Лев Успенский - Письма последних лет Страница 4

Таково, по Ушакову, общеязыковое значение этого слова, самое широкое. Но ниже он же указывает и на два самых новых оттенка. «2. Член политической партии (в языке революционных партий, в особенности коммунистов). 3. Человек, принадлежащий к советскому обществу».

Можно было бы показать, что эти новые значения возникли вследствие перевода на русский язык иноязычных, возникших в употреблении западноевропейских революционеров, особенно последователей К. Маркса и Ф. Энгельса, партийных обозначений: Genosse, Parteigenosse, Camarade и т. п.

Любопытно, пожалуй, заметить, что в первые послереволюционные месяцы и годы народ наш заменил все другие вежливые и уважительные обращения людей друг к другу словом «товарищ» не по какому-либо указу или декрету свыше, а как бы сам по себе, в общем всенародном языковом порыве.

Вот, пожалуй, все, что я могу сообщить Вам об этом высоком слове.

1974. VII. 24

Ильичево под Ленинградом

Многоуважаемый тов. Б.

Благодарю Вас за теплые слова о моих работах.

Тот вопрос, который Вас занимает, — об иноязычных словах на «-изм», в массовом масштабе входящих в наш язык, — он, конечно, не так-то прост.

«Откуда» они берутся, совершенно ясно: это все искусственные «латинизмы», но образованные не с живой речи древних римлян, а учеными разных последующих времен, пользовавшихся (а отчасти пользующихся и поныне) для своего обихода научными терминами, образованными средствами так называемой «кухонной латыни».

Так, скажем, еще в древнегреческом языке от основы «софиа» — «мудрость» было образовано слово «софизмос» — первоначально «мудрое изречение», а в дальнейшем — «хитроумный, лукавый парадокс».

Это греческое «-измос», распространенный суффикс из числа выражающих отвлеченные понятия, в Риме превратилось в латинское (латинизированное) «-измус»: так, скажем, от основы «абсолютус» можно представить себе образование римского слова «абсолютизмус» — безоговорочное самодержавие. По этому образцу в XIX веке было образовано чудовищное множество интернациональных и наукообразных терминов, в общем и приблизительном свойстве выражающих нечто вроде: «явление, связанное с понятием, выраженным в основе».

Из 51 примера, приведенного Вами, 50 принадлежат к порождению XIX века; может быть, только «афоризм» существовало в античном мире и является словом, заимствованным из древнегреческого языка. Все же остальные 50 терминов, услышь их ухо древнего римлянина или грека, показались бы ему незнакомыми и «варварскими»… Хотя римский филолог, поразмыслив, мог бы догадаться, что какой-то плохо знающий римский язык иностранец хотел на ломаном языке ими обозначить. Правда, такая возможность представилась бы далеко не по отношению ко всем приведенным Вами вокабулам. Слово «реализм» римлянин связал бы со словом «реалис» — вещный, вещественный, слово «пессимизм» мог бы, не без труда, соотнести с прилагательным «пессимус» — самый худший, но навряд ли догадался бы, что это означает «склонность видеть свершающееся в мрачном свете». А вот такие слова, как «Бюрократизм», древние просто не поняли бы, потому что слово «бюро» в их языках никогда не водилось. Это во Франции, много веков спустя, «бюро» означало сначала сукно, которым покрывали столы в «присутственных местах», потом стали называть сами эти столы, затем — помещение, в котором канцелярские столы стояли, — конторы. К французскому, бюро присоединили древнегреческое «кратос», означающее «властитель», «правящий»: получилось «Контороправитель», т. е. «чиновник»; а затем и шире — представитель власти чиновничества, мандаринов. И наконец, когда сюда приклеилось латинское «-изм», получился термин, означающий «чиновниковластие».

Вы сами легко поймете, что термины с окончанием «-изм», произведенные от личных имен и обозначающие «учение такого-то», были созданы на древний лад не латинянами, а теми народами, которые породили людей — основателей этих учений, или их современниками. Таковы такие термины, как «марксизм», «ленинизм», «дарвинизм» и им подобные.

Я думаю, что будет неправильно считать эти полные значения слова, сформированные при посредстве греко-латинских морфологических частиц, а нередко и из греко-латинских корней и основ, как Вы пишете, словами-штампами. Чтобы решать вопрос об их пригодности или непригодности для употребления в русском языке, следует, по отношению к каждому из них в отдельности, поставить вопрос: «А каким русским словом можно было бы его заменить и будет ли это слово более удобным, красивым, выразительным и понятным не только русским, но при необходимости и иностранцам, так же как термин на „-изм“?»

Вы вот, к сожалению, не поставили рядом с Вашим 51 словом тех русских слов, которые Вы предложили бы использовать вместо них.

Вот — «оптимизм». Что Вы придумаете? «Прекраснодушие»? Не то. «Хорошесть» — вовсе не то; «лучшеглядство», «хорошедумство»? А не получается ли это похоже на выдумки старика Шишкова, предлагавшего «калоши» заменить «мокроступами», а «панель»— «топтырнёй»?

Ведь в подавляющем большинстве Ваших примеров существенно не только заменить русским суффиксом суффикс «-изм», но и проделать что-то в этом роде с самой основой. Некрасиво будет звучать ни «дарвиниство», ни «анархичность»: все это будет путаться с другими нашими производными от тех же иноязычных слов.

Вы пишете, что таких слов «около 200». Сомневаюсь. Полагаю — гораздо больше. Вы приводите только попавший Вам на глаза термин «китаизм». Но в языковедении такие образования на «-изм» означают заимствованные из данного языка в другой слова или выражения, так что их должно быть по меньшей мере столько же, сколько в мире языков, а их более двух тысяч. Рядом с «китаизмами» существуют «японизм», «монголизм», «тюрцизм», «индуизм», «бенгализмы», «германизмы», «англизмы», «русизмы», «украинизмы», «белорусизмы»… Не буду продолжать. А чем Вы все это изволите заменить? «Китайскость», «русскость», «американскость»? И неточно, и некрасиво.

1974. II. 15

Ленинград

Многоуважаемая тов. X.

Во-первых, Вам следует сообщить мне свое отчество: называть даже очень молодых девушек просто по имени — не в моих правилах (я ведь все-таки «ровесник века»!), а такое обращение, как в этом письме, отзывает канцелярщиной.

Я не считаю переписку с Вами обременительной, хотя заранее предупреждаю, что в дальнейшем, вполне возможно, буду не слишком аккуратным корреспондентом. Я горжусь тем, что в месяц получаю примерно 100–120 писем, но если Вы примете в расчет, что примерно на 90 % их я отвечаю, Вы поймете, что нередко «отстаю» от моих корреспондентов: их много, а я — один.