Аллен Карр - Мой легкий способ Страница 4

Это, вероятно, самый ранний пример того, как счастливый случай помог мне в жизни. Не опоздай я тогда, мне бы никогда не посчастливилось узнать очень важную для себя истину, что задиры на самом деле пустые и жалкие создания. Они похожи на мыльные пузыри – дотронься до них, и они тут же лопнут.

Прожив около года в Ридинге, мы опять вернулись в Лондон, но ненадолго, потом нас эвакуировали в Кеттеринг. На этот раз я оказался один в семье, где был сын на три года старше меня. И хотя это была достаточно обеспеченная семья, я помню, что в их доме мне было очень неуютно. У меня часто шла носом кровь. Один раз, когда это случилось, мне было очень плохо. Кровотечение началось в 4 часа утра и не прекращалось до 8 вечера. К тому времени меня начало еще и рвать из-за того, что я наглотался крови. Когда пришла моя мама с врачом, горничная провела их в мою комнату, ворча и жалуясь на хлопоты, которые мы ей доставляем. После этого родители твердо решили вернуться в Лондон. Худшие времена были позади, и грохот разрывающихся бомб над головой был для нас менее опасен, чем жизнь порознь в домах людей, для которых мы явно были лишними.

Остаток войны мы, тогда еще дети, провели на улицах, собирая осколки разорвавшихся снарядов. Военный самолет, внезапно пролетевший над головой, или взорвавшаяся неподалеку бомба – все это было, конечно, интересно и увлекательно, не говоря уже о том, что они могли запросто в любой момент свалиться нам на голову, но, к счастью, пролетали мимо.

Мы были постоянными слушателями воскресной школы, но ходили туда регулярно не потому, что на нас снизошло озарение или наш отец пришел в себя после пьянки и беспробудного ничегонеделанья. Единственная разница между обычной школой и воскресной была в том, что в обычную школу нужно было ходить пять дней в неделю. Не помню, сколько мне было тогда лет, но я был совсем еще маленьким мальчиком, когда перестал верить в Санта-Клауса. Тогда же развеялся и миф о существовании Бога. Я никогда не верил в то, что есть кто-то высший, который наблюдает за всеми моими действиями, хотя сила, способная диктовать человеку поступать так, а не иначе, поистине впечатляет. Все взрослые люди, которые окружали меня и твердили о Боге, в то же время отрицали существование Санта-Клауса и в итоге только внесли сомнение и сумятицу в мою душу. Как они могли верить в существование одного и не верить в существование другого? Моей реакцией на это были протест и непослушание. И я проказничал по полной, из-за чего был вынужден покинуть воскресную школу. Больше я туда уже не вернулся.

Я был типичным уличным мальчишкой-сорванцом, как и все мои друзья. Я прекрасно знал, что малообразован, и ошибочно полагал, что образованность и интеллект – это одно и то же. В школах, где мне приходилось учиться, учителя лишь повторяли то, что мне внушала в детстве мать, – что я непослушный и вздорный ребенок. Меня учили читать, писать и считать, но этого было недостаточно. Когда мне исполнилось 10 лет, перед нами замаячила страшная тень «экзамена для 11-летних». Учителя постоянно твердили, что это очень важный экзамен и его необходимо сдать. Будучи уверенным, что мне его не выдержать, я не уделял особого внимания их нравоучениям.

Затем случилось нечто совершенно неожиданное – я сдал этот злосчастный экзамен, у меня получилось. Более того, меня даже взяли учиться в среднюю школу в Вэндсворте, Сазерленд Гроув. Я воображал себя современным Томом Брауном. И хотя мои родители никогда в этом не признавались, для них это было такой же неожиданностью, как и для меня.

Лучшие дни моей жизни?

Воодушевление от того, что меня пригласили в среднюю школу, быстро улетучилось, когда однажды, хвастаясь этой новостью перед мальчишками, я узнал, что половина из них тоже собирается в ту же школу. Выяснилось, что мы все были частью новой экспериментальной социальной программы, согласно которой каждый ребенок вне зависимости от его социального положения имел равные возможности получить образование. Однако в школах еще гнездилось множество старых предрассудков, и, более того, система распределения учащихся по классам на основе их умственных способностей еще больше усиливала школьные проблемы. Благодаря этой системе формировался класс «А», который состоял целиком из мальчиков, происходивших из наиболее привилегированных семей в округе. Был и класс «В», где училась только дворовая шпана. Где-то посередине располагался класс «Б», где учился я, а также мальчишки, которые, с одной стороны, соображали чуть лучше остальных, даже учившихся в так называемом «привилегированном классе», а с другой – слишком туго соображали для того, чтобы быть зачисленными в класс «А».

В том, что я не был «гением», были свои плюсы. Одна из неприятностей перехода в новую школу заключается в том, что там не увидишь своих прежних друзей, но мне очень повезло, ведь некоторые из них перешли в новую школу вместе со мной. Я довольно быстро начал общаться и с другими учениками из этой школы, можно сказать, влился в их коллектив, хотя вовсе не старался забыть своих старых приятелей или завести новых.

В первый день, когда мы пришли в новую школу, нам прочитали целую лекцию о том, какое это замечательное заведение и как нам повезло, что мы сюда попали. Но никто не объяснил нам, почему мы все-таки здесь оказались. Конечно, мы прекрасно понимали, что главной задачей учебы в школе является приобретение знаний. Но нам было непонятно, каким образом изучение творчества Шекспира и алгебра могут пригодиться в будущем. Я еще не встречал человека, который сумел бы в своей жизни найти им применение. Несомненно, алгебра развивает интеллект. Я думал, почему бы в школе не ввести предметы, которые пригодились бы нам в будущем, после окончания школы, и вдобавок развивали бы наши умственные способности? Я, как попугай, заучивал в школе законы Бойля и Ома, не имея ни малейшего представления, как их можно применить на практике. Пять лет спустя, после окончания школы, я так и не мог поменять предохранитель в лампе или смонтировать трехконтактный разъем. Поэтому у нас всех сложилось общее мнение, что мы оказались там по той же причине, что и в воскресной школе, – чтобы не безобразничали и не проказничали, пока, наконец, не вырастем и не пойдем работать.

Задачей учителей в школе было вкладывать в наши головы знания, а задачей тех, с кем я учился в одном классе, было не позволять учителям засорять нам голову этой ерундой. И за это мы сражались гораздо дружнее и сплоченнее любого профсоюза, рьяно защищающего свои права на митингах и демонстрациях. Мы часто прогуливали занятия или играли в разные игры, такие, как, например, морской бой. Но даже в этом мы не могли превзойти (или «переплюнуть») парней из класса «В». Другое дело – класс «А» – сборище, как я полагал, болванов, идиотов и зубрил, которые не только не противились учебе, но даже, кажется, получали от этого удовольствие. Учитывая эти различия между нами, не удивительно, что ученик оставался в том же потоке, в который его зачислили изначально. Можно было, конечно, перейти в другую группу по результатам ежегодного экзамена, целью которого была проверка накопленных нами за год знаний. Но противостоять системе распределения учеников по их умственным способностям было невозможно. К счастью или несчастью, но мне каким-то чудом удалось перейти из класса «Б» в класс «А», не прилагая для этого каких-то сверхусилий. Очень много учащихся из классов «А» и «Б» на четвертом году обучения ушли из школы. Не знаю, то ли их исключили, то ли они хотели самостоятельно готовиться к выпускным экзаменам на аттестат зрелости, но в итоге в трех классах количество учеников стало неравным. И по настоянию директора меня перевели в класс «А».