Баландин, - и Морошка-ягода тоже втюрилась.

Витя промолчал. А из столовой как ошпаренный выскочил Славка. Он два раза перекрутился на месте и сказал:

- Айда рубать, братва! "Любовь - это грозная штука..."

И братва пошла "рубать". И рубали, надо сказать, здорово. Ольга только успевала подавать.

"До чего же живучий народец, - с нежностью думала, глядя на них, Людмила Сергеевна, - как будто и вчерашней адской работы не было и этой жутковатой ночи не было. Уписывают за обе щеки да хохочут..."

К концу обеда в палатку зашел Иван Иванович.

- Приятно кушать, - вежливо сказал он, - хлеб вам и соль.

- Спасибо! - с набитыми ртами ответили ребята.

- Товарищ комиссар, - сказал Прилучный, - я так рассуждаю: седни ребятишкам надо отдохнуть, а чтоб время зря не терять, я им порасскажу кой-что, про промысел, значит.

- Правильно, Иван Иванович, - согласилась Людмила Сергеевна и добавила улыбнувшись: - Что бы мы без вас делали?

- Иван Иванович, - спросил Димка, - а почему вы нам ваших собачек не показали?

- Вы работали, а они бы толочься тут стали, мешать, - рассудительно ответил Прилучный.

- Хорошие у вас собачки, - сказал Димка.

- Ничо, - согласился Прилучный, - для охоты, для езды.

- Эх, - сказал Саня, - а Шняка-то наш как там?

- Сожрали кармакульские псы твоего Шняку, - хихикнув, сказал Шкерт.

- Типун тебе на язык, - сказал Саня и вдруг замолчал, разинув рот.

В дверном проеме, улыбаясь, стоял Шняка, и хвост-парус ходил у него ходуном.

- Ты чего, подавился? - спросил Саню Карбас.

- Шня... Шня... Шняка! - тихо сказал Саня.

Мальчишки, забыв про еду, повскакивали с мест и выкатились вместе с одуревшим от радости Шнякой из палатки. Пес вертелся, как волчок, лаял, визжал и прыгал, стараясь лизнуть в нос или в щеку. А за всей этой суматохой, посмеиваясь в сивые усы, наблюдал капитан Громов.

Увидев начальника, мальчишки чуть не сбили его с ног.

- Тиха, тиха! - строго сказал Громов. - Будто год не видали.

- Вы как к нам? - спросила Людмила Сергеевна.

- На доре моторной прибежал, - ответил Громов, - да еще три лодчонки приволок: пригодятся, когда кайру бить начнете.

- Как же вы в такой-то ветер?

- Да-а, взводень* еще порато сильный. Однако добрался.

- А "Зубатка" как там? - спросил Антон.

- "Зубатушка" наша ушла. В Архангельск-город.

- С "Азимутом"? - спросил Саня.

Громов нахмурился:

- "Азимут" нынче ночью в шторм этот погиб.

- Как погиб?! - закричали ребята.

- Его с якоря сорвало да об береговые камни... Так долбануло, что на части рассыпался. Старенький был, - как об умершем человеке, сказал Афанасий Григорьевич. - Его кармакульские сейчас на дрова разбирают.

- Вот, - чуть не со слезой в голосе сказал Коля, - мы его чинили да латали, а он...

- Не судьба, значит, - сказал Громов, - как говорится, каждому кораблю свой век даден.

- А "Авангард"? - спросил Димка.

- "Авангард" тут маленько поработает: с промыслов будет добычу в Кармакулы на факторию возить.

Афанасий Григорьевич помолчал, осмотрелся вокруг, потом зашел в палатку. Вышел оттуда довольный, похвалил Людмилу Сергеевну, пожал руку Прилучному, оглядел ребят и спросил:

- Как тут у вас - никаких ЧП боле не было?

Людмила Сергеевна за спиной Громова предостерегающе помахала рукой.

- Нет, - сказал Антон, - не было.

- Кха, кх-м, - покрякал Афанасий Григорьевич, - тут вот такие дела...

Он слегка ткнул носком сапога разлегшегося у его ног Шняку. Тот от удовольствия перевернулся на спину, показав пушистый белый живот, и раскинул в стороны все четыре лапы.

- Ишь, подхалим, - проворчал Громов, - чего делать с ним, ума не приложу. Не могу же я его по Кармакулам за собой таскать? Местные псы на него зуб имеют. Они работяги, им таких прынцев и на дух не надо...

Мальчишки смеялись, а Афанасий Григорьевич обиженно продолжал:

- И ведь что удумал, а? Запру я его в избе да дверь прикрою - скулит и воет как зарезанный. Собаки со всего становища сбегаются и тоже выть начинают. А их там штук сто, а может, и поболе! Народ совсем освирепел от этого. А с собой его беру, так эта камбала косорота либо к ногам жмется, либо у меня на руках сидит...

Хохот стоял такой, что Шняка испуганно прижался к ногам Громова.

- Вам смешно, а мне каково, - сказал Громов и повернулся к Ивану Ивановичу: - Возьми ты это вражье семя к себе. Засунь его в сараюшку, пока я уеду...