Владимир Бушин - Я жил во времена Советов. Дневники Страница 4

Вскоре меня и еще несколько ребят направили на краткосрочные армейские курсы радистов в прифронтовую деревню Вятчино. Весной 43-го года было голодно, ели конину. Но почему-то каждый раз, когда читаю или слышу гениальные строки Есенина:

Я теперь скупее стал в желаньях.Жизнь моя, иль ты приснилась мне?Словно я весенней гулкой раньюПроскакал на розовом коне, —

каждый раз вспоминаю ту голодную прифронтовую весну, гулкую мартовскую рань в деревне Вятчино.

По окончании курсов мы вернулись в роту, и я работал сначала на переносной радиостанции 5-АК («трет бока»), а потом на стационарной, точнее, на колесах, РСБ. Как комсоргу и ротному корифею всех наук мне порой приходилось выполнять поручения и не относившиеся прямо к моей военной профессии, в частности, бывать на постах, о чем я не раз упоминаю в дневнике.

Он начинается с января 1944 года. Перед этим мне дали короткий отпуск, вернее, командировку в Москву. Впрочем, и командировкой это назвать грех. Просто дело в том, что у нашего командующего ПВО полковника Горбаренко была возлюбленная военфельдшер Хилай, видимо, москвичка, по списку она состояла в нашей роте, появлялась у нас редко. У нее

были в Москве какие-то родственники. Ей захотелось послать им продовольственную посылочку, собрать которую для ее возлюбленного было не трудно. Собрал. А как отправить? О, есть же в роте москвич Бушин. Меня и послали, пробыл я дома дней семь-десять. Помню, что посылочку я передал кому-то в двухэтажном доме по правой стороне Арбата. Между прочим, явился я домой с чесоткой. Но мать быстро вылечила меня жаркой самодельной баней при больнице и ихтиоловой мазью. И это была единственная болезнь за всю войну.

Мой дневник за 1944 год, поскольку я писал его почти всегда карандашом, сейчас прочитать очень трудно, иные страницы просто невозможно. Ну, действительно, ведь им 67 годочков! Однако недавно по случаю я все-таки ухитрился кое-что разобрать.

А случай был такой. С апреля 2009 года незнакомая мне женщина по неведомой причине присылала мне интересные тексты на церковно-религиозные темы. Раз прислала, другой, третий… Я заинтересовался, кто такая? Имя интернациональное – Анна, фамилия – явно не русская, и пишет она ее латиницей. Я спросил. Оказалось – белоруска, а фамилия в переводе означает «аист». «Аист сидит на крыше», как пела молодая и прекрасная София Ротару, и шлет мне с крыши, то есть из поднебесья, псалмы Иоанна Златоуста. В знак признательности послал ей шутливый мадригал не совсем религиозного характера:

Когда являетесь вы, Анна,На мой экран в заветный час,Я превращаюсь в дон ГуанаИ донну Анну вижу в вас.

Она подхватила шутку: «Вы рискуете: «тяжело пожатье каменной его десницы…» Десницы дон Альвара не каменного, а живого. О-го-го…

Я написал Анне, что недавно получил медаль «За освобождение Белоруссии», поскольку в 1944 году со своей 50-й армией всю ее протопал наискосок с юго-востока на северо-запад – от Быхова до Гродно. И рассказал, как порой голодные из-за отставших кухонь стучались мы в бедные белорусские избы и просили: «Тетка, бульба есть?» – «Есть, тiлько трошки дробненькая». И кормила нас тетка, и поила, а то и спать укладывала.

Мои воспоминания об этом, родные ей слова «бульба есть?» до слез растрогали Анну. Вспомнилось ей босоногое детство, как свиней пасла с хворостиной, как мечтала о стране, где живут только красивые, благородные и бескорыстные люди. А уже став взрослой, оказалась в стране красавца Гайдара, благородного Чубайса да бескорыстного Абрамовича…

А тогда… Помните у Твардовского?

Тетка – где ж она откажет?Хоть какой, а все ж ты свой.Ничего тебе не скажет,Только всхлипнет над тобой.Только молвит, провожая:– Воротиться дай вам Бог… —То была печаль большая,Как брели мы на восток…

Но нет, в ту пору, с которой начинается дневник, шел уже 44-й год, и мы не на восток брели, а шагали на запад, каждый день считая, сколько осталось до Германии. Это были дни освобождения Белоруссии по гениальному плану Рокоссовского «Багратион». Когда этот план обсуждали в Ставке, все были изумлены. Одновременно два главных удара? Так не бывает. Не может быть! Но Рокоссовский сказал: «А в данном положении это лучший путь!» Сталин попросил его выйти в соседнюю комнату и спокойно наедине подумать. А когда позвали, он повторил: «Два одновременных главных удара!» Сталин еще раз попросил генерала выйти и подумать. Тот вышел, подумал, вернулся и доложил: «Два главных». Сталин в третий раз попросил его подумать наедине. Генерал вышел, подумал, вернулся: «Два!» Только после этого весьма необычный план утвердили. Сталин знал то, что много лет позже четко выразил мой покойный друг Евгений Винокуров:

Упорствующий до пределаПочти всегда бывает прав.

Операция «Багратион» была одной из самых блистательных за всю войну. И, к слову сказать, именно в ходе ее Рокоссовскому было присвоено звание маршала Советского Союза.

И я листаю дневник тех дней. Операция началась 23 июня, а вот давно забытые, но, по-моему, кое-чем интересные записи за пять месяцев до этого, когда еще стояли в обороне. Итак… Но – минутку. Слова просит моя Муза. Она хочет кратко поведать в этой книге о моей жизни и даже кое в чем дополнить повествование.

Я жил во времена Союза…

Ничего иного

А.И.Цветаевой

Я устал от двадцатого века,От кровавых бушующих рек.И не надо мне прав человека —Я давно уже не человек…

Весь этот мир —от блещущей звездыДо малой птахи, стонущей печально,Весь этот миртруда, любви, вражды,Весь этот миртрагичен изначально.

И ничего иного тут не жди,Не спорь с быстротечным веком,И, зная все, сквозь этот ад идиИ до конца останься человеком.

Коктебель, январь 1974 г.

Ты знал!.

Карьерными, хитрыми их делало время – время интриг, авантюр, подсиживания…

Все оправдать на свете можно.Не падай духом ни на миг!Одно лишь, милый, безнадежно —Рассчитывать на черновик

И путь свой не рисуй превратно:Нас время, дескать, так вело.Ты знал, что жизнь – единократна,И все в ней сразу – набело.

Март 1976 г.; 2005 г.

Мое время

Я жил во времена Советов.Все испытал и убежден:Для тружеников, для поэтовДостойней не было времен.

Я жил в Стране Социализма,Я взвесил все ее делаИ понял: никогда ОтчизнаСильней и краше не была.

Я жил во времена СоюзаВ семье несметных языков,Где дружбы дух и братства узыСтрану хранили от врагов.

Я жил в эпоху ПятилетокИ был голодным иногда,Но видел я – мой глаз был меток, —Нам светит горняя звезда.

Что ж, ошибались мы во многом,Но первыми прорвали мрак.И в Судный День, представ пред Богом,Мы развернем наш Красный Флаг.

1999 г.

Я был молодым и бессмертным,Я спорил бесстрашно с судьбой,И знал я победы и жертвы,И звал я других за собой.

Шли годы… Какие ударыПришлось отражать нам в бою!Теперь я и смертный и старый,Но там же, где прежде, стою.

Сентябрь 2009 г.

Долголетие и долг

Не дай мне Бог вас пережить, собратья!..

Мы не от старости умрем —от старых ран умрем…Так разливай по кружкам ром,трофейный рыжий ром!..

Увы, я многих пережил,Хоть и берег себя не очень:И с полной рюмочкой дружил,И мог работать дни и ночи,

Трусцой не бегал по утрам,Считая это чушью просто,А жил, открытый всем ветрам…Вдруг – бац! – уже и девяносто.

Но занемочь иль пасть в боюДоныне не имею права,Поскольку родину моюТерзает злобная орава.

Мы защитим Отчизны честь,Врагу не избежать разгрома.Что за победу выпить есть?Семен! Тут водка лучше ром

4—21 ноября 1992 г.

Энергия заблуждения

Весь мир погибнет, если я остановлюсь.

Порой меня пронзает ощущение,Что без моей любви к ней и трудаЗемли остановилось бы вращениеИ солнце закатилось навсегда;

Что я один за жизнь ее в ответеИ кое-что мне сделать удалось —Лишь потому еще и солнце светит,И не скрипит пока земная ось.

Авва отче!.

Люди есть – как солнца. Свет их льетсяИ тепло от них – во все края.Пушкин был таким. Таким был Моцарт.Как хотел таким же быть и я!

Люди есть – как луны. Свет их ярок,Но не свой он, а у солнца взят.Господи, пошли такой подарок!Даже и ему я буду рад.Но – есть люди-камни среди прочих.Здесь тепла и света не проси.Если только можно, авва Отче,Чашу эту мимо пронеси!

Июль 1974 г.