Глеб Павловский - Система РФ. Источники российского стратегического поведения: метод George F. Kennan Страница 4

Когда главной проблемой становится не военное положение Донецка, а упадок экономической базы власти, президент может принимать экономистов чаще, чем силовиков. Но это не говорит о том, в качестве кого он их принимает. Команда Кремля устроена так, что люди, дающие советы президенту и разрабатывающие решения вместе с ним, не станут политическими фигурами. Руководители Государственной Думы, Совета Федерации или премьер-министр Медведев – все выступают только в роли экспертов и порученцев.

Государственное лицо – один президент. Игра Системы РФ в том, чтобы убеждать, будто государственные решения он принимает лично. Поэтому никто, дающий президенту советы, не приобретает политической компетенции. Если у Путина есть ощущение, что от встреч с ним Кудрин усиливается, превращаясь в независимую фигуру, он даст понять, что ориентироваться на это не надо (что и сделал публично во время «разговора со страной»).

Власть Путина как фронтмена Системы – власть Хозяина, а не диктатора. Хозяин вправе в любой момент отменить решение, просто сказав: «Хватит, я передумал». Или: «Не помню, разве я такое обещал?» Диктатор воплощает единство исполнительной власти, но Путин отделил себя и от последней также. Он властвует, разделяя исполнителей, переводя государственность в текучее состояние.

В российском государстве потерялось место для всех низовых суверенов, кроме кремлевских. Места жизни людей стали неважны, кроме случаев, когда люди собираются в большинство. Я не видел нравственной трудности, подбирая способы склеивать любые группы в большинство. Казалось, эта игра нисколько не вторгается в человеческую жизнь. Казалось, мы как минимум затянем состояние мира, и если даже ничего лучшего не выйдет, люди получат лишние несколько лет покоя.

Конечно, я знал выражение тирания большинства. Но оно казалось барочно декоративным, неприменимым здесь и сейчас, – что-то из давних страхов аристократии перед народом. Но оказалось, что, если большинство склеить искусственно (для чего придется возвести в культ его мнения, предрассудки, его невежество), – такое большинство само уже потенциальный тиран. Чтобы воплотиться, тирания большинства должна обрести себе имя. И она выбрала имя: Путин.

Сегодня все, что не президент, стало политически неинтересным, а Путин перестал скрывать свое первенство в государстве. Но это первенство – лишь переназванное тираническое большинство. Путин-политик означает общество-неполитик. Бросающиеся в глаза перемены во власти и в президенте – это перемены в подвластном обществе. И спорно, что тут считать следствием, а что – причиной.

Подлинная история Владимира Путина затеряна внутри ненаписанной истории страны, и его карьера является ее крайне упрощенной, примитивной версией. Эта версия находится в обратном соотношении с оригиналом: чем ярче «дела лидера», тем скромнее его личность. Выбрав роль хозяина России и отказавшись от роли «оказывающего услуги населению», он из человека превратился в приборную панель. В шкалу датчиков, закрытых от чужих глаз, в стране, которой он уже не понимает.

Потому и затвердил эти несколько нехитрых аксиом – всего, что якобы «здесь невозможно», и «в России никогда так не будет». Путин не видит, что сам стал одним из запретов, по которым нельзя догадаться, ни что в действительности возможно для России, ни что ей реально грозит изнутри.

Глава 4

Догма «86/14» и подавляющее большинство

Догма «86/14» – отношение большинства, доверяющего властям, к меньшинству не доверяющих; это найденное опытным путем устойчивое распределение, пригодное для любой оценки. При меньшей цифре поддержки «подавляющее большинство» превращается в ненадежное, то есть обычное электоральное. 86 % благ в стране производятся 14 % населения. 86 % затраченного исчезает в никуда, и т. д. С учетом роста «откатов», все расценки завышаются на 86 %.

Заклинания «86 путинскими процентами» ставят вопрос о бесполезности таких данных при анализе базы поддержки власти. Поддержка относится к Системе, а не к человеку, а язык поддержки не имеет иных слов для выражения, кроме фамилии Хозяина. Но Хозяин не определяет веса позиций Системе. А для описания Системы РФ не нужны домыслы о планах Хозяина. Путин не автор Системы, он пользователь подписи Путина. Его тип первенства совместим с размытой поддержкой при неясности ее источников для него самого. Вопрос: «есть ли у Путина поддержка большинства?» – останется тавтологией до момента ее прекращения.

Путинское большинство 2000–2012 годов – союз выигравших с проигравшими и миллиардеров с маргиналами. Пестрая всероссийская коалиция, прослоенная малыми группами, – политтехнологи и журналисты; шоу-элиты, старящиеся, не желая сойти со сцены; криминальные группы и госбанки. Невозможная без форсажа со стороны либералов во власти, эта коалиция прожила невероятно долго. Но уже при первом выходе «путинского большинства» на сцену 1999 года оно предоставило Кремлю безразмерный мандат.

Говорят, что дело лишь в гарантиях безопасности Ельцину и его семье – но это был лишь внутрикремлевский пароль. Речь шла о большем, и участники проекта это понимали. Дело шло к повторной перестройке конституционного государства – вслед первой, неудачной. Уже возникла мысль о «санации народа» – перевоспитании граждан, разболтанных за годы выборов, выездов и бесцензурных медиа. Отстранив массы от влияния на процесс, думали исключить риск повторного разрушения государства.

Государство было главным паролем. Его следовало перестроить, сделав неразрушимым, даже если однажды миллионы граждан вновь решат его упразднить. Но вот парадокс! с целью исключить риск распада, небольшой группе людей дали мандат на любые, хоть самые рискованные действия именем государства. Возникла Команда Кремля.

Большинство за «вертикаль власти» оказалось голосованием за неприемлемый риск. И возник первый путинский консенсус. Поначалу он был мягко репрессивен, дружески тесня скептиков внутри коалиции. Здесь уже наметился размен государства на власть. После трех президентств подряд, когда консенсус стабильности устоялся вполне, он вдруг распался, демонтированный Кремлем и Болотной площадью. Но команда риска по-прежнему правит страной, в сомнительных случаях ссылаясь на исторический выбор путинского большинства в 2000 году.

Ельцина насмешливо именовали Гарантом. В этом русская страсть к неологизму – тогда это слово впервые попало в массовый лексикон. Путина гарантом не зовут, но он им является, гарантируя элитам безопасность от масс, массам – от элит. Сегодня эту бонапартистскую схему-ампир пора пересмотреть. Сегодня Путин – гарант органического социума власти, обозначаемого иероглифом «социалка».

Путингарант «социалки». В это входят не только бонусы бюджетникам в виде невысоких, но регулярно якобы повышающихся социальных выплат. Он же гарант сервисных структур «социалки» – силовых, перераспределительных и иных кадров. «Социалка» стала постоянным аргументом власти. Именем социального большинства отклоняют любой государственный, стратегический и даже моральный тезис, не говоря о финансовых и макроэкономических: «Это социально неприемлемо». (При этом доказательств того, что именно неприемлемо, не приводят.)

Но в момент кризиса гарант «социалки» и гарант Конституции попадают в конфликт интересов: гарант социалки уже не может остаться гарантом Конституции.

Да и в отношении к последней Путин скорее ее ценитель. Он ценит Конституцию, она ему нравится эстетически. Дискурс президента о Конституции близок дискурсу охраны природы. Это речи об уважении к редким видам, обреченным на исчезновение. Конституция для Путина – это «Красная книга». Он не гарантирует Конституцию, если не гарантирует «социалку». И именно в «социалке» скрыт для него основной закон.

Социальная коалиция, на которую опирается власть (для простоты называем ее «путинским большинством», хотя во многом это уже другая социальная коалиция), – более основополагающий государственный фактор, чем Конституция РФ. Социальная сеть бюджетной Федерации – десятки миллионов бюджетозависимых граждан. Лишенные инструментов конституционной самозащиты, они нуждаются в «путинском» Центре и Команде Кремля – их единственной, хоть ненадежной страховке[4].

Современная российская государственность разрушаема в той же степени, в которой ее опорная коалиция нерушима. При коллапсе «путинское большинство» пожертвует нынешней РФ, чтобы спасти уровень своего обеспечения Системой. Бессмысленны попытки, побудить эту коалицию к протесту против ее собственных интересов. Зато при сохранении ее преторианской основы она однажды изменит государству: корми – и делай, что хочешь!