Святослав Рыбас - Русский крест Страница 4

Сейчас в голове Пауля - мучается Головин, шумит толпа в приемной канцелярии, ползет пулеметная лента с набитыми вместо патронов людьми. Вот входят в казарму на окраине Новочеркасска генералы Корнилов, Деникин, Романовский и Марков. Корнилов говорит: "В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы". Вот офицерская рота в предрассветной темноте бредет по заснеженной железнодорожной насыпи. Сзади в двух вагончиках везут два "максимки". Часовой у сторожки, голос с латышским акцентом. Пауль просит пропустить, а пароля не знает. Снова просит. Лживая интонация. Латыш догадался, и голос его дрогнул, прервался... Как не хочется убивать!.. Потом, через несколько выстрелов втягиваешься, успокаиваешься и стреляешь с азартом в перебегающие темные фигуры, забыв смущение и надежду, звучавшие в голосе латыша. Вот сторожка, насыпь, перебегаешь, стоит пулемет "кольт" и рядом неподвижное тело. Поезд под парами. Отходит. Кто-то цепляется, кто-то не успевает, бежит в поле, дергаясь рывками в медленном беге. Груда песчаника. Полузнакомый юнкер: "Застрелите, пожалуйста, раненого, ужасно мучается, я не могу". За камнями перерезанный пулеметом человек. Дрожит, приподнимается, хрипит. Пауль добивает в голову, и разлетаются брызги... Вот станица Средне-Егорлыцкая, другой бой. Все бои одинаковы. Усталость после перехода, жажда, хочется спать, есть, курить. Возятся с пленными. У одного расстрелянного снесло череп. Большая черная свинья, громко чавкая, роется в мозгу, жрет человека... И закон над всеми добровольцами и, должно быть, над всеми красными тоже - один закон воздаяния. Вот белобрысый подпоручик бьет пленного, а другой доброволец стреляет в уже мертвого - оба потом убиты. И Пауль находит на дороге перевязочный пакет, поручик Козырь просит у него пакет - не отдает. А надо было отдать. Через два дня поручик Федоров говорит: "Ты сегодня мне снился, лежишь в поле, голова в крови, волосы треплет ветром". Так оно и стало под Георге-Афиопской. Пауль выстрелил обойму, нагнулся, чтобы взять с земли патроны, лежавшие для удобства заряжания возле правого колена, и мгновенно наступила тьма. Пуля попала в правый глаз, раздробила кость скуловой дуги, пробила обе челюсти и вышла под правым ухом. За того ли раненого или за перевязочный пакет прапорщика Пауль отметил закон воздаяния, но не убил.

В Дядьковской Пауля оставили с другими тяжелоранеными на верную гибель. "Вставайте, обратно в хату", - сказал фельдшер. Уже простучали подводы и стихли все походные звуки. Жалкая доля калеки-солдата, ненужного войску! Его нельзя бросить на истязание врагам, нельзя с ним отступать, с ним можно лишь разделить смерть.

Но бросили. Он лежал на соломе, как и десятки других офицеров, ожидая последней милости красных. Неподвижные, с перебитыми костями, рассеченными телами, эти люди еще три дня назад яростно штурмовали Екатеринодар, а теперь привыкли, что все кончается.

Пауля спасло чудо - в хату заглянул случайно задержавшийся доктор и подобрал одного раненого, который мог сидеть в летучке.

С той поры одноглазый прапорщик прошел с Добровольческой армией весь ее путь через каменноугольный район на Харьков, Курск, Орел, - и обратно до Новороссийска, пока не очутился в приемной канцелярии главной комиссии по эвакуации, где его заметила Нина.

- Господа! - крикнул сосед Пауля и застучал костылем в пол. - Господа! Я без ноги! Моя нога осталась под Валуйками! Я нищий калека!

Нина повернулась к здоровым офицерам, но они отводили глаза, морщась, словно безногий совершал что-то неприличное. Но что с ним делать! Все добровольцы давно стали бездомными и нищими, только военная организация питала их существование, и крах армии был для них крахом родины и жизни.

Нина кинулась на Серебряковскую улицу в канцелярию действительного статского советника Флока и на ее удачу столкнулась там со старым знакомым из Управления торговли и промышленности Андреем Герасимовичем Петуховым.

В приемной творилось что-то отчаянное: молодые женщины, дети, старухи, беременные, среди которых одна - на сносях, с красным, будто ошпаренным, пятнистым лицом, все ждут, тоскливо глядя то на казака у дверей, то на секретаря, ведущего запись. Кто они были? Наверное, офицерские вдовы; вывалились из государственной машины, должны были пропасть.

- Вот так встреча! - сказал Петухов со значением.

Он был костистый, жилистый, с нависшей над глазами желтой лобной костью. Бесполезно было его очаровывать и лукавить в надежде, что он забыл ее непатриотический поступок. Этим она испортила бы дело.

- Как к отцу родному, Андрей Герасимович! - с негромким покаянным стоном обратилась к нему Нина. - Я знаю, что вы думаете обо мне. Я сама казнюсь. Но я была неопытна, столько выстрадала... Помогите, Андрей Герасимович.

- Я не занимаюсь эвакуацией, - ответил Петухов, глядя в бок на толпу посетителей. - Обращайтесь к Флоку.

- Флок совсем меня не знает! - возразила она и подступила к нему ближе.

- Вот и хорошо, мадам, что не знает, - усмехнулся Петухов. - Я вас знаю, а он не знает. Для вас хорошо. - Он отступил на шаг.

- Злонамеренный вы человек, Андрей Герасимович. Нашли время сводить счеты, - продолжала она и сделала шаг следом.

- Нет, я просто не занимаюсь эвакуацией, - повторил он. - А что счеты? Пустое!.. Вот адмирал Колчак, Царствие ему небесное, или другие наши покойники могли бы предъявить счет...

- Зачем вы меня оскорбляете? - спросила Нина. - Хотите, чтобы я расплатилась своей смертью? Тогда вы удовлетворитесь?

- Извините, меня ждут, - Петухов повернулся, но она схватила его за руку.

- Ведите меня к Флоку, умоляю вас!

Он потянул руку, но Нина прижалась к нему грудью, не отпустила.

У Флока, синеглазого широкоплечего штатского генерала, Петухов отрекомендовал Нину хозяйкой большой шахты и просил выдать пропуск. Флок без лишних слов подписал бумагу на "Виолетту" и сказал, что пароход, правда, еще не пришел, но если придет и будет достаточно угля, то место для Нины обеспечено.

- Англичане мудрят, не дают топлива, - объяснил он. - Вот коли бы наши шахтовладельцы дружно помогали нам... Знаете, что говорил этот наш заклятый друг Ллойд-Джордж? Что адмирал Колчак и генерал Деникин ведут борьбу не только за уничтожение большевиков, но и за единую Россию, а поелику это не вполне соответствует политике Великобритании, то надо помнить, что великая могучая Россия представляет опасность. Вы, конечно, русская патриотка, понимаете наше тяжкое по- ложение.

Петухов, качая лобастой головой, сурово смотрел на Нину. Не простил ее, хотя пощадил.

- Понимаю, - ответила Нина. - А вдруг "Виолетта" не придет? Вы уверены, что она придет?

Флок молча улыбнулся. От него веяло жизнелюбием, он видел в Нине женщину, но она почувствовала, что бездушный холод взвешивания тысяч жизней не будет ничем развеян.