Анатолий Кожевников - Стартует мужество Страница 4

Тюриков садится в инструкторскую кабину, а во вторую — учлет Аксенов, лекальщик судостроительного завода. Мы немного завидуем товарищу: ему первому посчастливилось подняться в воздух. Все его действия строго контролирует техник: проверяет правильность посадки, помогает привязаться наплечными ремнями. Только после этого он становится рядом с винтом самолета.

 — Запускай моторы! — подает команду начлет.

 — Выключено! — глядя на техника, спокойно произносит инструктор. — Зальем!

 — Есть, зальем! — отвечает техник и начинает проворачивать винт, с улыбкой посматривая в нашу сторону: смотрите, мол, учитесь, все это вы сами должны уметь делать.

 — К запуску!

 — Есть, к запуску!

 — От винта!

 — Есть, от винта! — Техник сильно дергает лопасть, срывая компрессию, и делает два шага в сторону.

Мотор взревел, выбрасывая чуть заметный дымок, винт превратился в прозрачный диск. Гул двенадцати самолетов заполнил аэродром. Теперь все команды подавались только сигналами.

Вот Тюриков развел руки в стороны, приказывая убрать из-под колес колодки. Осмотревшись, он увеличил обороты мотора. Самолет двинулся с места и, плавно покачиваясь, порулил к старту.

Аксенов оглянулся на группу и смущенно улыбнулся. Он как бы извинился перед нами за то, что его первого поднимают в воздух.

У техника свои переживания. Провожая взглядом самолет, он не без хвастовства говорит:

 — Вот это мотор, с полоборота запускается. А как работает — музыка…

Невысокого роста, расторопный и аккуратный, наш техник Павлючков пользуется большим авторитетом. По его указанию мы забираем инструментальную сумку, заправочные средства и строем идем в «квадрат» — место на аэродроме, где учлеты ожидают своей очереди на вылет. На старте остаются лишь финишер и стартер.

Не отрываясь, следим мы за полетом своего самолета. Вот он, сделав несколько кругов, садится.

Хочется бежать к нему и встретить Аксенова, но по правилам выйти из «квадрата» имеет право только очередной готовый к полету учлет.

Наконец Аксенов рядом с нами. Мы засыпаем его вопросами. Возбужденный, он в первые минуты не может ничего ответить: ему хочется, наверное, рассказать о многом, но он выпаливает только два слова: — Начало сделано…

 — Да ты расскажи, как летал? — пристает Зина Близневская.

 — Как летал? Сидел в кабине и смотрел. Полетишь — увидишь, — отвечает Аксенов.

 — И рассказать не хочет, — обижается Зина.

Любопытство разгорается с каждым новым полетом. Моя очередь приближается мучительно медленно, а товарищи, как нарочно, делятся впечатлениями скупо. Только Зина, приземлившись, дает волю своим чувствам, захлебывается от восторга.

 — Как хорошо! И ничуть не страшно, — повторяет она.

 — Так-таки и ничуть? — язвит Рысаков.

 — Волновалась, конечно, но, честное слово, совсем немного. С высоты все вокруг видно как на ладони, даже наша Базайха будто ближе стала, — тараторит Зина.

Каждый переживал по-своему.

Тася, другая девушка из нашей группы, после полета сосредоточенно помалкивала. Рысаков по-мальчишески храбрился и старался показать, что полет для него дело вовсе не диковинное.

Наконец и я у самолета.

 — Разрешите садиться? — обращаюсь к инструктору.

Тюриков согласно кивает головой. Стараюсь не спешить, чтоб не выдать волнения. А как тут не волноваться, если все — необычно и прекрасно. Даже запах выхлопных газов для меня сейчас приятнее самых благоуханных духов.

 — Готов? — спрашивает инструктор, наблюдая за мной в зеркало.

 — Готов! — силюсь перекричать гул мотора.

 — Даю газ, старайтесь запомнить направление взлета.

Струя прохладного воздуха треплет рукава комбинезона.

 — Взлетаю, — снова слышу уверенный голос инструктора.

Я стараюсь заметить направление, распределяю внимание так, как учили во время занятий на тренажере. Но у меня ничего не получается. Хочется остановиться и подумать, но самолет летит, ежесекундно готовя новые сюрпризы.

 — Замечайте ориентир, здесь первый разворот, — слышится в наушниках.

Под нами железнодорожный переезд. Самолет накренился и, развернувшись на девяносто градусов, снова стал набирать высоту.

 — А вот здесь второй разворот, запоминайте!

Под самолетом бесформенным красным пятном проплыл каменный карьер. Снова разворот — и опять холодок подкатился к сердцу, а руки потянулись к бортам. Но я подавляю это желание, зная, что инструктор следит за мной через зеркало.

 — Летим по прямой, берите управление, — приказал инструктор.

Этой команды я не ожидал, однако, польщенный доверием, беру управление. Летевший по горизонту самолет вдруг начал набирать высоту. Резко отдаю ручку от себя, капот машины опускается, возникает крен. Стараюсь все делать так, как недавно на тренажере, но здесь, в воздухе, все получается почему-то иначе. Беру ручку на себя — и капот взмывает выше горизонта. Вывожу машину из крена, а линия горизонта вдруг оказывается выше капота. Мне и совестно, и страшно, но не за свою жизнь, нет, а от ощущения собственной беспомощности, полного неумения управлять самолетом.

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем инструктор снова взял управление. Самолет сразу «успокоился», все стало на свои места. Как легко это удалось Тюрикову! Меня охватило отчаяние: рушилась надежда стать летчиком.

А Тюриков как ни в чем не бывало спокойно сообщает о начале третьего разворота. Бросаю взгляд на землю, вижу кирпичный завод. Закончив разворот, инструктор убирает газ. В кабине становится тише.

 — Четвертый, — слышу в наушниках. Машина со снижением входит в крен.

Внизу впереди, на ровном зеленом поле, вижу выложенный из белых полотнищ посадочный знак «Т». Самолет проносится над аэродромом и плавно опускается на три точки.

 — Вот и все, — говорит Тюриков. — Теперь порулим на стоянку.

«Не для меня это все, — думаю я с тоской. — Отчислят по неспособности. Ребята после полета выходили из кабины довольные, значит, у них все получалось хорошо, а у меня…» Хочется только одного: чтобы никто не знал о моей неудаче.

Самолет, управляемый инструктором, легко катится к стоянке. А у меня на душе кошки скребут. По взгляду учлета Утенкова догадываюсь, что он мне сочувствует.

Поставив машину на место, Тюриков выключил мотор и привычно скомандовал:

 — Выключено!

Потом отстегнул ремни и вылез из кабины.

 — Разрешите получить замечания, — обращаюсь я к Тюрикову, когда Утенков отошел от самолета. Не хочется, чтобы мой позор стал известен товарищам.