Александр Махнёв - Я жил по совести. Записки офицера Страница 4

Весь уклад жизни только формировался. Прежними традициями училища были – высокая ответственность слушателей в учебе, огромная тяга к инженерным знаниям, стремление их к получению максимальных практических навыков ракетного дела. И «человеческий материал» был иной: тридцатилетние офицеры, большинство с семьями, серьёзные, зрелые люди.

А с 1966 года стали приходить пацаны, выпускники-школьники. Надувай щёки-не надувай, вчерашнего школяра всегда видно. Молодо-зелено!

Помню, как нас одевали. В огромную шинель можно было два-три раза завернуться, из воротничка торчала тощая гусиная шея с ушами. Сапоги били по икрам при ходьбе. Смех!

Сеня Курилин решил сфотографироваться в новенькой форме. Так вот, чтобы как-то совместить шею и ворот, сзади между шеей и воротником гимнастерки ему вставили спичечный коробок. Ничего, получилось неплохо, вполне геройская серьёзная мордочка.

Получив обмундирование, большинство ребят бросились с помощью иголки и нитки подправлять одежду. Среди нас не было Зайцевых или Юдашкиных, а потому зрелище на очередном построении курса было и жалким, и уморительным. Ушились все, как могли. Старшина курса и курсовые метались с ножницами вдоль строя и распарывали наши «дудочки – галифе» и укороченные гимнастёрки.

Через пару недель кое-как всё уладилось, мы стали привыкать к своему новому облику.

Начали мы и понимать, где учимся. За скромной вывеской училища увидели то, о чём говорят шёпотом, что не всем дано знать. И это нас значительно возвышало над всеми. Оказывается, мы пришли в училище Ракетных войск стратегического назначения, самых режимных и закрытых войск! Зауважали и полюбили себя. Мы ракетчики! Стратегические.

Вместе с этим начало приходить и понимание особой ответственности и сложности будущей профессии. Появились первые «отказники». 10–15 процентов первокурсников под различными предлогами ушли на гражданку, в другие войска, через медицинскую комиссию.

А теперь об учебе. Представьте, вчера преподаватель видел перед собой вполне зрелых людей, а тут – вчерашние школьники, с гримасами, ужимками, соответствующими их возрасту. Ох, и тяжело было нашим преподавателям! Да и робели мы, откровенно говоря, видя какие светила входят в аудиторию. Так что незачёты, двойки сыпались как из рога изобилия. Командиры ругали нас, заставляли заниматься дополнительно.

Офицеры, обучаясь в училище и имея определенный опыт, как житейский, так и подготовки к экзаменам и другим формам контроля знаний, нас по результатам конечно превосходили. Что мы могли? Лежит перед тобой учебник в пятьсот листов, а через три дня экзамен. Если ты пропускал занятия, чего-то не понял – тебе капец. Назубок поднять такой материал невозможно. Уже потом, спустя много лет в академии я знал, как материал учить глазами, ушами, даже жестами, а не только памятью.

А здесь, на первом курсе?

Первый шок

Активно занимаясь спортом, выступая в художественной самодеятельности, порой пропуская самоподготовку, к летней сессии 1967 года я подошёл «с пустой головой». На экзаменах получил подряд три неудовлетворительные оценки, и в считанные дни оказался за воротами училища.

Это был настоящий шок: отчислили по неуспеваемости! Земляки довольные, счастливые уезжали на каникулы, а я – за воротами училища. Надо было что-то предпринимать! Для начала я попросил своего товарища, Женю Александрова сказать отцу, что остался добровольно поработать в учебном лагере училища. Для себя же принял решение: не уеду, любыми путями продолжу обучение. Записался на прием к начальнику факультета Я.Д. Пасмурову.

Отчислили тогда не одного меня. Многие, смирившись, уехали домой. Со мной остались Сеня Курилин, мой «коллега по двойкам», Юрин Игорёк, Юдин.

Яков Дмитриевич вызвал начальника курса Ананько, выслушал его мнение и дал команду, перевести нас в подразделение обеспечения. Послужат, мол, и пусть вновь поступают на общих основаниях. Как мы были счастливы!

Через пару дней меня вызвали к начальнику курса. Захожу, а у него в кабинете сидит отец. Друг мой Женька, всё же не выдержал, рассказал, что со мной произошло. С отцом мы провели целый день, долго и много говорили, гуляли, размышляли о будущем. Повзрослел я за эти дни значительно, а авторитет бати, который был и так был для меня незыблемым, стал ещё большим. Повторные экзамены я сдал с проходным баллом.

Так я стал слушателем первого курса первого факультета набора 1967 года. Поступая позднее в академию и учась в ней, я вспоминал свои первые двойки. Тот первый шок стал для меня хорошим уроком в жизни: академию я окончил с отличием и золотой медалью. Но об этом позднее.

Второй раз в первый класс! Новый коллектив, новые люди, новые отношения. В силу своей коммуникабельности я не был один, коллектив принял меня, друзей особых не было, но общался со всеми на равных. С прежними друзьями по учёбе виделся редко, программы обучения были разными, да и нагрузка ребят на втором курсе возросла.

Началась притирка. Первые дни, недели учёбы мы представляли собой одну общую серую массу, однако через пару месяцев появились обособленные компании, выделились лидеры, тихони и молчуны, говоруны и шутники. Ну, видимо, как и в любом коллективе.

Прошло уже сорок пять лет с тех первых дней учёбы в новой среде, но и сейчас всё видится ярко. О большинстве сокурсников знаю хорошо и сейчас.

Что отложилось в памяти? Кто более запомнился?

Наши «кадеты»

С первых дней на курсе выделялись суворовцы, «кадеты», как называли их все. Немного их было: Саня Андрианов, Иван Громыко, Гена Нефёдов, Саня Боровиков, Серёга Кочубеев, Коля Лобанов, Гена Карпов, Николай Шубин.

Не могли они не выделяться. В суворовцы в те годы набирали со второго класса школы, и уже с малых лет они жили единой мальчишеской дружной семьей, это позднее в СВУ брали после седьмого класса. А эти были настоящими «кадетами».

Таким мы увидели впервые Андрюшу Ахтина, выпускника Калининского СВУ. Красавец, светлые, немного рыжие вьющиеся волосы, лёгкий румянец на щеках. Этот был щёголем. Так носить гимнастерку и пилотку не мог никто. Под стать ему были Саша Андрианов, Кочубеев и другие ребята.

Кадеты были чрезвычайно разносторонне образованы и подготовлены.

Саша Андрианов с «золотом» окончил учебу в СВУ, образцом он был и в училище. Сложно даже понять, как человек мог в течение пятнадцати лет учебы (школа, СВУ и училище) иметь только отличные результаты по предметам. Это же столько лет надо жить не расслабляясь? Какая сила воли должна быть и самодисциплина у этого человека?

Умницами были Гена Карпов, Ваня Громыко.

Послушать, как на немецком языке говорит Ахтин, сбегался весь курс. Берлинский прононс, скорость речи, языковой запас, выдавали в нём «настоящего немца». На Андрюшу равнялись, с гордостью рассказывали о нём родным и друзьям: «А вы знаете, он так шпарит по-немецки, ну прямо Ганс какой-то…».

Спорт в любой молодежной среде почитаем. В наше время особенно. «Кадеты» и здесь были впереди. Кочубеев являлся кандидатом в мастера спорта по стрельбе, Ахтин – по фехтованию. Нефёдов был классным боксером, под стать ему Саша Боровиков. Колька Лобанов и Шубин были гимнастами. Представляете, как они превосходили нас, сокурсников. Мы-то в основе своей были дворовыми футболистами.

Кадеты как никто были дружны. В первые месяцы учёбы они жили одной семьей. В столовой размещались за столами рядышком. Их кровати в казарме располагались поблизости. Это уже потом с годами учёбы они растворились среди нас.

Кадеты были настоящими лидерами. Я уже говорил о Саше Андрианове. Его скромность, простота, острый ум просто на голову поднимали его над курсом. Все годы учёбы он был во всём впереди.

Лидером был и наш Саша Боровиков. Его, выпускника Ленинградского СВУ, почитал весь курс. Как всякого нашего «кадета», ну и, конечно, за его острый юмор, смешливость, талант быть своим в любой компании, но при этом оставаться самим собой. Звали его Жози. Такое вот странное и вызывающее улыбку прозвище к нему приклеилось.

Жози был чрезвычайно трудолюбивым и работоспособным юношей. Учился легко, способности проявляя буквально во всех дисциплинах, и спал спокойно перед экзаменом и сдавал экзамены с улыбкой, быстро, непринуждённо. В его голове вынашивалось и рождалось бесчисленное множество блестящих идей и технических решений.

Коля Шубин «своим» был не только в третьем отделении. Уважал и почитал его весь курс. Спорщик он был потрясающий. Помнят Шубина и как борца за справедливость. Если в споре двое не могли прийти к единству, авторитетное и аргументированное мнение Шубы становилось определяющим. Любил он, кстати, создать и спорную ситуацию на ровном месте. И тогда надо было смотреть на хитрющие Колькины глаза. Его пьянила сама атмосфера спора, умение мгновенно найти аргументы, читать мысли спорящих. Угомонить в этой ситуации мог только сержант Чертков: «А ну сынки, разойдись! Марш по койкам!».