Наталья Лавриненко - Никита Хрущев Страница 4

Историк А. Н. Пономарев приводит рассказ одного старого партийца, который был свидетелем того, как приехавший в академию Каганович лично приказал «сделать секретарем ячейки» Хрущёва. Он же продвигал Никиту Сергеевича дальше, и, как полагает Пономарев, перемещения Хрущёва были связаны с «пожарной ситуацией» в отдельных районах Москвы, то есть с необходимостью избавиться от «уклонистов», занимавших посты в местных парторганизациях и на предприятиях. В начале января 1931 года Хрущёва избрали первым секретарем Бауманского райкома партии (в Бауманском районе и находилась академия), в июле он занял такой же пост в самом большом районе столицы – Краснопресненском, а еще через шесть месяцев стал вторым секретарем Московского горкома партии, то есть правой рукой Кагановича.

К чести Хрущёва следует заметить, что во времена его стремительного взлета «отступников» от генеральной линии партии, с которыми тот боролся, не расстреливали и не сажали в тюрьму – «уклонизм» был чреват тогда исключением из партии, строгим выговором или переводом на низовую работу. Так что крови на руках Никиты Сергеевича пока не было.

Партийная деятельность помешала Хрущёву закончить академию. В советские годы ходил такой анекдот. Ночь. Телефонный звонок в квартире Хрущёва. Удивленная Нина Петровна снимает трубку: «Алло?» Игривый женский голос: «Пригласите, пожалуйста, Никиту Сергеевича!» – «А кто его спрашивает?» – «Это его соученица…» – «Врешь, гадина, он нигде не учился!» И по сей день историки и журналисты объясняют многие ошибки Хрущёва его безграмотностью. Но среди партработников тех лет отсутствие формального образования было не редкостью. И, как бы то ни было, никто не может упрекнуть Хрущёва в лени или же отсутствии искреннего интереса к любому делу, за которое он брался.

КАК МОСКВА СИТЦЕВАЯ СТАЛА МОСКВОЙ ИНДУСТРИАЛЬНОЙ

Хрущёв, в отличие от многих тогдашних руководителей, предпочитал не засиживаться в кабинетах, а работать с людьми на местах. Настойчивый и энергичный, общительный и любознательный, он словно бы «вываривался» в людской массе, что, по его собственному признанию, часто помогало. Однако формирующаяся система брала свое: у Хрущёва, как и у других партийных руководителей, на первый план постепенно выдвигались не политико-воспитательные, а командно-волевые методы управления и воздействия.

О столичном городском хозяйстве первой половины 1930-х годов Хрущёв писал следующее: «…улицы неблагоустроены; не было должной канализации, водопровода и водостоков; мостовая, как правило, булыжная, да и булыга лежала не везде; транспорт в основном был конным. Сейчас страшно даже вспомнить, но было именно так». Решено было превратить Москву «в образцовый социалистический город». А в июле 1935 года был принят «Генеральный план реконструкции Москвы», и за эту самую реконструкцию будет отвечать Хрущёв – на пару с председателем Моссовета Булганиным.

Рабочий день Никиты Сергеевича часто начинался на очередной стройке. Руководители тех лет вообще работали на износ – уж очень завышены были планы, к тому же рисковали они не только партбилетом. Но Хрущёв, кроме того, душой болел за свое дело. Было у него и еще одно качество, выгодно отличавшее его от многих партийцев, – он умел выступать с трибуны. Речь его была своеобразной: некоторые слова он произносил неправильно, перескакивал с темы на тему, но говорил живо, с юмором, сыпал поговорками. В те годы он еще не читал «по бумажке». Когда Хрущёв окажется на вершине власти, речи ему станут писать, а точнее оформлять то, что он надиктует. Но и в этот текст он вставлял экспромтом шутки, зарисовки и пословицы. Он научился говорить часами и даже заслужил репутацию болтуна, однако очень остроумного.

Деятельный и ответственный, он был в фаворе и продвигался все выше и выше. В феврале 1934 года на XVII съезде ВКП(б) Никита Сергеевич стал членом ЦК ВКП(б), а вскоре его избрали первым секретарем горкома и вторым секретарем Московского обкома партии, то есть главным заместителем Кагановича по работе в Москве и области.

Вместе с Булганиным Хрущёв бывал на обедах в доме вождя. «Приходите обедать, отцы города», – приглашал их Сталин. Никита Сергеевич вспоминал, что в те годы он воспринимал Сталина как очень умного и обаятельного человека, на голову выше своего окружения. Иногда Сталин приглашал «отцов города» в театр и обсуждал с ними в антракте деловые вопросы.

В 1935 году Кагановича назначили наркомом путей сообщения. На свое прежнее место он рекомендовал Хрущёва. Теперь Никита Сергеевич стал первым секретарем Московского обкома партии, а вскоре он был избран и кандидатом в члены Политбюро.

Несмотря на свой высокий статус, жил Хрущёв довольно скромно. В мемуарах он признается, что рабочим до революции материально был обеспечен лучше, чем секретарем горкома и обкома. Вместе с родителями, женой и пятью детьми он занимал четырехкомнатную квартиру в знаменитом Доме на набережной (тогда Доме правительства). «В ту пору никто и мысли не допускал, чтобы иметь личную дачу: мы же коммунисты. Ходили мы в скромной одежде, и я не знаю, имел ли кто-нибудь из нас две пары ботинок. А костюма, в современном его понимании, не имели: гимнастерка, брюки, пояс, кепка, косоворотка – вот, собственно, и вся наша одежда», – вспоминал Хрущёв.

Нина Петровна заведовала парткабинетом на Московском электроламповом заводе. На работу она ездила, как и большинство трудящихся, на трамвае и не признавалась сослуживцам, чья она жена. С работы Нина возвращалась поздно, и с детьми, особенно маленькой Радой, которая родилась в 1929 году, возился большей частью дедушка Сергей Никанорович. Он был уже в летах и болел туберкулезом – работа в шахтах не прошла даром. Любила внуков и Ксения Ивановна. Когда в 1935-м родился Сергей, а в 1937-м Елена, Нине Петровне все же пришлось с головой погрузиться в дела семейные. Она оставила работу и стала просто женой и матерью.

А тем временем «Москва ситцевая» превращалась в «Москву индустриальную». Строились заводы, берега соединяли новые мосты, но главным чудом стало метро. Сначала строительство курировал Каганович, затем он переложил эту заботу на плечи Хрущёва и Булганина. «Со строительством метро дело обстоит плохо, – сказал он Хрущёву. – Вам придется, как бывшему шахтеру, заниматься детальным наблюдением за ним… Сходите на какие-то метрошахты, а Булганин пойдет на другие. Побудьте там несколько дней и ночей, посмотрите на все, изучайте с тем, чтобы можно было руководить по существу и знать свое дело». Вскоре «руководить по существу» и отчитываться перед Кагановичем Хрущёву пришлось в одиночку – Булганин в метрошахтах простудился и заболел ишиасом.