Павел Фокин - Чехов без глянца Страница 39

Михаил Михайлович Андреев-Туркин. По воспоми­наниям родных и близких:

В маленьком флигеле из земляного кирпича (самана), обмазанном глиной, состоящем из грех комнаток, площадью всего в двадцать три кв. метра, — 17 января i860 года родился Антон Павлович Чехов. Домик помещался в глубине двора на немощеной пыльной Полицейской улице. За домом росло не­сколько акаций, на которых были прикреплены скворечни. Вокруг дома рос бурьян и были протоп­таны дорожки к воротам, сараю и другим местам. При доме была кухонька, размером пять с полови­ной метров, с глиняным полом. Домик не принад­лежал Чеховым, а арендовался ими у Гнутова. <...> В большой комнате главный угол был заставлен иконами, с горящей всегда перед ними лампадой. Перед иконами стоял треугольник, на котором лежа­ли молитвенник, книги священного писания и вос­ковая свеча в высоком медном подсвечнике, на кото­ром лежали щипцы для снятия нагара со свечи. Комната эта служила для приема гостей, столовой и кабинетом Павла Егоровича — отца Чехова. Посреди комнаты стоял стол с подъемными крыш­ками, у стен стоячая конторка и несколько стульев.

7 N>1980

В двух других маленьких комнатах размещались спальня Чеховых с деревянной двуспальной кро­ватью и детская, в которой и была помещена дере­вянная качающаяся колыбелька с новорожденным Антошей. <...>

Говорить А. И. начал рано. Говорил ребенком не спеша и не шепелявя.

Владимир Алексеевич Гкляровский:

Антон Павлович был смирнее всех. У него была очень большая голова, и его звали Бомбой, за что он сердился. Любимым занятием Антона было со­ставление коллекций насекомых и игра в торговлю, причем он еще ребенком мастерски считал на сче­тах. Все думали, что из него выйдет коммерсант.

Михаил Михайлович Андреев-Туркин. По воспоми­наниям родных и близких:

С самого раннего детства дети помогали отцу в его торговле. Помогали и тогда, когда учились в гим­назии.

Александр Павлович Чехов:

Это было весьма своеобразное торговое заведение, вызванное к жизни только местными условиями. Здесь можно было приобрести четвертку и даже два золотника чаю, банку номады, дрянной перо­чинный ножик, пузырек касторового масла, пряж­ку для жилетки, фитиль для лампы и какую-нибудь лекарственную траву или целебный корень вроде ревеня. "Гут же можно было выпить рюмку водки и напиться сантуринским вином до полного опья­нения. Рядом с дорогим прованским маслом и доро­гими же духами «Эсс-Букет» продавались маслины, винные ягоды, мраморная бумага для оклейки книг, керосин, макароны, слабительный александрий­ский лист, рис, аравийский кофе и сальные свечи.

Рядом с настоящим чаем продавался и спитой чай, собранный евреями в трактирах и гостиницах, вы­сушенный и подкрашенный. Конфекты, пряники и мармелад помещались по соседству с ваксою, сар­динами, сандалом, селедками и жестянками для ке­росина или конопляного масла. Мука, мыло, греч­невая крупа, табак-махорка, нашатырь, проволоч­ные мышеловки, камфара, лавровый лист, сигары «Лео Виссора в Риге», веники, серные спички, изюм и даже стрихнин (кучелаба) уживались в са­мом мирном соседстве. Казанское мыло, душистый кардамон, гвоздика и крымская крупная соль лежа­ли в одном углу с лимонами, копченой рыбой и ре­менными поясами. Словом, это была смесь самых разнообразных товаров, не поддающихся никакой классификации. Лавка Павла Егоровича была в од­но и то же время и бакалейной лавкой, и аптекой без разрешения начальства, и местом распивочной торговли, и складом всяческих товаров — до афон­ских и иерусалимских будто бы святынь включитель­но, — и клубом для праздных завсегдатаев. И весь этот содом, весь этот хаос ютился на очень неболь­шом пространстве обыкновенного лавочного по­мещения с полками по стенам, с страшно грязным полом, с обитым рваною клеенкою прилавком и с небольшими окнами, защищенными с улицы ре­шетками, как в тюрьме. <...>

Антоша, сидя в лавке, должен был знать, где, на ка­кой полке и в каком ящике хранится такой-то то­вар. Павел Егорович требовал, чтобы все отпуска­лось покупателю без замедления и моментально.

Михаил Павлович Чехов:

В 1874 году мы переехали в свой собственный дом. выстроенный нашим отцом на глухой Елиса- ветинской улице, на земле, подаренной ему дедуш­кой Егором Михайловичем. Отец был плохим

дельцом, все больше интересовался пением и обще­ственными делами, и потому его собственные дела пошли на убыль, и самый дом вышел неуклюжим и тесным, с толстыми стенами, в которые подряд­чиками было вложено кирпича больше, чем было необходимо, ибо постройка оплачивалась с каждой тысячи кирпича. Подрядчики нажились, оставив отцу невозможный дом и непривычные для него долги по векселям. Вся семья теснилась в четырех комнатках; внизу, в подвальном этаже, поместили овдовевшую тетю Федосью Яковлевну с сыном Але­шей, а флигелек, для увеличения ресурсов, сдали вдове Савич, у которой были дочь-гимназистка Ира- ида и сын Анатолий. Этого Анатолия репетировал мой брат Антон Павлович. <...> Семья нашего отца была обычной патриархальной семьей, каких было много полвека тому назад в провинции, но семьей, стремившейся к просве­щению и сознававшей значение духовной культу­ры. Главным образом по настоянию жены, Павел Егорович хотел дать детям самое широкое образо­вание. но. как человек своего века, не решался, на чем именно остановиться: сливки общества в тог­дашнем Таганроге составляли богатые греки, кото­рые сорили деньгами и корчили из себя аристокра­тов, — и у отца составилось твердое убеждение, что детей надо пустить именно по греческой линии и дать им возможность закончить образование да­же в Афинском университете. В Таганроге была греческая школа с легендарным преподаванием, и, по наущению местных греков, отец отдал туда учить­ся трех своих старших сыновей — .Александра, Ни­колая и Антона; но преподавание в этой школе даже для нашего отца, слепо верившего грекам, оказалось настолько анекдотическим, что пришлось взять от­туда детей и перевести их в местную классическую гимназию.

Александр Павлович Чехов:

Антон Павлович Чехов никогда не обладал выдаю­щимся слухом; голоса же у него не было вовсе. Грудь тоже была не крепка, что и подтвердилось потом болезнью, которая свела его преждевременно в мо- гилу. Несмотря, однако же, на все эт о, судьба распо­рядилась так, что А. П. до третьего и чуть ли, кажет­ся, не до четвертого класса гимназии тянул тяжелую лямку певчего в церковном хоре. <...> Пели главным образом в монастыре и во «Дворце». <...>

Антон Павлович пел в монастыре альтом, и его, как и следовало ожидать, почти не было слышно. Муж­ские сильные голоса подавляли слабые звуки трех детских грудей. Но Павел Егорович не принимал этого в расчет, и ранние обедни пелись аккурат­но и без пропусков, невзирая ни на мороз, ни на дождь, ни на слякоть и глубокую, вязкую фязь не­мощеных таганрогских улиц. А как тяжело было вставать по утрам для того, чтобы не опоздать к на­чалу службы!.. <...>