Владимир Сухомлинов - Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания Страница 4

По артиллерии я получил очень интересный билет и усердно покрыл всю доску чертежами и цифрами. Генерал Эгерштрем внимательно просмотрел мою работу и больше никаких вопросов мне не задавал. Я увидел, что он мне поставил оценку 12, но затем я потерял сознание. В беспамятстве меня доставили домой. Доктор констатировал воспаление мозговых оболочек. В течение нескольких недель лежал я тяжелобольным, но благодаря неутомимому уходу моей матери и сестры поправился раньше, нежели надеялся.

Третий учебный год, так называемый дополнительный курс, был сплошным экзаменом.

На первую военно-историческую тему мне досталась «Английская экспедиция в Абиссинию в 1867 году». Так как большая часть лучших источников была на английском языке, то мне принесло большую пользу посещение лекций английского языка во время прохождения двух первых курсов. Из области военной администрации мне пришлось разработать тему «Сравнение организаций продовольственных транспортов в армиях: русской, германской, австрийской и французской». При разработке этого вопроса обнаружилось, что полковник Газенкампф в своих курсовых записках об обозных колоннах германской армии пришел к неблагоприятному заключению для этой последней, что не отвечало действительному положению дела. Так как мои выводы были совершенно иными, то предстоял диспут. Оппонентами были профессора Лобко и Газенкампф, а кроме того, присутствовал и начальник академии генерал Леонтьев.

В моем докладе я ни словом не упомянул о курсовых записках. Когда Газенкампф спросил, каким путем у меня получился такой вывод, я взял лежавший на столе германский регламент и выписал на доску соответствующие цифры. Начальник академии объявил вопрос исчерпанным.

В противоположность первым двум темам, для которых письменно требовались лишь программа-конспект и устный доклад, третью, стратегическую, тему полагалось обстоятельно разработать письменно и затем доложить устно. Мне достался вопрос о вторжении нашей конницы в Германию для разрушения железных дорог. В основание принято было исходное положение, самое неблагоприятное для России в политическом отношении. Войсковые условия наши были таковы, что в то время, как германская армия заканчивала свою мобилизацию на шестой день, нашей армии, чтобы развернуть ее, требовалось времени приблизительно в десять раз больше. Вследствие этого для такого выдвинутого вперед театра войны, как Варшавский военный округ, создавалась серьезная обстановка: одновременным наступлением из Восточной Пруссии и Галиции весь этот район, со всем тем, что в Привислинском крае находилось, мог быть отрезан. Обезопасить округ от такой возможности системой крепостного строительства было немыслимо, так как на это требовались такие расходы, до которых наши финансы не доросли.

Генералу Обручеву вследствие этого пришла мысль задержать мобилизацию наших возможных противников на западе путем разрушения их железных дорог. По этим соображениям наша кавалерия и была расположена уже в мирное время вдоль германской и австрийской границ. Именно подобное вторжение я должен был разработать до мельчайших подробностей. Это была, вне всякого сомнения, одна из самых интересных работ, которая для будущего офицера Генерального штаба в 1870-х годах могла быть предложена, даже если бы он и не был кавалеристом. Для меня же, 40 лет спустя, когда я принял наследство Драгомирова в Киеве, она имела особенное значение.

Моя работа рассматривалась: статистическая часть – генералом Обручевым, тактическая – полковником Левицким и административная – полковником Газенкампфом.

В день доклада собрались многочисленная публика и крупные чины военного ведомства. Приехал и великий князь Николай Николаевич (старший). Перед началом доклада он подошел ко мне, как к старому знакомому, осмотрел приготовленные карты, ободрил несколькими ласковыми словами и проследил затем с большим вниманием все то, что я излагал. Мои оппоненты не нашли никаких серьезных поводов для возражений. Великий князь остался очень доволен, благодарил меня и рассказал начальнику академии о моей службе в эскадроне Уланского полка.

Только что назначенный инспектором классов Николаевского кавалерийского училища генерал Домонтович тоже присутствовал на моем докладе. Как бывший дежурный штаб-офицер академии, он знал меня раньше, а теперь предложил преподавать тактику в кавалерийском училище.

В то время я склонен был принять лично на свой счет многое из того, что в моем докладе встречено было с большим интересом: мне удалось вполне живым изложением выяснить идею и обстановку и приковать внимание слушателей. В голову тогда не приходила мысль о том, что моя тема могла иметь какую-либо связь с политическим положением в Европе. В полном соответствии с внеполитическими убеждениями, чисто военно-технические воззрения мои и моих товарищей были естественным следствием нашего воспитания.

Многозначительный вопрос германо-австро-венгерского союза, волновавший тогда кабинеты всех государств, в нашем кругу не играл никакой роли. Это было дело Министерства иностранных дел, а моя задача – чисто технически-кавалерийская.

В то время великий князь и другие высокопоставленные лица, быть может, могли давать себе отчет о политическом положении и проистекавших от него возможных последствиях, я же лишь с увлечением техника над своим творением разрабатывал задачу как кавалерист в отношении теоретически взятого противника. Моя позднейшая деятельность помощника Драгомирова и командующего войсками в Киеве, а также борьба за восстановление наших вооруженных сил, которыми я руководил с 1905 по 1914 год, позволили мне осознать, какая в 1874 году донельзя серьезная практическая работа выпала на мою долю в академии.

В 1874 году, с производством в штаб-ротмистры, я был причислен к Генеральному штабу и прикомандирован к штабу войск гвардии и Петербургского военного округа.

Глава III. В Генеральном штабе

Главнокомандующим Петербургского военного округа был тогда великий князь Николай Николаевич (старший), а начальником его штаба – граф Шувалов, создавший впоследствии себе громкое имя в должности нашего посла в Берлине и затем варшавского генерал-губернатора.

Граф Шувалов носил мундир Генерального штаба, не быв в Академии Генерального штаба, исключительно благодаря доверию Александра II, личным другом которого он был, как и вообще пользовался доверием всей царской фамилии. Во всей своей манере и склонностях Шувалов был большой барин. По личности графа мы часто сознавали ту глубокую пропасть, которая отделяла корпус офицеров всех степеней от тонкого слоя действительно правящих. Несмотря на то что он был начальником штаба, то есть по своему положению главным работником штаба, Шувалов господствовал над всеми остальными штабными почти так же, как и великий князь. Вследствие этого мы, молодые офицеры Генерального штаба, едва лишь соприкасались с ним.