«Вдоль обрыва, по-над пропастью...». - Игорь Кохановский Страница 4

Как известно, под Наро-Фоминском шли очень тяжелые бои, наши попали в окружение, месяц лежали в болотах, пока наконец немцев не разбили под Москвой. Отца ранили, он стал инвалидом войны, но летом 42-го мы приехали опять в наш совхоз, и, помню, отец наказал мне, чтоб я никакую травинку не срывал: немцы, отступая, заложили много мин-ловушек в виде безликих полевых травинок, и несколько человек в нашем совхозе, в основном дети, подорвались на этих минах.

Но я отвлекся от основной линии повествования...

Итак, мой двоюродный брат приехал в Магадан, стал работать в местной прокуратуре и вскоре раскопал дела и своего отца, и дяди Василия, то есть моего отца... Коротко: они всё подписали, чтоб только прекратились пытки...

Саша тоже был увлечен литературой. Пописывал какие-то рассказы и вскоре стал писать материалы для газеты «Магаданский комсомолец». Его материалы заметили и пригласили в штат работников газеты, и он оставил прокуратуру и стал журналистом. А потом он написал какой-то сценарий для фильма и послал его на Высшие сценарные курсы. Сценарий там понравился, его вызвали в Москву, и он стал учиться на этих курсах.

Это было весной 1964 года. Мы долго не виделись и, конечно, взахлеб стали рассказывать о своих литературных начинаниях. Я почитал ему свои стихи. И вдруг он мне говорит:

— Знаешь, сейчас отдел литературы и искусства в газете «Московский комсомолец» возглавляет Женя Сидоров, мы с ним в одной группе учились на юрфаке МГУ. Давай мне свои стихи. Я ему покажу...

На следующий день звонит мне и говорит, что мои стихи понравились и их будут публиковать. Только надо, чтоб мне дал «доброго пути» кто-нибудь из известных поэтов...

А у нас на «Магистрали» как раз недавно выступал со своими стихами Владимир Цыбин. Я позвонил Григорию Михайловичу, спросил, может ли он дать мне телефон Цыбина, и рассказал, с чем связана моя просьба. Григорий Михайлович тут же откликнулся и благословил меня...

Я позвонил Цыбину и объяснил, в чем дело. Он назначил мне на завтра встречу в ЦДЛ и чтоб я захватил свои стихи. Что я и сделал...

И вот через неделю выходит газета — и в ней мои стихи с предисловием Владимира Цыбина... Так состоялась моя первая публикация...

А Саша мне и говорит, чтоб я съездил в газету, поблагодарил и лично познакомился с Сидоровым. Я поехал. Захожу к нему в кабинет, представляюсь. Он жмет мне руку, поздравляет с первой публикацией.

А в его кабинете толпятся еще какие-то люди (это были сотрудники других отделов газеты), и кто-то спрашивает, где я работаю и какая у меня профессия...

— Я работаю прорабом и строю микрорайон Химки-Ховрино...

— Ой, вы, значит, знаете строительство, как это здорово. Послушайте, мы вам дадим командировку в Воскресенск, там сейчас строится комбинат химических удобрений, аммиачной воды и еще чего-то. Съездите туда и сделайте для нас материал об этом строительстве...

А это было время, когда Хрущев объявил сто дней большой химии и этому комбинату уделялось очень большое внимание.

У меня было много дней «переработки», я взял три дня отпуска за свой счет и махнул в Воскресенск.

Приехал. Прихожу на стройку. Вижу человека, по внешнему виду явно не рядовой работяга. Подхожу, представляюсь, начинаю задавать вопросы общего плана. Но тот, извиняясь, говорит, что у него на разговоры со мной нет ни минуты...

Подхожу к другому — результат примерно тот же. Подхожу к третьему, и он дает мне мудрый совет:

— Приходите завтра к семи утра на планерку, и там все вам станет ясно...

Что я и делаю. Начинается планерка, которая моментально превращается в перебранку, иногда с хорошим русским матом...

— Ты мне бетон вчера обещал, — говорит один.

— А ты мне арматуру доставил?

— А где твой экскаватор? Мне что, лопатой траншею рыть...

Я только успеваю записывать, кто что сказал и как он или в чем был одет.

После планерки я начинаю «расшифровывать» услышанное... Подходил к каждому, читал его реплику и просил объяснить причину упрека в адрес соседствующих организаций. А строили этот комбинат если я скажу сорок субподрядчиков, то, наверно, не ошибусь...

Короче, возвратился в Москву со своим блокнотом и стал стараться создать общую картину происходящего на строительстве этого комбината.

Наутро принес в газету написанное за ночь. Они сказали, хорошо, завтра посмотрим. Назавтра утром раздается звонок, звонит зав. отделом строительства и говорит, чтоб я побежал скорее в газетный киоск и купил сегодняшнюю газету.

Я тут же собрался, благо киоск был около подъезда, купил «Московский комсомолец» и, не успев его открыть, увидел на первой полосе свой материал под заголовком «Плотина у “Живой воды”» и карикатуру, изображающую стол пинг-понга, где в качестве шарика — этот химкомбинат, который перекидывают друг другу строящие его организации...

Вот так началась моя журналистская эпопея. Мне стали давать задания, я их выполнял и вскоре уволился со своей стройки.

А через некоторое время мне мой двоюродный брат говорит, что его бывший начальник (Владимир Новиков, но не тот, который известный критик, а его однофамилец), главный редактор «Магаданского комсомольца», переехал в Москву, работает в отделе очерков журнала «Смена» (был такой молодежный журнал формата тогдашнего «Огонька») и хочет сам отнести несколько моих стихов в этот журнал. Я, естественно, соглашаюсь...

И, о чудо, через неделю мои стихи уже опубликованы в этом журнале.

Братец говорит опять, что мне надо поехать в «Смену», поблагодарить, познакомиться, чтоб уже на будущее самому приносить туда свои вирши.

Я, естественно, поехал. Вхожу в кабинет Новикова и застаю такую сцену: он отчитывает какого-то молодого человека, который решил бросить профессию хирурга, чтобы полностью посвятить себя писанию стихов.

— Как такое тебе в голову могло прийти! — слышу я возмущенный голос Новикова. — Шесть лет учиться такой замечательной профессии — и все кошке под хвост... Вот смотри, Игорь строит нам Химки-Ховрино, пишет