Ирина Соловьёва - В потоке творчества: художник… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников Страница 4

Интересно то, что учась на самом сложном, можно сказать, элитном вузовском факультете АТиЭ (Автоматики, Телемеханики и Электроники, филиал Московского МИРЭА), его любимыми предметами оставались история КПСС, иностранный язык и программирование, которое тогда только зарождалось в стране.

Внутренний гуманитарий проснулся в нем, не давая спокойно радоваться свободам студенческой жизни, и мысль об уходе из института все настойчивей неотступно следовала за ним.

Вадим, который учился на другом факультете, все-таки удержался и закончил вуз. Овсянников стал для Терентия очень близким человеком и, в какой-то степени, олицетворением институтской жизни. Иногда Травник ездил на лекции только ради того, чтобы хоть на переменах пообщаться с ним. Подружившись, они нередко ходили на этюды, продолжая, активно заниматься в студии. Вот тогда-то и проявилась у Терентия обстоятельная живопись, и ему очень не хотелось возвращаться к техническим дисциплинам.

Шел 1983 год. После «академки» Терентий все же вернулся к учёбе в МЭИС, где вскоре в большом зале института прошла первая, важная для него выставка живописи. Теперь изменился и круг его общения: предпочтением стали не одногруппники, а студенты с другого факультета, где в то время собрались почти все художники студии. Там, на почти женском факультете, не было такого нажима со стороны военной кафедры, но ходить с длинными волосами все равно не разрешали. В академотпуске он отрастил «хайр» (от англ. hair) – так длинные волосы называли хиппи, со многими из которых он перезнакомился на московских улицах. «Мы узнавали друг друга по волосам, „прикиду“ – одежде, сумкам, перекинутым наискось через плечо», – пишет он в дневнике.

Москва. Хиппи начала восьмидесятых ХХ века.

Вот так незаметно произошло его вхождение в большую живопись и в мир хиппи, где каждый третий был художником. Постепенно занятие живописью вышло на первый план, став явно приоритетным. Полотна «Предчувствие», «Журавль», «Вечная память», «Осенний минор» ярко характеризуют манеру Травника того времени. Из института он все-таки ушел – ушел сознательно, несмотря на многочисленные уговоры знакомых остаться. Хорошо сдал сессию, и не мешкая, написал заявление об отчислении по собственному желанию. И дальше всё, что происходило: и его учеба в Полиграфическом училище, и учёба в Университете искусств, и корректорская, а позже редакторская работа в ТАСС, и работа в Музее Искусств народов Востока на Суворовском бульваре (теперь Никитском) – всё шло только под эгидой живописи.

ГМИНВ на Никитском (Суворовский б-р). Москва. Фото 1998 г.

После ухода из МЭИС Терентий понял, что ему нужно что-то большее от живописи. Он побывал на собеседовании в Художественном училище 1905-го года, но, не стал дожидаться осени и поступил в Народный Университет искусств на отделение станковой и монументальной живописи, где принимали документы в течение всего года. Одновременно, подал документы в Полиграфическое училище №144, что на Петровке, в Москве.

По дорогам былых времен: Терентий у входа в ПТУ №144. Москва. 2003 г.

Учился на корректора он «спустя рукава», потому что активно занимался в Университете искусств и ездил с Вадимом Овсянниковым на пленэр. Друзья много гуляли по Москве, нередко на субботу и воскресенье выезжали на этюды в Подмосковье.

Несмотря на свое несерьезное отношение к ПТУ, Травник тепло воспринимал новую учебу, которая официально давала ему отсрочку от армии, да и специальность благородная – редактура, корректура, русский язык. В то время была высокая востребованность таких специалистов для издательств и типографий. В процессе учебы, он узнал, что в этом училище когда-то учился и Юрий Куклачев – будущий известный мастер клоунады и основатель Театра кошек.

Сегодня имея свою издательскую студию «Светец», полностью погруженный в литературу и издание собственных книг, Терентий с нескрываемым удивлением замечает: «Если бы я, учась на корректора, знал, что через двадцать с лишним лет мне все это пригодиться, то, без всякого сомнения, уделил бы учебе больше внимания. Но тогда я воспринимал все происходящее, как временное, как случайность… А может, это совсем и не случайность, как знать? И все-таки то, чем я пользуюсь сегодня, я смог в себя вобрать и сохранить именно там на Петровке».

Да, всё верно, Терентий действительно несерьезно относился к новой учебе, но вовсе не потому, что не усваивал материал, а из-за того, что схватывал и осваивал его моментально, как-никак бывший студент вуза, да какого факультета! И вдруг раз, и – ПТУ! Его там тоже не жаловали только из-за того, что он не хотел тратить время, где якобы все легко схватывал. Принцип его учебы был всегда таким, что он из любого, попавшего ему «яблока знаний» моментально высасывал все основные соки-знания. Быстро изучив все учебные планы, учебники и методички, он уже через месяц знал всю годовую программу курса. Позже он пояснил: «Да, я неважно учился, это так. Но только по одной причине – я не ходил на занятия и самодовольно считал, что всю программу курса смогу сдать за один день. Для меня это был абсолютно несложный уровень, я же как-никак из технического вуза пришел к ним, а здесь учились ребята на два-три года моложе меня».

К тому времени у Терентия было неоконченное высшее, о чем ему выдали соответствующую справку. Такая справка раньше приравнивалась к техникуму, а он пришел в ПТУ3.

Не теряя времени, он продолжал ходить на этюды, регулярно посещал занятия в Университете искусств, попутно умудряясь заглядывать в музыкальную студию джаза, для повышения своего качества игры на фортепьяно и гитаре. В оставшееся время серьезно занимался изучением трав, получая уроки знакомой травницы. Слушал курсы в старом здании МГУ на факультете журналистики и записался на лекции по Истории искусств. Короче говоря, проводил время с абсолютной пользой для себя, пребывая в так горячо им любимой свободе, пока его одногруппники из училища сидели за уроками. Тогда им были написаны такие работы, как «Рябина в снегу», «Там, где живет мудрость», «На пашне». Была закончена роспись над дверью в его комнате с образом странствующего монаха, сохранившаяся до сих пор.

Прогуливал занятия в ПТУ с полной уверенностью, что его никто не отчислит, что он все неплохо знает и сдаст экзамены экстерном. Он же не хулиганит, а просто ждет дня сдачи экзаменов. Апофеозом всему стало событие, когда в декабре накануне нового 1984 года он вместе с Вадимом Овсянниковым уехал в Эстонию в Таллин, в гости к местному художнику Пого. Об этом времени в студии «Тритон» сохранился черно-белый фильм, снятый ими на кинокамеру. Еще во время поездки появилась акварельная работа «Зима». По возвращению были созданы портреты мамы и деда. Встреча с эстонским сюрреалистом Пого произвела большое впечатление на Терентия и явно сподвигла его к написанию таких работ как «Мальчик и голуби», находящаяся в Польше, «Ядерная весна» (США), «Где умирает музыка, там умирает Бог»; знаменитых полотен «Оглянись уходящий» и «Город серебряных крыш», последняя из которых вдохновила его на написание в дальнейшем одноименного стихотворения и песни.

Как гром среди ясного неба пришло «время «Че», когда ему все-таки сказали, что его отчисляют. На его недоуменный вопрос: «За что»? Ему коротко ответили: «За то, что прогуливал занятия».

Алексеев вдруг понял, что он, действительно, не ходил на учебу и наказание достойно проступка. Надо было срочно искать выход из создавшейся ситуации. И он был найден. У него были хорошие отношения с куратором группы Аллой Владимировной. По его словам, она была приятной женщиной, уважала и очень хорошо к нему относилась. Как лучшую выпускницу, но двумя годами раньше, её оставили вести группы, предложив преподавать основы полиграфии. Алла и возглавила борьбу за него. В конце концов, она и нашла лазейку. Как-то при разговоре с ним, Алла Владимировна спросила его о том, чем он еще занимается в жизни. Терентий ей рассказал, где ещё учится. Она обрадовалась: «Ты рисовать, оказывается, умеешь! А можешь нам сделать стенгазету к Новому году?»

Травник взялся за дело и нарисовал, судя по дальнейшей реакции, шикарную стенгазету, лучше которой в истории ПТУ, видимо, не было. Ее вывешивают, на нее ходят смотреть все, включая преподавателей, ее фотографируют. Этот газетный экспромт и по сей день остается одним из самых ярких примеров в его оформительской деятельности. Он сделал ее от души, и выглядела она действительно очень эффектно. Терентий буквально живописал эту газету, предварительно поработав над эскизами, а не просто, по его словам, «нарисовал снежинку и пририсовал к ней шарик». В этот раз ему всё сошло с рук, его оставили учиться дальше. Решив, что основательно завоевал себе твердые платформы в коллективе, он вновь прогуливает, странствуя по весне с этюдником по руинам московских храмов. Его опять начали «пилить» и пригрозили, что выгонят со справкой о ненадлежащем поведении.