Алексей Богомолов - Легенды первых лиц СССР Страница 4

Отметим, что эти прогулки по городу для руководителей КПСС были в некотором роде «конспиративными» — вечером, в полутьме, в сопровождении охраны. И общения с народом не предусматривалось. Если какие-то встречи и были, то только по инициативе первого секретаря и главы правительства. Он мог остановить кортеж и зайти в магазин. Неожиданно для принимающих его местных властей посетить какой-то не предусмотренный планом объект. Но всё делалось, повторяю, по его инициативе.

А вот незапланированное общение с представителями народа Хрущёву активно не нравилось. Он считал, что инициатива должна проявляться только им самим. С другой стороны, к личной охране, которая ограничивала общение, до определённого времени он относился настороженно. По свидетельству Николая Фёдоровича Васильева, заместителя начальника охраны Хрущёва, тот недолюбливал охранников, называя их «бездельниками, которые народу не дают пройти». И даже как-то дал указание сократить штат и снять охрану по периметру дачи, на которой он отдыхал в Крыму. Осталась охрана только у самого здания. К чему это привело, вспоминает председатель совета ветеранов ФСО генерал Сергей Королёв, в своё время возглавлявший отдел 9-го управления КГБ в Крыму, который ведал охраной государственных дач.

— В 1961 году до моего назначения на должность начальника отдела группа жалобщиков из трёх человек во время прогулки Хрущёва ранним утром по пляжу неожиданно возникла перед ним со стороны Ливадийского пляжа, чтобы вручить заранее написанные жалобы на несправедливые действия местных властей. Хрущёв оторопел от такой бесцеремонности и в резкой форме отругал и пристыдил их. Приказал начальнику охраны взять жалобы и отдать их помощнику. Люди были задержаны охраной и препровождены для разбирательства в местную милицию. По указанию Хрущёва на следующий день их освободили.

По нашему ходатайству в отделах Крыма и Кавказа комендантами дач были назначены офицеры, а вместо вахтёров, вооружённых палками, ввели должности сотрудников охраны — сержантов и старшин. На всех объектах установили технические средства охраны.

Система рассмотрения писем и обращений граждан в 1960-е годы, конечно, существовала, но была малоэффективной. Термины «отписки», «очковтирательство» прочно вошли в лексикон советских людей. Некоторые вопросы, особенно бытовые, не решались местными властями в течение многих лет. Поэтому граждане СССР, которые традиционно верили в «доброго царя», всеми правдами и неправдами пытались прорваться к руководителям государства, иногда даже с риском для собственной жизни.

Владимир Максимов, работавший в конце 1950-х в охране члена Президиума ЦК КПСС Николая Игнатова, вспоминал:

— Был случай во время моей работы у Игнатова. Он жил на даче в Зубалово[2]. А там к выезду на шоссе была узкая дорожка. И один раз летом при выезде на основное шоссе вдруг в лесу выходит навстречу нам парень лет 25, наверное, руки подымает. Машине деваться некуда, только останавливаться.

Я выскочил, пистолет, конечно, вытащил и к нему. Отвожу его немножко в сторону. Он сразу достаёт из кармана два письма. Я оттесняю его, а машина потихонечку проходит. Я взял эти два письма у него и говорю: «Сынок, зачем ты так делаешь?» А он отвечает, что не мог больше найти способа передать письма.

Игнатов взял у меня письмо, которое на него, открыл, прочитал. «А письмо для Фурцевой, говорит, ты сам передашь кому следует, пусть они там решают». Вот такой был неожиданный момент, когда человек выскочил на проезжую часть. И нам свернуть некуда, пришлось останавливаться и с ним заниматься.

В хрущёвские времена бывали такие ситуации, которые сегодня просто немыслимы. Алексей Сальников, сотрудник 9-го управления КГБ, в течение восьми лет сопровождавший первого секретаря ЦК и главу правительства в поездках по стране и за рубежом, вспоминает замечательный случай, когда Никита Сергеевич лично попытался решить проблему перехода одного отдельно взятого цыганского табора от кочевой жизни к оседлой.

— Во время поездки в Волгоград мы ехали на тракторный завод. Было очень жарко, пылища жуткая. А впереди нас по дороге несколько телег едут с цыганским табором… Никита Сергеевич говорит: «Остановитесь!» Машины тормозят. Цыгане тоже остановились, стоят, смотрят. Хрущёв выходит и к ним: «Кто у вас главный?» Они вместе с бароном своим собрались в кучу вокруг руководителя государства. Никита Сергеевич говорит: «Хотите работать? Давайте я вам помогу. Организуем колхоз. Техникой, деньгами вас обеспечим, жильё вам построим». Вроде бы беседа прошла нормально, цыгане кивали и соглашались. Потом местный обком организовал колхоз, технику им дал. Но колхоз этот, насколько мне известно, долго не продержался, разбежались цыгане…

Хрущёв, по воспоминаниям Алексея Сальникова, вообще стремился больше бывать на людях, особенно в то время, когда дела в экономике шли относительно хорошо. Заходил в магазины, общался с людьми. Иногда даже ругал охранников, когда они ограничивали его в чём-то.

— Часто охрана раздражала Хрущёва. Говорил, что ближе к народу хочет быть. Я помню, в Средней Азии какая-то девчонка из обслуги хотела ему письмо подсунуть, а я перехватил, положено так. Он увидел и говорит: «А ну-ка, отдай мне!» Отобрал у меня это письмо. А иногда Никита Сергеевич мог себе позволить нечто вообще из ряда вон выходящее. Он сам мне рассказывал, как они с супругой, Ниной Петровной, в его резиденции на Ленинских горах встретили Новый год, а затем вместе пошли гулять по Воробьёвскому шоссе (сейчас это улица Косыгина) и дальше по Ленинскому проспекту. Прохожие говорят: «Вроде Хрущёв идёт, смотрите!» Но никаких эксцессов не было, хотя увидеть первое лицо государства в два часа ночи прогуливающимся с женой по Москве было несколько необычно.

Никита Сергеевич в последние годы у власти, когда ехал в отпуск или из отпуска, заезжал к себе в деревню Калиновку, на свою малую родину. Он уже старый был, 70 лет ему… Когда он приезжал в деревню, то обедал у председателя колхоза. А потом выходил и разговаривал с собравшимися колхозниками. И он всех помнил по внешности, по происхождению. Подходит к двум молодым женщинам лет по 25 и говорит одной: «А ты не с этого ли дома?» Оказалось, что действительно оттуда. И другую тоже вспомнил, хотя видел их ещё детьми. А может быть, на родителей были похожи, — память на лица у Хрущёва была хорошая. Вспоминал прозвища их родителей. А потом увидел одну старушку, подошёл к ней и говорит: «Ой, невеста, моя невеста! Я к ней сватался, а она не согласилась. — И ей уже говорит: — Ты что побоялась-то? Что я в лаптях ходил? А сейчас посмотри, я-то кто!» А она отвечает: «Никита Сергеевич, значит, не судьба».