Инна Соболева - Великие князья Дома Романовых Страница 4

Кроме того, кардинальный пересмотр привычных оценок Петра Федоровича объясняется нашей национальной страстью едва ли не обожествлять всех принявших насильственную смерть (независимо от того, какую жизнь они прожили). Лучший тому пример – посмертная судьба последнего императора Николая Александровича Романова. Сознательно называю его Романовым, хотя сомневаюсь, что он имеет к Романовым хоть малейшее отношение. Но поскольку моя цель – рассказать о членах семьи, официально именуемой Романовыми, буду и впредь называть всех их этой общепринятой фамилией.

Что же касается великого князя Петра Федоровича, будущего Петра III, то он интересен почти исключительно тем, что на его примере очевидно, к каким печальным последствиям приводит недолжное воспитание человека, которому предначертано вершить судьбы государства и населяющих его людей.

При том что как восторгов по поводу непризнанного гения, так и обвинений в адрес Екатерины, якобы старательно возводившей напраслину на несчастного ни в чем не повинного мужа, я не разделяю; по прошествии веков Петр Федорович вызывает не ненависть, как когда-то у Екатерины, не брезгливое раздражение, как у Елизаветы Петровны, не насмешку, пренебрежение и неприязнь, как у множества современников, упоминавших о нем в своих мемуарах и письмах. Он вызывает жалость и сочувствие.

Предупреждаю сразу: я не намерена, да и не имею права судить или оправдывать никого из своих героев. я просто буду пытаться понять.

Как случилось, что потомок Петра I и Карла XII не унаследовал ни одного из талантов своих великих предков? Неужели не было в нем задатков, которые могли бы развиться и сделать его вполне достойным преемником тетушки, императрицы Елизаветы? Наверное, были. Теперь, по прошествии двух с половиной веков, с определенностью сказать невозможно. Но если ребенка, даже богато одаренного, с первых шагов лишить любви, заботы, уважения? Думается, искалечить его душу и тело не составит особого труда.

Что физическое и нравственное здоровье ребенка во многом зависит от состояния и настроения, в котором находится будущая мать во время беременности, сегодня доказано. Но и раньше об этом догадывались. К примеру, Николай I, обожавший свою жену, всегда окружал ее исключительной заботой, вниманием, поклонением. Во время беременностей заботу увеличивал многократно – был уверен: счастливая мать родит счастливого, здорового и красивого ребенка.

Беды будущего императора Петра III начались еще в утробе матери. Карл Фридрих увез свою молодую жену в родной Киль. После Петербурга столица Голштинского герцогства показалась дочери Петра убогой и невыносимо скучной. Замечательные свойства ее души и ума применения там не находили. Тоска и одиночество стали ее уделом. Зато муж наконец-то почувствовал свободу: молодой жене внимания не уделял, пьянствовал, развратничал. В Петербурге, на глазах у всемогущего тестя, ни о чем подобном и помыслить не смел.

10 февраля 1728 года двадцатилетняя Анна родила сына. «Бедный малютка, не на радость ты родился», – были первые слова, с которыми обратилась она к ребенку. Вещее сердце не обмануло. Мальчик не успел получить первого, что образует человеческую душу, – материнской нежности и любви.

На седьмой день после родов Анна Петровна смотрела в открытое окно на иллюминацию, устроенную в честь новорожденного, простудилась и вскоре умерла от скоротечной чахотки. Мальчик остался сиротой. Отец был к нему равнодушен совершенно. Поручил его кормилицам и нянькам, которые исправно кормили, поили, одевали, но все это – по обязанности, не по любви. Лишь одна женщина, гувернантка фрейлейн Алиниус, искренне полюбила малыша. Он робко, с надеждой называл ее мамой. Окружающие, услышав это обращение, зло высмеивали ребенка. А он до конца дней останется верен своей привязанности, возьмет названную матушку в Россию, постарается, чтобы она ни в чем не знала нужды (фрейлейн Алиниус надолго переживет своего воспитанника).

Когда мальчику исполнилось семь лет, к нему были приставлены военные чины из придворных, ограниченные солдафоны, под стать самому герцогу. Они и пристрастили внука Петра I к маршировке, разводам и парадам. В этом был смысл их собственной жизни, это (внешнюю сторону военного дела) им удалось сделать и смыслом жизни маленького принца.

Самым страшным наказанием был для него запрет смотреть на разводы и парады. Самым счастливым событием он до конца жизни считал день, когда его, девятилетнего, произвели в секунд-лейтенанты (первый офицерский чин в армии герцога Голштинского. – И. С.). Это производство позволило ему почувствовать себя на равных со старшими товарищами, он даже требовал, чтобы они называли его на «ты», чего по отношению к принцу не мог позволить себе даже убеленный сединами генерал. И это при том, что княжество было бедным, а герцог, лишившись материальной поддержки родственников покойной жены, едва сводил концы с концами.

Пришедшая к власти в России Анна Иоанновна голштинцев не жаловала, да и опасалась: маленький сын Анны Петровны вполне мог претендовать на русский престол. И не только на русский. Тихий, неловкий, с трудом овладевший грамотой мальчишка был наследником еще и шведского трона. Взвесив открывающиеся возможности, герцог наконец-то заинтересовался собственным сыном. Придворные вспоминали, что он, кивая на мальчика, стал часто повторять: «Он выручит нас из нужды и поправит наши дела!»

Поскольку сердцу Карла Фридриха Карл XII был милее Петра I, он решил приобщить сына к лютеранской вере и научить тому, в чем был особенно силен шведский король: богословию и латыни. Но все, что так легко давалось талантливому шведскому королю, не расположенный к умственным занятиям Петр Ульрих усваивал с трудом. Богословие ему опротивело. Думается, его отношение к Церкви и священникам, которое будет возмущать и отталкивать от него многих достойных людей в России, – оттуда, из детства. Веру ведь невозможно привить из-под палки.

И латынь он возненавидел. Уже будучи наследником российского престола, не допускал в свою библиотеку ни одной книги на латинском языке. Грубые голштинские учителя, знавшие только один метод обучения – насилие, навсегда внушили ему отвращение к учебе. Исключение будет составлять только военное дело.

Петру было десять лет, когда скончался его отец. Несчастный сирота оказался на попечении дяди, принца Адольфа, епископа Эйтенского (впоследствии он станет королем Швеции). В доме дядюшки ему было еще хуже, чем при дворе отца. Дядюшка Адольф передоверил воспитание племянника гофмаршалу фон Брюммеру, который жестоко наказывал мальчика за любое ослушание: бил кнутом, ставил на колени на горох, надевал на него дурацкий колпак на потеху всем слугам и домочадцам. За три года маленький принц не услышал ни одного ласкового слова. К тринадцати годам это был физически слабый, полуграмотный, озлобленный, подозрительный волчонок.

Тут-то и наступил перелом в его судьбе. На русский трон взошла Елизавета Петровна, родная сестра его покойной матушки, женщина доброго, веселого нрава и нежного сердца. Она тут же призывает к себе единственного оставшегося на свете потомка своего незабвенного родителя. Встречает его ласково, нежно обнимает, целует. Но он к такому обращению не привык, он давно понял: взрослые – лицемеры. Если ни с того ни с сего ласковы, значит, им что-то нужно, что-то такое, от чего ему, Петру Ульриху, будет плохо. Он так и не поверит в искренность тетушки. Впрочем, она сама своими капризами и переменчивым настроением будет портить отношения, едва они начнут налаживаться.

А поначалу… Елизавета так хотела видеть сына Аннушки, родную кровиночку! Ожидала стройного, ясноглазого, кудрявого ангелочка, а перед ней нескладный, неказистый, хилый подросток – ничего общего ни с дедом, ни с Анной, ни с нею самой, признанными красавицами.

Но еще хуже – совсем не развит. Это даже ей, не слишком образованной, сразу бросилось в глаза. Чем ближе знакомились, тем больше огорчалась. Недоумевала: чему его там учили, в этой захолустной Голштинии!? Немедля приняла меры: приставила к племяннику наставника, лучше которого во всей России найти было едва ли возможно, академика Якова Штеллина (в некоторых источниках его называют Якобом и фамилию пишут с одним «л»). Выдающийся ученый и блистательный психолог, он старался, прежде всего, разбудить в мальчике интерес к знаниям. Но если занятия по практической математике, фортификации и другим наукам, связанным с военным делом, приносили хоть какие-то плоды, то на занятиях по истории, нравственности, статистике, государственным наукам ученик был невнимателен, рассеян и не скрывал полного отсутствия интереса к этим предметам. Тем не менее Штеллин искренне привязался к своему не слишком талантливому и любознательному ученику. Привязанность была взаимной. Уже выйдя из ученического возраста, Петр Федорович уговорил почтенного директора отделения изобразительных искусств Академии наук остаться библиотекарем при наследнике престола. Наставник не покинул своего воспитанника в самые тяжелые минуты и оставил подробную записку о последних днях царствования Петра III.