Юрий Давыдов - Никто не узнает наших имен Страница 4

Речь идет об Исполнительном комитете «Народной воли».

Пятый параграф ее устава, принятого в Липецке, гласил: «Комитет должен быть невидим и недосягаем». Члены комитета, по свидетельству В. Н. Фигнер, обязывались «ни в сношениях частного и общего характера, ни в официальных актах и заявлениях (то есть на следствии и суде.—Ю.Д.) не называть себя членами Исполнительного комитета, а только агентами его». Пополнение производилось без огласки, кооптацией сверху вниз. Разумеется, архисекретной была и численность комитета. Когда один из революционеров спросил члена Исполнительного комитета А. И. Баран­никова: «Как велико число членов Исполнительного комитета?» — по­следний поступил невежливо, зато по уставу: он ничего не ответил.

На вопрос этот ответили другие. Но уже после трагедии, когда занавес опустился.

В.  Н. Фигнер: 28 человек.

Л. А. Тихомиров: 26 человек.

А. П. Корба: 17 человек.

Историк В. А. Твардовская определила число членов комитета в 31 человек. Поскольку в разное время в тесной, сплоченной руководящей группе было неодинаковое число находящихся в строю, возьмем за среднее 25 человек.

Существуют сведения и об активных бойцах, готовых по знаку коми­тета выступить на улицу с оружием в руках: 500 человек. А тех, кто «при­надлежал к партии или находился под сильным ее влиянием», было в несколько раз больше.

Все это, повторяем, строжайшие секреты народовольцев.

В письме «великого лигера» численность Исполнительного комитета н а з в а н а: 24 человека. Названо и число активных бойцов: 600 человек! И тут же оговорено: к ним следует прибавить 900, а возможно, и 1500 человек, «которые принадлежат к группам и действуют, как солдаты в бою, согласованно и безостановочно, не считаясь с препятствиями».

Указанное письмо лигера не датировано. Но оно следует за январ­ским 1881 года и еще одним, тоже недатированным. Стало быть, вероят­нее всего, писано весной 1881 года. А в феврале того же года Исполни­тельный комитет, собравшись на конспиративной квартире у Вознесен­ского моста, как раз и насчитал 500 активных бойцов. Не поразитель­ное ли совпадение фактических данных?

5.  «Добровольные полицианты»

Генерал Рылеев, упомянутый выше, отозвался о собы­тии 1 марта 1881 года; курсивы записи, очевидно, передают голосовые модуляции рассказчика:

—      Первого марта, после развода в Михайловском манеже, государь пил чай у великой княгини Екатерины Михайловны, куда тоже была приглашена княгиня Екатерина Михайловна Юрьевская, но не приехала. Убийство совершено на Екатерининском канале... Венчание государя с княжной Долгорукой происходило в 3 ч. 30 мин. пополудни; последний вздох погибшего государя произошел в 3 ч. 33 мин. пополудни...

От этого нажима на имя «Екатерина», как и от сопоставления венча­ния с агонией, отдавало бы примитивной мистикой, если бы в них не сказывалось отношение к княгине Юрьевской, мгновенно утратившей все свое влияние.

Вчерашние лизоблюды рассеялись. Даже Лорис-Меликов, столь многим обязанный княгине Юрьевской, поспешно сподличал, предложив Александру III какую-то темную махинацию с ее деньгами, каковые были немалые — почти три с половиной миллиона.

«Милый Саша» — так княгиня Юрьевская, словно с разбегу, про­должала именовать наследника, а теперь уже венценосца — «милый Саша» на фокус, изобретенный Лорисом, не пошел. Но, понятно, теплых чувств к мачехе он не питал. Особенно крепко, помнилась отцовская угро­за отдать престол сыну княгини Юрьевской, резвому и неглупому, но ленивому Гоге.

У Александра III хватало здравого смысла не придавать серьезного значения слухам о том, что мачехой и сводным братцем могут восполь­зоваться в целях дворцового переворота. (Между тем слух этот был упорным и распространенным. Так, в апреле 1887 года Ф. Энгельс писал Ф. Зорге: «Панслависты хотят посадить на престол сводного брата ны­нешнего царя, старшего сына Александра II и Долгорукой».) И все же царь косился в сторону европейских курортов, где рассеивала свое горе светлейшая княгиня. Больше того, распорядился об учреждении за нею секретного наблюдения.

Осуществлял надзор обер-шпион, руководитель русской агентуры в Европе П. И. Рачковский. Не трогая пикантных подробностей как самого наблюдения, так и нравственности безутешной вдовы Александра II, укажем, что Рачковский добивался тайного просмотра ее архива. Рач­ковский был пройдохой, но это ему не удалось. Жаль, весьма жаль. Кто знает, может быть, бумаги из архива княгини Юрьевской пролили бы свет и на «Тайную лигу»? Где ныне ее архив (княгиня умерла в Ницце, в 1922 году, 75 лет от роду), сохранился ли он — нам неизвестно.

Правда, известны мемуары княгини Юрьевской. Она укрылась за мужским псевдонимом — «Виктор Лаферте». Книжка, как справедливо отметил профессор П. А. Зайончковский, не представляет ценности для историка. Ни ценности, ни достоверности не находили в ее мемуарах и весьма осведомленные современники. А. А. Толстая, сестра министра Д. А. Толстого, хорошо знавшая дворцовые круги, резко опровергла княгиню Юрьевскую в своей брошюре, напечатанной в Париже.

Каким бы пустым ни было сочинение «Виктора Лаферте», а в России оно долго находилось под запретом. «Это объясняется,— писал историк освободительного движения В. Я Богучарский,— не какими-либо кра­мольными ее, свойствами, а лишь теми особенностями русской жизни, благодаря которым все, касающееся жизни двора (за исключением того, что считается возможным публиковать в «Правительственном вестнике»), не подлежало («ведению»? — Ю.Д.) простых смертных».

Для автора настоящей заметки самый большой грех указанных ме­муаров состоит в том, что в них нет и словечка о «Тайной лиге», нет даже и намека, над которым стоило бы задуматься.

Между тем задуматься есть резон. Ведь пока княгиня Юрьевская кропала (или диктовала какому-то наемному перу) свои воспоминания, дело, затеянное ее друзьями-лигерами, процветало. Только теперь сообщество не именовалось космополитическим термином, а звалось «Священной дружиной».

Факт давний, непреложный, отмеченный и архивными документами, и мемуаристами, и комментаторами: «Священная дружина» возникла в марте 1881 года, после смерти Александра II. Возникла и была выра­зительницей реакции с ее зловещим шорохом «совиных крыл» Побе­доносцева.

Но письма «великого лигера», все, что в той или иной степени, пусть пока и недостаточной, из них выясняется,— не есть ли свидетель­ство того, что «Священная дружина» продолжательница «Тай­ной лиги»?