Николай Долгополов - Вартанян Страница 40

— Даже он не поверил?

— Нет, он так поставил вопрос. Я отвечаю, что все документировано. Андропов попросил еще раз проверить все документы, потому что «это очень серьезно и чтобы никто потом не задавал никаких вопросов». После я несколько раз ездил в ЦК вместе с этими материалами и там их оставил. В один прекрасный день, сейчас точно не помню дату…

— …в 1984-м?

— Я имел в виду месяц. В ЦК сидел в наградном отделе генерал, который нами занимался. Звонит мне оттуда: «Есть указ, всё как нужно рассмотрено, всё положительно». Я обрадовался, позвонил Крючкову. Когда поступил материал, он прошел через Юрия Владимировича, поступил к нам, и дошло дело до меня. На моем столе лежал Указ Президиума Верховного Совета СССР, а где-то через пару часов «Анри» или «Анита» должны были выйти на связь, получить и расшифровать телеграмму. И вот мы сидим и думаем: как же проинформировать нелегала? Какой написать текст? Решили сухо и просто: «Указом Президиума ВС за выполнение специальных заданий Родины Вам присвоено звание Героя Советского Союза. "Анита" награждена орденом Красного Знамени. Поздравляем. Желаем успехов в работе. Центр». Рабочих вопросов в шифровке на этот раз не было.

Когда они приехали потом в отпуск, Гоар признавалась: «Как сидела я, так и опустились руки. А Жора спрашивает: что случилось? А я ему расшифрованный текст протягиваю». Вот такое было наше с ними первое личное знакомство. А до этого никогда с ними не встречался — не виделся.

— Но руководили же?

— Познакомился с делом, принимал начальника отдела полковника К. Строго по расписанию, которое у нас существовало, меня всегда информировали о том, что с ними происходит. Мне всё это было понятно.

Кто был командиром

— После того как Геворку Андреевичу присвоили звание героя, мне стоило большого труда уговорить нашего руководителя разрешить ему и супруге продолжить работу в особых условиях, — продолжает рассказ Юрий Иванович. — Обычно сотрудников разведки, имевших звание героев, — как мы говорили, за военные подвиги, за кордоном старались не использовать. Просто-напросто сознательно берегли, потому что понимали все превратности жизни нелегала.

К тому времени Вартаняны находились в одной стране, где вели большую работу. Подготовили там очередное вербовочное мероприятие по приобретению агентуры. Но мы сказали: завершаешь эту операцию, сворачиваешь потихоньку всё дело и возвращайся домой. Хватит! Уже сколько лет в таком напряжении. И можете, собственно говоря, на активной нелегальной работе поставить точку, для того чтобы передать весь опыт, который есть, своим товарищам.

Тогда, во время их отпуска, мы встретились — Вартанян, Гоар, я и начальник их отдела, который, жаль, рано ушел из жизни…

— А фамилия начальника?

— Фамилия его К. — он не рассекречен и вряд ли его имя когда-нибудь станет известно, открытым — мы его никогда не называли. Однако о некоторых мероприятиях, в которых он принимал участие, рассказывалось. В этих материалах К. проходит как «полковник». Вот кто по-настоящему понимал Вартанянов!

— И что — о нем ничего?

— К. сам испытал то, что пришлось преодолеть Вартанянам. Он был и документирован соответствующим образом… Однажды было сделано немыслимое: слепая женщина из чужого и далекого высокогорного селения признала его своим сыном. Теперь у него была «настоящая мать» с арабского Востока.

— А как это получилось? Ведь, судя по фамилии, полковник К. был русским — или наполовину русским?

— Нет, не был он русским. Осетин. Жалко, что таких теперь нет! Когда у К. возникли трудности с проверкой некоторых моментов его легенды, он вступил в переписку со своими легендированными родственниками. Тут учитывался промежуток времени, который был заложен в его истории: больше полутора десятков лет К. не приезжал домой. Выяснили, что «мать» его ослепла. К. убеждал: не будет большого риска, если он встретится с «родственниками», чтобы подкрепить свою легенду.

Но руководители комитета и внешней разведки считали такой шаг слишком смелым. Здесь грани риска если не превосходили все допустимые границы, то были где-то с ними рядом. Операция выглядела исключительно опасной для нелегала. И все-таки после длительных размышлений, всевозможных взвешиваний и колебаний К. получил добро.

Нелегал подстраховался. В нескольких километрах от села в укромном месте его ждала машина. У водителя были запрятаны документы, в которых К. значился под другим именем, и билет на самолет — сначала в одну европейскую столицу, потом пересадка — и в другую. Сложись вдруг обстоятельства неблагоприятно, не узнала бы «мать» в К. своего уехавшего на заработки сына, то тогда главным для него было бы успеть к самолету. Наудачу, горное селение находилось не так далеко от столицы и аэропорта.

— Но почему К. был так уверен, что настоящий сын не может объявиться? Пусть не с мамой, потерявшей зрение, но с родственниками у него могла быть переписка. А люди в то сравнительно недалекое время имели обыкновение посылать домой фотографии. Не хвастовство, но снимок на фоне собственного дома, шикарного авто…

— Вы правы, выходец из горного селения сделал отличную карьеру. Устроился в европейскую фирму, по-настоящему разбогател. В первые годы даже наведывался в аул, присылал подарки, но потом куда-то исчез.

— И также внезапно мог возникнуть…

— Не мог. Он умер. Разведчик об этом узнал совершенно случайно. Тут же обратил внимание на совпадение: он был очень похож на ушедшего. Потому и решился на встречу с матерью.

— Юрий Иванович, знаете, не зря ведь говорят, что родная мать всегда узнает своего сына.

— Не зря. Я тоже с этим согласен: может узнать. Но скажет ли она окружившим ее бедным или очень небогатым людям, живущим в горах, что это — чужой человек? «Полковник» учитывал нюансы. Сын исчез полтора десятка лет назад. К., как и его «двойник», тоже успел сделать за границей неплохую деловую карьеру. Денег бизнесмен зарабатывал столько, что даже мог помогать своим коллегам по нелегальной разведке. Он заранее оповестил «родственников» о прибытии. Захватил для всех, как там и принято, подарки. Мать была готова принять и обласкать родного сына. К. был отлично одет, приехал на шикарной машине. Как было близким, и особенно матери, его отвергнуть? Хорошо, пусть это даже не ее сын. Но он-то искренне считает немолодую женщину матерью, зачем разуверять, отталкивать хорошего человека? В конце концов, идти против всех.

— Но если бы она…

— И на «если бы» было готово объяснение. К. спросил бы у родственников, здорова ли мама, показал бы всем семейную фотографию, сделанную немногим меньшим двух десятилетий назад, когда сын приезжал в аул. Сходство с умершим — невероятное! Как отказаться от такого родственника? Ну что, убедил я вас?