Лев Бердников - Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. Страница 4

И вновь пред светлые царевы очи является посланец, в ермолке и с характерными пейсами. То был зять Кокоса Исуп. Поклонился он царю и пожелал удачи.

– Почему руки не целует и в ноги не падает?! Аль не ведает, как вести себя с государем?! – взъярился было московский князь.

– Не казни, государь, не положено им, – вступился за еврея дьяк. – Вера у них такая. Один царь у них – Бог, а остальные все равны перед ним. На смерть идут ради своей веры, не прогневайся, государь!

– Коль за веру на смерть идут, это похвально. Вера – дело серьезное! – миролюбиво отозвался Иван.

– Пишет Кокос, что хан только союза с Москвой хочет крепкого. Позовешь его на войну с Казанью или с польским «крулем» Казимиром – с тобой будет. Мыслит Менгли-Гирей, что от дружбы той обоим государям только польза будет!..

Хозя проявил себя как преданный друг русских в самое тяжелое для Московии лихолетье. Так, в 1479 году Ордынский хан Ахмат собрал недюжинное войско и всем раструбил о своем походе на Русь. Тогда Кокос, не мешкая, отправляется в Турцию, к султану Баязеду II, испрашивая у него мира, дружбы и взаимовыручки с северным соседом. Дорогого стоила привезенная им от султана грамота, врученная сим верноподданным евреем русскому послу в Крыму: «Султан Баязед, сын султана Мехмета, милостию Божией повелитель Азии и Европы – великому князю Московскому Ивану Васильевичу.

От всего сердца посылая наши приветствия, спешим уведомить великого князя, что мы с большой радостью и душевным утешением узнали через посредство Хози Кокоса Евреинова о Вашем желании иметь с нами мир и дружбу. Среди прочего названный Кокос сообщил, что князь Ахмат выступит в поход против Вас.

Поразмыслив… мы нашли выход, который будет прекрасной порукой Вашему спокойствию. Мы посоветовали крымскому хану Менгли-Гирею помочь Вам, а со своей стороны, проведем угрозу крулю польскому Казимиру. Кроме того, ради Вашего вящего спокойствия обещаю, что буду стоять с Вами в мире и дружбе… Дабы у Вас не оставалось сомнений в твердости данных обещаний, мы в присутствии своих придворных и посланников клянемся истинным Аллахом, а также Священными книгами, что выполним все обещанное…»

В результате слаженных военных действий Казань была разгромлена и никогда уже больше не угрожала Москве. А князь Ахмат, хотя и разбил крымцев (Менгли-Гирей бежал тогда в Турцию, а Кокос – в Венецию), недолго праздновал победу: через год он был убит ногайским ханом. На деньги же, собранные в Венеции Кокосом, Менгли-Гирей создал войско и (при поддержке великого князя Московского) снова обрел крымский престол.

Иван III доверял Кокосу и дела самого деликатного свойства. Ему, к примеру, поручили сосватать дочь мангупского князя Исайки Марию за старшего сына царя – Ивана Молодого. Несмотря на радушный прием, оказанный свату, Хозя не стал кривить душой и не одобрил невесту, найдя ее слишком заносчивой. Брак, однако, не состоялся бы и без этого – Мария скоропостижно скончалась.

Кокос всемерно содействовал русским купцам в Крыму, добивался для них привилегий от хана Менгли-Гирея. Нередко Хозя слал Ивану III знатные подарки: яхонты, жемчуга, сукно ипрское, бархаты и т. д.

Неоценима была роль Кокоса в освобождении русских пленных и, прежде всего, дьяка Федора Васильевича Курицына в 1487 году. Курицын много лестного наговорил царю о содействии Хози, о живом впечатлении о нем и просил Ивана щедро отблагодарить еврея. Но Хозя Кокос так и не смог приехать в Белокаменную. Дружба и сотрудничество еврейского купца и царя, продолжавшиеся в течение всей их жизни, так и не увенчались встречей…

Последней акцией бескорыстной помощи Хози Кокоса Ивану III было возвращение православных святынь, захваченных Менгли-Гиреем в Киево-Печерском монастыре. Кокос выкупил тогда все награбленные ханом православные ценности и отправил в Москву царю. При этом Хозя и не ждал благодарности: воспитанный Торой на уважении к святым местам и святыням своей религии, он просто совершил акт восстановления справедливости по отношению к другой вере.

В 1502 году государь Всея Руси Иван Васильевич торжествовал полную победу: крымский хан Менгли-Гирей полностью уничтожил Золотую Орду и стер с лица земли ее столицу Сарай. Еврей Кокос уже не смог порадоваться этому вместе с Московским князем: за год до сего события он умер в Каффе. Ненадолго пережил его и сам Иван Васильевич. Причудливая судьба связала на всю жизнь этих двух никогда не встретившихся людей и подарила им верную дружбу…

Оклеветанный эскулап

Мистро Леон

До нас дошел исполненный драматизма исторический эпизод. Наследник русского престола, первородный сын и соправитель великого князя Московского Ивана III Иван Молодой (1458–1490), однажды занедужил. Прогрессирующая его болезнь вызывала у всех тем большую тревогу, что слыл Иван Молодой человеком пылким и мужественным, да при том смелым и решительным полководцем, за служившим подлинно всенародную любовь. Стали искать врачевателя. Вспомнили, что незадолго до этого, по инициативе второй жены великого князя, племянницы византийского императора Софьи Палеолог, из Италии было снаряжено в Белокаменную специальное представительство, где в числе мастеров и художников значился молодой «лекарь Жидовин Мистро Леон из Венеции». То был один из первых визитов в Московию иноземного эскулапа еврейского происхождения. Известно, что в Средние века (вплоть до XVI столетия) медицинская наука в Европе находилась преимущественно в руках семитов, а почти каждый еврейский богослов был одновременно и искусным медиком.

Этому-то «жидовину» князь Московский и поручил лечение наследника престола, который, как было объявлено, болел «камчугою» (то есть подагрой, ревматизмом) в ногах. «И видел лекарь жидовин Мистр Леон, – рассказывает летописец, – похваляясь, рек великому князю Ивану Васильевичу, отцу: я вылечю сына твоего, великого князя, от сей болезни, а не вылечю его яз, и ты вели меня смертию казнити; и князь великий Иван Васильевич иняв веру речем его, повеле ему лечити сына своего великого князя. И нача его лекарь лечити, зелие пити даде ему, наче жечи стекляницами [банками. – Л. Б.] по телу, вливал воду горячую». Лечение врачевателя оказалось, однако, безуспешным, и 7 марта 1490 года наследник престола испустил дух. Злополучной оказалась судьба и самого еврейского эскулапа: после сорочин (сорока дней) со смерти Ивана Молодого Леона свезли на Болвановку что в Москве, на берегу Яузы, и при огромном стечении народа отрубили ему голову…

В поисках сведений о Леоне я набрел в Интернете на сайт с броским и, казалось бы, весьма благостным названием «Слова в дни памяти особо чтимых святых». И вдруг в разделе об Иване Молодом встретилось утверждение поистине ошеломляющее: от подагры и ревматизма ног не умирают, а потому сын великого князя отправился на тот свет из-за какого-то снадобья, которым его якобы пичкал сей врач-вредитель. Отсюда следовал вывод: Леон был «фанатиком-иудаистом, ценой своей жизни осуществившим антирусскую диверсию».

Подобной, с позволения сказать, бредовой версии о еврее-камикадзе не выдвигали даже историки и литераторы прошлого, в юдофильстве отнюдь не запримеченные. О лекаре-жидовине неизменно говорили лишь как о самонадеянном шарлатане, не вызывающем к себе ни малейшего сочувствия; казнь же его стала в глазах окружающих закономерным следствием непростительной медицинской ошибки. А в непогрешимость медицины тогда верили и в неуспехе лечения винили только «неискусного» доктора. «В сем для нас жестоком деле, – говорит о расправе над евреем Н. М. Карамзин в «Истории государства Российского», – народ видел одну справедливость: ибо Леон обманул государя и сам себя обрек на казнь». А известный своей юдофобией писатель И. И. Лажечников также о яде ни полсловом не обмолвился. Он только говорит: «Этот мейстер лечил и залечил Иоанна младого и за то казнен всенародно… Об этом никто не жалел: поделом была вору мука!»

В разглагольствованиях же об отравлении Ивана Молодого есть рациональное зерно. Только осуществление этого адского замысла приписывается не тому лицу. Об этом прямо пишет Ивану Грозному весьма осведомленный в российской истории князь А. М. Курбский, свидетельствуя, что «предобрый Иоанн», «наимужественнейший и преславный в богатырских исправлениях», был отравлен «смертоносным ядом» своей мачехой Софьей Палеолог. Показательно, что именно эту версию отравления наследника престола повторили и авторитетнейшие российские историки В. В. Савва и Г. В. Вернадский.

И в самом деле, достаточно лишь слегка соприкоснуться с московской придворной жизнью конца XV века, чтобы углядеть подковерную династическую борьбу за престол, в коей весьма преуспела Софья Палеолог, родившая Ивану III десятерых детей. Даже апологеты византийской царевны признают ее особую, воистину инквизиторскую изощренность в хитроумных каверзах. Оно и понятно: ведь и росла она, по словам писателя, «в сетях интриг, в тумане коварных заговоров, где опасен каждый стакан душистого питья, где каждую минуту возможен удар в спину стального стилета, выхваченного из узкого рукава!» И далее: «Борьба за власть в тени трона была привычной стихией византийцев, они хорошо знали все ее хитрые приемы и обычаи, они в ней никого не щадили». О неуемной активности Софьи свидетельствует и историк Н. Л. Пушкарева: «С начала 80-х годов XV века не было в Московском княжестве почти ни одного крупного события или конфликта, в котором не была бы замешана Софья Фоминична».