Артур Круг - В долгу у прошлого. Воспоминание и дневниковые заметки российского немца Страница 4

За время учебы мы не раз совершали экскурсии в Боровое, покоряли гору Кокшетау, самую высокую часть Кокшетауской возвышенности, даже спускались вниз по «Чертовой катушке», отвесной плите, тщательно, до блеска, отполированной искусным мастером – природой.

Здесь впервые услышал и не могу не воспроизвести одну из красивейших легенд о здешних местах. Вот она: «Когда Аллах создавал мир, то одним из народов достались богатые леса, тучные поля и широкие реки, другим – красивые горы и голубые озера. Казахский народ получил одни степи. Обидно это показалось казаху, и он начал просить создателя уделить ему частичку великолепия природы. И вот Аллах выскреб со дна своего коржуна и бросил посреди безбрежной, ковыльной степи остатки живописных гор и озер с хрустально голубоватой водой, разбросал щедрой рукой изумрудные луга, покрытые цветами, ключи со студеной водой и весело журчащие ручьи. Покрыл горы пестрым ковром из разнотравья, населил леса зверями и птицами, озера – рыбой, луга – насекомыми и бабочками, каких не встретишь в степи на сто верст. Так и возникло Боровое».

Пожалуй, надо остановиться, передохнуть. Вернуться к тому, как я вдруг попал на комсомольскую работу.

Однажды во время тренировок меня пригласили в кабинет к директору. Думаю, чего это ради. Провинился что ли? Ан нет. Парторг училища, обаятельная молодая учительница педагогики Буркова Светлана Васильевна (через год стала секретарем обкома комсомола по школам, затем работала в ЦК), ошарашила меня: «Завтра у нас состоится общее комсомольское собрание, мы будем рекомендовать тебя комсоргом». Я взмолился! За что такое наказание? Отказываюсь, и все тут! Но выбор был сделан. Отвертеться нельзя. Демократия была строго партийной.

Сейчас я понимаю, что выбор пал на меня вовсе не случайно. И не только потому, что хорошо учился, был прилежным студентом, но и потому, что в училище стало известно, что мой отец был участником войны, мама получала тогда на меня пособие, которое было несколько большим, нежели стипендия.

А в этом случае стипендия мне не полагалась: я оказался вроде уже государством социально защищен, а значит, и обязан.

Так началась моя растянувшаяся на долгие годы, захватывающая общественная работа, где было, конечно, все: взлеты и падения, успехи и неудачи, «души прекрасные порывы» и разочарования.

Педучилище тогда было на хорошем счету (лучшая в городе художественная самодеятельность, самые высокие показатели в спорте), а значит, выделялась на этом фоне и комсомольская организация, хотя ничего особенного мы не делали.

Помнится, что бичом в общежитиях в то время было воровство. Частенько из тумбочек студентов пропадали вещи, деньги. Заявлять об этом в милицию руководство не решалось: подрывались имидж и репутация самого благополучного учебного заведения. За наведение порядка взялись сами. Пострадавшие с санкции комитета комсомола устраивали «темную» тем, кто подозревался, и кражи в училище вскоре прекратились. Просто и эффективно. В памяти осталась такая деталь: мне, как секретарю, на общеучилищной линейке комсорги групп еженедельно докладывали о том, кто из комсомольцев за предыдущую неделю получил неудовлетворительные оценки. Это продолжалось до тех пор, пока среди комсомольцев не стало неуспевающих.

Крайне негативное отношение к лени и воровству у меня сохранилось еще с детства, когда из уст нашего деда я частенько слышал, что из всех болезней, из всех человеческих недостатков эти два порока являются самыми опасными.

Уже позже понял, насколько они были созвучны с теми отрицательными качествами, которые советовал избегать великий сын казахского народа Абай:

Сплетня, ложь, хвастовство,

Лень, расточительство —

Пять врагов твоих, коль хочешь знать.

Педучилище окончил с очень лестной характеристикой, смысл которой состоял в том, что я – один из лучших среди учащихся. Дисциплинирован. Любознателен. Трудолюбив. Учусь только на хорошо и отлично. Постоянно работаю над собой, много читаю. Пользуюсь большим уважением среди учащихся и преподавателей. Как секретарь комсомольской организации являюсь инициатором хороших, полезных дел. Активно участвую в общественных мероприятиях не только сам, но и умею привлечь к ним других комсомольцев, обладая хорошими организаторскими способностями. Люблю спорт и т. д.

С такой характеристикой открывалась широкая дорога в институт. Но учиться там было не на что. Мне перевалило за восемнадцать лет, государственная поддержка закончилась. О моем отце, как пропавшем без вести, по-прежнему никаких сведений не было.

Отчим, вернувшись из тюрьмы, продолжал попивать. Семья жила на скудную школьную зарплату мамы.

Надо было устраиваться на работу. И тут обо мне вспомнили…

Как-то в один из летних дней, когда солнце уже клонилось к закату, к нашему дому в селе (я в это время ремонтировал крышу) подкатил на мотоцикле высокий стройный молодой человек. Я узнал его. Это был первый секретарь райкома комсомола Валентин Власенко. В Щучинске мы не раз с ним встречались. Среди студентов он пользовался известностью. С ходу предложил мне работу в райкоме комсомола инструктором по работе среди школьной и студенческой молодежи.

Предложение было лестным. Оно сулило мне хоть какую-то возможность дальше самостоятельно строить свою жизнь, а главное – иметь какой-то заработок. Хорошо помню, что, когда меня утверждали на бюро райкома партии, кто-то с ехидцей спросил: «А пионером был? Какие поручения выполнял?» Что был комсомольцем и секретарем помнил хорошо. А вот пионером, был ли? В нашем отдаленном селе тогда после войны на галстуки и красного материала-то не было. Какая уж тут организация. Я бойко ответил, что собирал на колхозном поле колоски и был, конечно же, единогласно утвержден.

Сейчас уже трудно вспомнить, чем мы там, в райкоме комсомола, занимались. Но вскоре я уехал в родное село. Устроился на работу в школе, вел там физкультуру, в некоторых классах историю, русский язык и литературу.

А поводом послужил довольно банальный случай. В 1961 году, в год своего двадцатилетия, я предпринял отчаянную попытку поступить на учебу в МГУ, на философский факультет. И потерпел неудачу. На пятьдесят мест тогда было подано четыреста заявлений, а к концу экзаменов тех, кто набрал соответствующий проходной бал, оказалось порядка шестидесяти-семидесяти человек, в том числе и я. Открывалась реальная возможность учиться в Москве. Но не тут-то было. При зачислении стало известно, что половина мест на отделении отводится абитуриентам из Африки и Китая. Не исключался и национальный момент. С Москвой, где был впервые, распрощался с чувством обиды и боли. Это была моя первая, самая большая неудача в жизни…

Разумеется, было очень приятно оказаться в родной школе, в гуще сельской жизни, среди родных мне людей, с которыми было связано мое детство. Здесь в это время познакомился со своей будущей супругой, которая после окончания Алма-Атинского пединститута им. Абая приехала сюда по распределению, вела химию и биологию.

Роскошная, стройная южанка, невесть как оказавшаяся в здешних местах, где Макар телят не пас, к тому же учительница, комсомолка и просто красавица, вызвала к себе повышенный интерес окружающих, особенно у местных парней, естественным желанием которых было «прибрать ее к рукам», как это случалось со многими, приезжавшими сюда по направлению молодыми «училками», как выражается известный телеведущий программы «Поле чудес» Леонид Якубович.

Эти знаки внимания к незнакомке меня почему-то задевали, раздражали, вызывали чувство дискомфорта, ревности, желание противостоять этому.

Совместная работа в школе, активное участие в организованной мной художественной самодеятельности, сельские упоительные вечера, «балы», вальсы под гармошку (ах, как она танцевала!), походы на речку Арчалу вблизи деревни, первый поцелуй, как легкое дуновение теплого летнего ветерка сделали свое дело и окончательно сблизили нас.

Разъехавшись после года работы в школе, мы уже были в плену друг у друга.

Новый 1964 год и совместная встреча его в Кокчетаве, где я работал, стал знаковым, годом нашей свадьбы.

Мать Лукерья Карповна, моя будущая теща, приехав в Кокчетав и познакомившись с моей мамой в Николаевке, благословила нас.

Две свадьбы – северная и южная, особенно южная, с «ряженными» по русскому обычаю, с квашеными огурчиками и свежей картошечкой с огорода, водочкой, что лилась рекой, тетей Мотей, наряженной в вывернутую наизнанку шубу в летнюю жару, стали незабываемыми.

Вскоре, в 1965 году, у нас в Щучинске родился любимый сын (утром меня видели прыгающим от радости вокруг роддома), а в 1970 году уже в Алма-Ате любимая дочь, как я и без УЗИ, точно предсказал.

Заветная обоюдная мечта иметь счастливую семью, любимых и любящих детей, осуществилась.