Клод Дюфрен - Великие любовники Страница 39

Это означало, что ему надо было найти работу, которая помогла бы выжить. Поскольку у него не было средств, чтобы продолжить изучение права, а работа нужна необременительная, у него возникло одно решение – стать служащим. После нескольких тщетных попыток устроиться, при поддержке друга семьи, адмирала де Соссе, в марте 1872 года Ги устроился без денежного содержания гражданским служащим в Морское министерство. И только спустя год он стал получать зарплату: сто двадцать пять франков в месяц и ежегодное вознаграждение в размере ста пятидесяти франков. Это позволяло не умереть с голода в ожидании, что литературные труды принесут ему славу и богатство.

Как же выглядел молодой Мопассан, когда начал активную жизнь? Племянница Флобера Каролина Комманвиль рассказывает нам, что он был «красивым парнем среднего роста, широкоплечим, с красиво посаженной головой и чертами лица юного римского императора. Он был очень прилежен во всех физических упражнениях и… немного самовлюблен. Каждое утро он входил в Морское министерство с выражением каторжника на лице…» Действительно, сидеть целый день взаперти среди мрачных стен министерства, долгими часами листать пыльные папки – это должно было быть настоящим испытанием для молодого нормандца, привыкшего дышать морским воздухом, любоваться природой, заниматься физическими упражнениями. Первый год парижской жизни был очень трудным. Письма, которые он посылал матери, продолжавшей жить в Этрета, были похожи скорее на просьбы о спасении: «Небо совершенно голубое, – писал он, – однако я никогда не находил до сегодняшнего дня такое различие в свете между Этрета и Парижем. Мне кажется, что я ничего не вижу, словно на глаза мои наброшена вуаль. Как было бы здорово искупаться в море! Здесь повсюду ужасно пахнет. Думаю, что по сравнению со зловонием парижских улиц запах твоей плиты намного слаще. Мой начальник стал более ворчливым – настоящий чертополох… Сейчас половина пятого, я пришел на службу в полдень, а мне уже кажется, что я тут заперт по крайней мере уже десять часов…»[73] Однако спустя несколько лет, став уже известным писателем, Мопассан нашел много очарования в столице, о которой так плохо отзывался.

Помимо того что работа бумагомарателя не представляла никакого интереса, его раздражали коллеги. Несчастные «призраки», потерявшие собственные лица за годы вялотекущей работы, они, казалось, блуждали по коридорам министерства в ожидании, что отставка поставит официальную печать на их желании ничего не делать. И все же Мопассан извлек пользу из тех мрачных лет, изобразив в некоторых своих новеллах красочные персонажи этих чинуш.

Малейший повод был для него хорош, чтобы сбежать оттуда. Как только Ги добивался отпуска на несколько дней, он мчался в Этрета, а если времени было немного, уходил на пешие прогулки. Так, в одно из воскресений он прошел более шестидесяти километров по долине реки Шеврез, что говорит о его хорошем физическом состоянии.

Несмотря на то что он прилагал все силы, чтобы в глазах начальства выглядеть прилежным служащим, он очень скоро научился изображать видимость работы, в то время как на самом деле занимался совершенно другим – литературой. Он почувствовал себя наверху блаженства, когда одна из его сказок, «Рука трупа», была напечатана в лотарингском альманахе «Понт-а-Мюссон»[74]. Конечно, особенно радоваться было нечему, но это был первый знак благосклонности судьбы.

Ну а пока, в ожидании признания, ему приходилось волей-неволей изображать свое присутствие в министерстве. К счастью, едва наступал субботний вечер, начиналось время свободы, огромной радости, безудержной, безграничной. Для Ги свобода звалась Сеной. Он плавал по реке, ловко управляя лодкой, с потным торсом под майкой в сине-белую полоску. Он был адмиралом флотилии лодочников под красочным названием «Общество трещоточников», которое вскоре стало называться «Обществом котов». Мопассан был вожаком этих горлопанов, драчунов, волокит, он был заводилой. «Моей великой, моей единственной, моей всепоглощающей страстью в течение десяти лет была Сена. Ах, эта прекрасная, спокойная, переменчивая и вонючая река, полная миражей и нечистот…» – восклицал он.

Они высаживались на берег близ какого-нибудь кабака, где пахло тиной и жареным мясом… Аньер, Аржантей, Буживаль, Безон, много было таких остановок на пути поисков экзотики. Для Мопассана обетованная земля находилась в Шато, в бане под названием «Лягушатник». Он потом описал это заведение с тем реализмом, секрет которого был ему прекрасно известен: «Место это пропитано глупостью, пахнет подлостью и базарной галантностью. Там струится запах любви, и люди дерутся за “да” или “«нет”». Девицы, с которыми он имел дело в конце недели, были не против, чтобы переходить из рук в руки. Они принадлежали всем, а следовательно, никому, они возбуждали его желание снова и снова. Без всякой скромности он признается: «Мне бы хотелось иметь тысячу рук, тысячу губ и тысячу… темпераментов, чтобы иметь возможность обнять одновременно всю эту армию очаровательных и ничего не значивших созданий…»

Этой плотской одержимостью он очень гордился и подчинялся ей без сопротивления, будучи одновременно властелином и рабом постоянного желания. Сколько же таких эфемерных созданий прошло через его руки? Сам он называл цифру двести или триста, но нет сомнения, что на самом деле их было намного больше. В одной из своих лучших новелл «Загородная прогулка» Мопассан одной фразой описал непреодолимую силу своих желаний: «Это была девушка лет восемнадцати – двадцати. Одна из тех женщин, при встрече с которой у вас возникает внезапное желание, остающееся до самой ночи в виде смутного беспокойства и поднятия чувств».

Нескольких слов оказалось достаточно, чтобы описать потребности постоянной чувственности. Именно она подсказала ему такое живое, волнительное описание обстановки, которая царила в «Лягушатнике»: «В этом плавучем заведении было весело и шумно… Вся толпа кричала, пела, орала. Мужчины, сдвинув шляпы на затылок, с покрасневшими лицами, с блестящими глазами пьяниц суетились, рыча от желания, словно звери. Женщины, подыскивая добычу на ночь, просили мужчин угостить их выпивкой. А свободное от столиков пространство занимали в основном местные жители, целый батальон лодочников с подружками в коротких фланелевых юбках… Парочки отчаянно танцевали, вскидывая ноги чуть ли не до лица партнеров. Самки, не боясь вывихнуть бедра, прыгали, взметая вверх юбки и обнажая зады. Их ноги поднимались выше их голов с удивительной легкостью, они трясли животами, крутили задами, поводили грудями, распространяя вокруг себя возбуждающий запах потных женских тел».