Всеволод Радченко - Главная профессия — разведка Страница 4

Передаю рассказ из первых рук. Молодой способный медик, некто М., уже доктор наук, публикует работу с новыми идеями в области урологии. Вскоре его заметили за рубежом и пригласили выступить со своим докладом в США.

Для нашего медика — большое событие. Подготовка, сборы, переводы доклада — всё закрутилось. И тут выясняется, что вроде бы комиссия ЦК партии не даёт разрешения на поездку. Причина хотя и не сообщается, но очевидна: наш М. — еврей. Огорчён М. был ужасно. Но какой-то умный человек даёт ему совет попытаться попасть на приём в КГБ к Бобкову. М. мне рассказывал, что Бобков его принял, спокойно выслушал и попросил подождать пару дней. А на другой день М. позвонили и сказали: «Почему Вы не приходите за загранпаспортом?». Прошли годы, М. стал известным профессором, академиком, руководителем крупной клиники, но остался убеждённым почитателем не только Бобкова, но и всей нашей сложной системы и самой власти.

Моим шефом в Москве во время моей работы в Швейцарии, т. е. начальником службы «К», был Виталий Константинович Бояров. Позже он стал начальником 2-го Главного управления КГБ, и при нём контрразведка добилась очень заметных успехов, скажем даже выдающихся успехов. Он же был моим главным оппонентом при защите мной закрытой кандидатской диссертации в Академии им. Андропова. (Для этой защиты я тогда получил специальное разрешение приехать на неделю в Москву из Женевы.) К Боярову я сохранил самые тёплые чувства и по личностному обаянию, и в связи с его профессионализмом разведчика и организатора.

И Григоренко, и Бобков, и Бояров — все трое выдвиженцы лично Андропова, а он, как видим, умел и не боялся продвигать вверх по карьерной лестнице умных и способных людей.

Глава вторая

Первая командировка

Швейцария

Женева

Шёл второй год моей работы в 1-м Главном управлении Министерства государственной безопасности, позднее КГБ, т. е. в советской разведке. Работал я в европейском отделе, занимался текущими делами нашей резидентуры во Франции. Где-то в конце апреля раздался телефонный звонок секретаря отдела, и мне было сказано, что меня вызывает к себе Коротков Александр Михайлович. Генерал Коротков был в это время заместителем начальника Первого главного управления, одним из четырех или пяти генералов, которые были в то время в разведке. О нём подробно пишет в своей нашумевшей книге бывший начальник специального диверсионно-террористического подразделения МТБ Судоплатов. Коротков в своё время был его заместителем. В ПГУ Александр Михайлович был известен как «крутой матёрый» профессионал.

В приёмной Короткова находилась его секретарша Вера. Я её знал, так как своим улыбчивым и милым характером она обаяла всю молодёжь разведки. На мой вопрос Вера сказала, что речь пойдёт, видимо, о включении меня в группу разведчиков в составе правительственной делегации на международном совещании по Вьетнаму. Совещание должно было начаться буквально в ближайшие дни в Женеве. Проблема заключения мира во Вьетнаме и раздела Вьетнама на Северный и Южный имела очень большое значение в тот период обострения «холодной войны». Советскую делегацию возглавлял Вячеслав Михайлович Молотов (тогда министр иностранных дел). Группу разведки в нашей делегации будет возглавлять, как сказала Вера, сам Коротков. Вооруженный этой краткой информацией, я вошёл в просторный кабинет и, поздоровавшись, остановился недалеко от стола. С Коротковым я был не знаком и практически никогда не встречался. Коротков внимательно взглянул на меня, как будто оценивая, и, не предлагая мне присесть, сказал: «Поедешь с нашей делегацией в Женеву, — и после короткой паузы добавил: — в качестве устного переводчика делегации».

Как потом выяснилось, в группу разведки, направленную в составе нашей делегации в Женеву, срочно понадобился сотрудник со знанием французского языка для работы с источниками разведки, которые, как выяснилось в последний момент, смогли прибыть на эту исключительно важную конференцию. Слова Короткова были для меня полной неожиданностью. Особенно неожиданным было его замечание, что я должен ехать в качестве устного переводчика делегации. По своей неопытности я воспринял это всё буквально, и, не задумываясь, сказал, что никогда не работал устным переводчиком и, видимо, не смогу справиться с такой работой. Подняв голову, Коротков с усмешкой заметил: «А, наверное, 10 % надбавки получаешь за хорошее знание французского языка?». Не пытаясь острить, а совершенно автоматически, я ответил, что я и за английский язык, который знаю много хуже, также получаю 10 %. Коротков в свойственной ему иногда грубоватой манере сказал: «Иди». И добавил ещё что-то, вероятно не для печати. Уже когда я был около дверей, он меня остановил, звонком вызвал секретаршу, которая сразу появилась в дверях, и сказал: «Вера, объясните ему, куда ехать в МИД за паспортом, а также всё, связанное с его отъездом в Женеву».

И вот уже через два дня, без какого бы то ни было предварительного изучения справок или документов по обстановке в стране и материалов конференции, как это обычно делается, я оказался в Женеве.

Швейцария и сейчас занимает одно из первых мест в мире по уровню жизни, а тогда разница была заметна даже в сравнении с другими странами Европы, не говоря уже о Советском Союзе. Разница была разительной. Это было заметно во всём: магазины, машины, одежда людей, чистота улиц, состояние дорог.

Делегация разместилась хотя и в старом, но шикарном пятизвёздочном отеле «Метрополь», в самом центре Женевы, с видом на Женевское озеро.

Специфика состояла в том, что делегация была большая, и сама важность встреч с западниками, а это были американцы, англичане и французы, носила столь важный характер, что швейцарцы (отель в то время принадлежал муниципалитету Женевы) предоставили «Метрополь» целиком в распоряжение советской делегации. В дверях рядом со швейцарским портье стояли наши охранники, и никто посторонний в отель войти не мог, и даже в большой и шикарный ресторан «Людовик XIV», который по этой причине оставался практически пустым. Члены же нашей делегации предпочитали обедать в скромных ресторанчиках или кафе, которых кругом было множество. В то время наша резидентура в Женеве была совсем скромной, рабочих помещений у неё практически не было. Всё было сосредоточено на одной вилле, где поселился сам Молотов, двое его ближайших помощников и охрана. Весь остальной штаб был в «Метрополе», включая рабочие помещения нашей группы и комнату, приспособленную под кабинет Короткова. Здесь же работали два шифровальщика, приехавших из Москвы, и наш специалист по опертехнике. До официального открытия конференции оставалось дня три. Это совпадало со временем первой обусловленной встречи с нашим агентом, с которым я должен был работать. Встреча с агентом (назовем его условно М.) была назначена по всем правилам агентурной явки: опознавательные признаки, пароль, отзыв. Коротков приказал мне за эти три дня максимально освоить город, подобрать места встреч, маршруты движения, подчеркнув, что это для меня очень важно, так как «уверенность в поведении разведчика всегда положительно действует на агента», тем более, что я выглядел очень молодо, а мой будущий первый партнёр по работе был уже человеком далеко не молодым. В первый день я знакомился с городом с помощью нашего резидента в Женеве, который должен был показать мне места, нежелательные для проведения агентурных встреч. Как было мне уже известно из теории, это были территории, прилегающие к полицейским участкам, охраняемым учреждениям, банкам, вокзалам, а также места с сомнительной репутацией. Заметим, что таких мест в Женеве не так и много. Я с энтузиазмом принялся за работу, и если в первый день с резидентом мы ездили на машине, то второй и третий день я ходил по городу с картой в руках до позднего вечера только пешком. Женева и сейчас — маленький компактный и очень уютный город, а в 1954 году там было менее 180 тысяч жителей. Женевское озеро с набережными, на которых находятся наиболее известные отели, река Рона с её мостами, многочисленные скверы и парки — всё это очень украшает всемирно известный город. Мест для возможных агентурных встреч было предостаточно: небольшие кафе, рестораны, и, благодаря летнему времени, парки и скверы. Сложнее было с подготовкой проверочных маршрутов, так как это действительно требовало уже более тщательного изучения города и много времени. Приближался день моего выхода на первую в моей жизни агентурную встречу. Накануне утром Коротков вызвал меня и дал краткий инструктаж, подчеркивая, что агент опытный и, честно говоря, не хуже нас знающий, что нам требуется. Важно наладить с ним личные отношения и создать рабочую атмосферу, а конкретные задания возникнут и будут возникать постоянно в ходе конференции. Закончив свою беседу, Александр Михайлович неожиданно сказал мне, чтобы я взял аванс в нашей кассе и сегодня же приобрел себе новый скромный, но приличный костюм, ботинки, другие элементы гардероба, отвечающие западным меркам. Дело в том, что в 1954 году наша московская одежда значительно отличалась не только от западной моды, но и просто выделялась несовременным покроем. И несмотря на то, что я был в новом добротном московском костюме, Коротков справедливо считал, что при поставленной передо мной задаче, я не должен был отличаться от среднего европейца. Я думаю, что он был абсолютно прав, и таким, как может показаться на первый взгляд, мелочам в нашей работе необходимо придавать самое серьёзное значение. Дальнейшая моя жизнь и работа в разведке неоднократно убеждали меня в том, что мелочей в агентурной работе не бывает. Уже к вечеру я появился в нашей импровизированной резидентуре одетый во всё новое. И, как я понял, мой внешний вид получил молчаливое одобрение моих «матёрых коллег». В этот день из центра поступило сообщение, что в Женеву прибывает ещё один источник, с которым я также должен был в дальнейшем работать.