Анатолий Маркуша - Перелетные птицы Страница 4

Фербер одним из первых в Европе сразу же с доверием воспринимает эту информацию о летающих американцах. И надо думать именно под их влиянием пытается поставить на свой шестой по счету планер двадцатичетырехсильный мотор «Антуаннет».

Фербер был вдумчивым и осторожным исследователем, для испытания первых своих планеров и самолета он создал специальные приспособления. Одно из них — наклонно натянутый трос, позволял скатываться подвешенному к нему летательному аппарату, как с горки, набирая довольно значительную скорость; другое напоминало подъемный кран, и летательный аппарат мог покачиваться на стреле, вступая, так сказать, во взаимодействие с воздушным потоком.

Технические опыты Фербера его непосредственных начальников не увлекали. Артиллерист? Преподаватель? Вот и учи молодых метко стрелять. А при чем тут какие-то сомнительные аппараты для летания?..

А когда Фербер начал выступать публично, когда его голос зазвучал под сводами Аэроклуба Франции, когда капитан позволил себе — экая дерзость! — обратиться непосредственно к военному министру, настаивая на необходимости приобретения райтовского патента на самолет, тут уж чаша терпения непосредственного начальства, как говорится, переполнилась. Как ведет себя обиженный начальник, известно.

Первый самолет Фербера стоял в ангаре. Туда предполагалось поместить аэростат «Патриа». Правда, это должно было произойти через четыре недели. Но… в отсутствие Фербера начальство распорядилось немедленно вывести самолет в поле! Можно предположить, этот грозный приказ сопровождался не самыми лестными словами в адрес ученого капитана: «А то больно умный!» — или что-нибудь в таком роде. Где начальство, там всегда находятся исполнители, готовые сей момент на что угодно. И самолет вывели из ангара. А тут, как на грех, налетела буря, и разбила машину в щепки.

Оскорбленный таким отношением, Фербер уволился и поступил в моторостроительную фирму Левассер, где много и успешно занимался усовершенствованием двигателей внутреннего сгорания. В ту пору, как ни странно, авиационных моторов, хотя люди уже летали, вообще не существовало, каждый конструктор приспосабливал к своей машине автомобильный или мотоциклетный мотор, исхитряясь уменьшить его все и добиться надежности.

Новый самолет Фербера был готов только к лету 1908 года, и 25 июля выполнил первый полет.

Внимательно вглядитесь в портрет этого человека — волевое лицо, умные глаза, вероятно, уравновешенный характер… Верно? Он, конечно, отчетливо понимал — его обошли и Блерио, и Фарман, и Вуазены, не говоря уже, понятно, о Райтах. Славы не будет, большого богатства авиация тоже, скорее всего, ему не принесет. Но это его не останавливало, Фербер увлеченно работал: есть в жизни, оказывается, стимулы и более существенные, чем чисто внешние достижения. Преданный идее летания, артиллерист, отдавший душу молодой авиации, он сделался первым в мире ее историком. В его книге «Искусство полета» по крупинкам были собраны сведения о новой науке самолетостроении, было увлекательно рассказано о пионерах летного дела, даны смелые прогнозы на будущее.

Фербер азартно защищал аппараты тяжелее воздуха, он выступал доказательно, умно, с великолепным шармом. Это было очень важно тогда: в начале века полемика, какой аппарат окажется предпочтительнее — управляемый аэростат (дирижабль) или самолет, не стихала.

За год с небольшим Фербер успел построить еще несколько крылатых машин. Он успешно облетывал их и старательно совершенствовал.

Казалось бы жить и жить этому человеку — сорок шесть лет, здоров, умен, красив, наконец, успех нашел его, но… судьба распорядилась иначе. 22 сентября 1909 года Фердинанд Фербер выполнил нормальную, очередную посадку на своем летном поле. Теряя скорость, машина уже бежала по земле, когда колеса попали в вырытую на поле яму, самолет опрокинулся и убил пилота.

Фербер мало успел налетать, но многое успел обдумать.

«От шага к прыжку, от прыжка к полету», — мудрая заповедь Фербера, оставленная им в наследство тем, кто начинает путь авиатора и тем, кто испытывает новые самолеты с еще неведомым норовом, со скрытыми особенностями характера.

«Изобрести летательный аппарат — мало что значит, построить его — тоже немного, испытать — все!» Эту заповедь ошибочно приписывают Отто Лилиенталю, хотя подлинный ее автор — Фербер.

Вглядываясь в черты лица этого замечательного пионера авиации, листая страницы старых книг, упоминающих о нем, стараюсь понять: что же самое поучительное, самое главное для нас в его судьбе? «Летать, значит, приземляться», — гласит старая мудрость. Она принадлежит Ферберу.

Однако, в этих словах еще далеко не все: летать, значит, думать! — велит опыт капитана Фербера, невзирая ни на что летчика счастливой судьбы…

Альберто Сантос-Дюмон

Как ни странно, едва не каждое упоминание о Сантос-Дюмоне, опубликованное в литературе бывшего социалистического лагеря, непременно начинается упоминанием — он был сыном очень богатых кофейных плантаторов из Бразилии, будто дальше речь должна идти о том, как замечательно развернул дело своих родителей молодой и удачливый наследник. Странно…

Мне кажется справедливее начинать с другого. Всюду в мире есть такие неудобные для взрослых мальчики, что обожают задавать «невозможные» вопросы. Например: почему один человек может плавать, а другой… как топор? Так вот, маленький Альберто был именно из такой породы мальчиков — ему непременно нужно было узнать, почему люди не летают? А когда несколько позже он узнал, что люди летают — есть такие авиаторы, это открытие лишило его покоя. В конце прошлого века он восемнадцатилетним очутился во Франции, и едва не первой его заботой стало познакомиться с аэронавтом. Он мечтал подняться на воздушном шаре, чтобы испытать ощущение полета. Первая попытка оказалась неудачной: аэронавт попался ему жмот и заломил такую цену за полет, что Сантос-Дюмон, хоть и сын очень богатых плантаторов, отступился. И… тут, пожалуй, нетрудно будет заметить первое проявление характера, годом позже он слетал. Другой авиатор свозил его в небо за пятьсот франков. Тоже, между прочим, не дешево, но эта сумма Альберто не остановила.

Оставшись на долгое время во Франции, Сантос-Дюмон задал сам себе несколько неожиданный вопрос: «А почему аэростаты строят непременно больших размеров?» Он решает испытать судьбу и построить, так сказать, свой персональный аэростат-малютку всего в 100 кубических метров объемом. Чтобы такой шарик мог поднять его в небо, надо соорудить оболочку из самой — самой тонкой, тончайшей ткани. Сантос-Дюмон останавливает свой выбор на натуральном китайском шелке. Это дорого, но, кто заказывает музыку, рассудил начинающий аэронавт, — тот должен платить. Оболочка получается, к удивлению опытных аэронавтов, необычайно, немыслимо легкой!