Сборник - Ошо – путь белых облаков Страница 4

Однако давайте отвлечемся от обвинений Ошо в уголовно-наказуемых преступлениях и вспомним о самом Ошо. Достаточно обратиться к его книгам, чтобы обнаружить, насколько его возмущала наша милая человеческая привычка считать себя беспомощными. Особенно в мышлении. Он восставал против бездумного, слепого следования чужим идеям. Любым, в том числе и его собственным. Он никогда не требовал поклонения, потому что считал его зависимостью. Он настаивал только на одном: ищите свою правду, идите своим путем, будьте свободны от любых учений. Только вы знаете, что вам нужно. Больше никто: ни правительство, ни сам Господь Бог.

Ошо не призывал идти за ним, не говорил, будто он спаситель. Он считал подобную позицию абсолютной чушью. И люди его любили за то, что Ошо никого не превращал в толпу. Он помогал «вылупиться» из толпы. Рядом с ним каждый становился ответственнее, самостоятельнее. Обретал истинную свободу – внутреннюю. Становился собой. Обучаясь у Ошо, человек все больше ощущал свою индивидуальность, научался ценить ее, становился ею – настоящей индивидуальностью. Это было содружество, а не принудительная система обучения. Ошо просто делился опытом своих переживаний, и из этой глубины каждый мог получить свой глоток свободы. Как истинный мистик, он строил свои беседы, будто не учитель говорит с учениками, а словно происходит разговор бога – с богом: «Вы и есть будда». Он всегда «приветствовал бога» в своих учениках и называл это дружбой учителя с потенциальными учителями.

И поэтому нелепы выводы составителей аналитического вестника Государственной Думы РФ «О национальной угрозе России…», весьма прямолинейно понявших вызов, который «неосторожный» Ошо оформил в своем чересчур свободном «да, я – духовный террорист». Эти слова Ошо трактуются ими «с точки зрения возможного участия в организации антисоциальных акций, в том числе и террористических актов». Без комментариев…

Очевидно, что человек, именующий себя «духовным террористом», не мог устроить никакие власти. Вся история жизни Ошо как социального субъекта – история его гонений. Какие социально обусловленные структуры может устроить человек, отрицающий директивное существование? Кто будет терпеть Мистика, повсеместно заявляющего о том, что политика – сущее безумие, а политики – шарлатаны и идиоты? Стоит ли удивляться, что до сих пор при упоминании имени Ошо любые власти буквально встают на дыбы? Оно и понятно: человек, живущий по собственным законам и собственным умом, политических чиновников по меньшей мере раздражает. Мистик, укоренившийся в вечности, на собственном опыте убедившийся в абсолютной свободе человека и передающий это знание другим, просто не в состоянии всерьез воспринимать за истину «объективную реальность, данную нам в ощущении», да к тому же закатанную в постановления и указы. А представить себе, что завтра политики и ортодоксы от религии усядутся под дерево бодхи, возможным не представляется. Так что пусть уж себе каждый идет своим путем…

А идеологический резонанс на присутствие Ошо спустя несколько лет после его смерти – это своеобразные цунами, докатившиеся до властей: «Выпей море, Ксанф»… Не случайно Ошо означает «океанический, растворенный в океане». Это даже не имя. «Ошо», по определению самого Мистика, – «безымянная реальность». Он говорил, что это хорошо, потому что каждое имя создает границы вокруг нас, делает нас маленькими. Ошо распорядился так, чтобы во всех его книгах (всего семьсот названий) его имя с Бхагвана Шри Раджниша было изменено на Ошо. Пройдет время, и люди забудут, что жил некто, кого звали Раджниш. Только Ошо и останется. И волны его имени доносят до нас голос Мастера: «Я дал вам алмазы. Теперь ступайте вовнутрь…»

Глава первая. Мятежный дух, или «Новый ребенок»

Если бы мы спросили у самого Ошо: «Так кто же вы, Мистик?», то он ответил бы нам, что он – это просто он, не пророк и не мессия, не Христос, а самый обычный человек – такой же, как мы. С той лишь разницей, что мы еще спим. Однако эта разница не так уж велика, потому что он тоже когда-то спал… И поскольку скоро мы проснемся, то разницы между нами и вовсе почти никакой.

Мистик учится у Мистиков. У сущего. У себя самого. У своего безмолвия и одиночества. Именно поэтому Ошо никогда не был духовным в традиционном общепринятом смысле: он не ходил в храмы и церкви, не читал писания, не соблюдал обряды, не поклонялся Богу и не молился. Он считал, что покорное исполнение формальных, обусловленных действий не имеет ничего общего с духовностью и поиском истины. Ошо избрал собственный путь. Духовность означала для него решительно иное. Она подразумевала поиск ответа на вопрос «кто я?», а значит, абсолютную честность перед самим собой. Его духовность не допускала никакой зависимости. Она выражалась в отстаивании свободы – свободы внутри своего существа. Свободы от чужих взглядов и учений, свободы от идеологических и религиозных доктрин, от общественного мнения, от общепринятых правил, норм и ограничений – от толпы. Ему не было места в толпе, потому что в толпе невозможно свободно обрести себя и собственную истину. Истину можно обрести только в одиночестве, «на просторах своей пустоты» (Б. Г.).

При работе с данной частью книги использованы отрывки из беседы Ошо с Робертой Грин, Santa Ana Register, округ Оранж, Калифорния.

Ошо предложил нам самое простое понимание духовности – как естественного поиска самого себя. Он признавался, что никогда не позволял кому-то заниматься этим поиском за него: он всерьез полагал, что найти себя можем только мы сами.

Этим поиском самого себя в себе Мистик и занимался с самого раннего детства. В этом смысле Ошо был необычный ребенок.

«Я – Новый ребенок»

Раджниш появился на свет 11 декабря 1931 года в Индии, в штате Мадхья-Прадеш, в поселке Кучадва.

Позже Ошо говорил, что невозможно объяснить, почему жизнь выбрала именно эту деревню, но что так и должно было быть – настолько благостной, священной была тамошняя красота. Ему довелось впоследствии объездить весь мир, но больше никогда не довелось встретить такой первозданной красоты…

Ошо считал, что ему повезло: в отличие от нас с вами у него было детство… Тихая, маленькая деревушка: домишки у пруда и высокие деревья. Ни школы, ни почты, ни вокзала, ни даже обычной дороги. Отсутствие школы позволило будущему Мастеру избежать участи получать традиционное образование вплоть до девяти лет. К тому времени он будет уже абсолютно свободен от всевозможных штампов, правил, норм и навязанного извне взгляда на мир. Школой для него станет опыт собственных переживаний. Кому из нынешних детей выпадает такое крайне редкое, по мнению самого Ошо, счастье?

Конечно, с точки зрения общепринятых норм он был решительно необразованным. Даже много позже, уже покинув деревню, он оставался свободным от привычного для всех обучения. Его интересовали не знания, а то, куда они могут привести. Сугубо интеллектуальное заимствованное знание, не подкрепленное опытом собственных открытий, он считал пустым и бессмысленным. Уже будучи признанным ученым, он говорил, что в определенном смысле до сих пор необразован, хотя теперь у него полно званий – и не просто званий, а ученых степеней. В свойственной Ошо манере он утверждал, что это по силам любому дураку и будто ученые звания ежегодно получает столько дураков, что все эти степени ничего не значат. Он был уверен, что, если знание не ведет нас к своей сущности, оно мертво. И в этом смысле седовласый академик может на деле оказаться сущим младенцем, не имеющим представления, кто он на самом деле, – и, стало быть, дураком. Потому как, по логике Ошо, нет никакой мудрости в том, чтобы копить массу ненужных сведений, если они не преображают человека, не приближают его к себе. К чему все познания, вся научная аргументация и терминология, если мы так и не узнали, кто мы есть на самом деле? И весь вопрос в том, к себе или от себя ведет нас наше знание…

Вернемся к истокам такого взгляда на мир.

Место, в котором родился Раджниш, было крохотным миром в себе: мать Раджниша выдали замуж в семь лет, его отцу было тогда не больше десяти, и он вообще не понимал, что происходит. Единственное, что ему запомнилось от свадьбы, было то, что он ехал на лошади, а все остальные шли рядом пешком. Жесткое подчинение традиции лишило его свободы, ему не довелось повзрослеть естественным образом, природный ход жизни и развития был насильственно разрушен: совсем еще ребенок, он оказался вынужденным выполнять «взрослую» роль, не будучи к ней готовым. Вряд ли «нового ребенка» могли воспитать такие родители. Личность, способную разрушить все стереотипы и условности, могли воспитать только такие же равноценные по силе личности.

В действительности того Ошо, которого узнает весь мир, воспитывали бабушка и дедушка по материнской линии. Одинокие старики, на закате жизни нуждающиеся в радости, они страстно желали, чтобы рядом с ними был ребенок. Именно они заменили Ошо родителей. Но быстро заметили, что им не стать для него «компанией». В несвойственной детям манере Ошо как-то по-особенному проживал одиночество. Любил, чтобы рядом вообще никого не было, предпочитал проводить долгие часы в спокойном сидении у реки или в самостоятельном исследовании окружающего мира.