Я изменилась навсегда - Анджелина Джоли Страница 4

Все улыбаются друг другу, обмениваются теплыми словами и интересуются, кто чем занимается.

Они заметили татуировку на моей руке.

Мне рассказали, что недавно власти занялись тем, что высылают из страны повстанцев, которые притворяются беженцами. Эти повстанцы пытаются отхватить часть и без того небольшой помощи.

Одна женщина говорит, что видела, как многих мужчин задерживают (арестовывают) на несколько дней до подтверждения их личности.

Она спросила, почему их сочли подозрительными.

«Из-за татуировок на руках!» Татуировки – распространенный племенной обычай в Гвинее и Сьерра-Леоне.

Мы посмеялись над возможностью того, что власти могут решить, что я – повстанец.

Но это заставляет меня думать, что символы, которые мы носим, помогают нам выразить себя. Символы могут вызвать страх или пренебрежение.

Я думаю о том, что выбрала (символике на мне), об украшениях, которые ношу:

• инициалы моего брата,

• цитата о свободе моего любимого американского писателя.

Мы только что приземлились, чтобы забрать еще одного человека. Теперь нас семеро.

Воздух становится прохладней. Прекрасный день. Большинство пассажиров выходят, чтобы несколько минут поразмяться.

Когда я села в автобус, который должен был отвезти меня к самолету, в нем находились два человека, с которыми я еще не была знакома: мужчина впереди и женщина, сидящая рядом со мной. Казалось, я не понравилась обоим, или я так решила из-за их отстраненности. Мы не представились друг другу. Я побаивалась мужчину. Мне было любопытно, буду ли я с ним работать. Позже, в самолете, мне стало стыдно, когда я поняла, что составила о них неправильное мнение. Мне повезло оказаться в их компании.

Через некоторое время мужчина повернулся ко мне и объяснил, что шесть дней был в плену у повстанцев в Монровии (Либерия). Он до последнего не знал, отпустят ли его. Он рассказал о часах, проведенных в этом аэропорту.

Когда мы, наконец, разговорились с ним и его женой, они оказались теплыми и добрыми людьми. Их молчание и отстраненность были вызваны чувством страха. Мы приземлились на землю, где его удерживали в плену.

Большинство людей этой страны прошли через то, что я никогда не могла себе представить.

Когда я вышла, мне сказали, что у этого района нет надежды. Почти все здесь было сожжено или разбомблено.

Когда повстанцы уходят пешком, они иногда берут заложников просто для того, чтобы те помогали им нести украденное.

С высоты полета все казалось таким красивым: земля, озера, леса. Все, что я могла разглядеть.

Единственными воздушными судами в этом аэропорту были военные вертолеты.

Наконец, мы приземлились в Фритауне, Сьерра-Леоне. Пока мы ехали по улицам, говорили о том, что здесь происходило. Объединенный революционный фронт (ОРФ. – Прим. ред.) назвал это проектом «Ничего живого».

Я вижу сотни людей, идущих по улицам и держащихся за руки. Выжившие!

На автомобилях написано «БОГ ВЕЛИК» и «ЛЮБОВЬ ДЛЯ КАЖДОГО – НЕНАВИСТИ БОЛЬШЕ НЕТ».

Можно было бы подумать, что это – последние люди на земле, которые в это верят, но все же ты осознаешь, что в результате всего, через что они прошли, их понимание жизни глубже твоего.

Странный обычай: в последнее воскресенье каждого месяца все должны оставаться дома и заниматься уборкой до 10 утра. Если ты уходишь из дома раньше, у тебя должен быть пропуск, объясняющий, почему ты получил на это разрешение.

Ночь субботы

Гостевой дом УВКБ

Верх бетонных стен, окружающих дом, покрыт битым стеклом.

Наш грузовик подъезжает, и охрана открывает деревянные ворота.

За воротами находятся маленькое белое здание с облупившейся краской и несколько старых автомобилей.

Большинство приветствует меня улыбкой, некоторые пристально смотрят на меня.

Я в комнате номер 1. Так написано на листе бумаги, прикрепленном к двери. Думаю, мне дали лучший номер.

Вода еле-еле течет из душа. Люди из того мира, в котором живу я, сочли бы этот номер бедным и обшарпанным, но у здешних людей, несомненно, совсем другое мнение. Они сочли бы его дворцом.

Я очень благодарна.

Ужин был в восемь. Два полевых сотрудника УВКБ и я сидели и разговаривали о войне, жизни, выживании. Они многое рассказали мне. Если бы я только могла записать все!

Телевизор внизу ловил только один канал. Если тебе повезет, это будет CNN. Но не этим вечером.

Время здесь воспринимается по-другому. Слишком много внимания приходится уделять выживанию. Ты просто живешь и наслаждаешься днем и окружающими людьми, насколько это возможно.

Люди делятся.

Я упоминаю о том, что в этом месте чего-то не хватает, не потому, что я по этому скучаю, а потому, что вижу, как живут люди, работающие здесь.

Большинство из них не делает исключений для себя, хотя некоторые могли бы. Я понимаю, что в каждой группе очень мало людей, которых нельзя назвать хорошими. Кажется, что между сотрудниками нескольких неправительственных организаций и ООН идет какое-то странное соревнование.

Они помогают друг другу, но иногда критикуют друг друга, стараясь обидеть.

Но я уверена, что даже критикующие должны быть в своем роде хорошими людьми. Ты не можешь быть плохим человеком, если в своей жизни ты выбрал это.

Воскресенье, 25 февраля

Мне снился странный сон – не совсем ужасный, но достаточно плохой, чтобы назвать его кошмаром.

Меня задержали на пропускном пункте, я стояла на дорожке со множеством других женщин. Я пыталась понять, что происходит. У меня были мысли о том, что я потерялась, ведь я помнила все те истории о неожиданных нападениях, вынуждавших людей бежать – некоторых с узлами, а некоторых с пустыми руками и даже без семьи.

И теперь вот уже около часа я снова пытаюсь заснуть.

Кричат петухи.

Кажется, в этом месте отражаются звуки. Я могу слышать шаги и скрип пола. Я могу слышать, как шумит какое-то животное, но я не могу понять, какое, может быть, обезьяна.

Я пробую подольше полежать с закрытыми глазами.

Сегодня воскресенье, и до окончания молитв почти ничего не происходит.

Я только что вернулась с прогулки. После завтрака я решила потратить немного времени на то, чтобы посмотреть, где нахожусь. Мне сказали, что этот район безопасен.

Я сняла солнечные очки, как только вышла. Хотя солнце было слепящим, я чувствовала, что будет безопасней, если люди будут видеть мои глаза. Они смогут понять, что я не являюсь угрозой.

Когда повстанцы уходят пешком, они иногда берут заложников просто для того, чтобы те помогали им нести украденное.

Кроме того, я не хотела демонстрировать что-либо ценное не потому, что боялась кражи, а потому, что чувствовала, что это будет неправильно. Я