Николай Амосов - Голоса времен. (Электронный вариант) Страница 40

А 2 мая наши взяли Берлин. Началось напряженное ожидание мира. Пошли слухи с перехваченных радиосообщений, что "вот-вот".

Нам привезли около ста раненых из ближайших медсанбатов, из тех дивизий, что сражались на косе Фриш Гоф. Немцы там упорно сопротивлялись, неизвестно зачем.

Одной из последних раненых привезли девушку-разведчицу. Ей уже сделали высокую ампутацию бедра по поводу оскольчатого перелома, и она находится в тяжелейшем остром сепсисе. Красивая белокурая девушка с мужественным лицом. У нее было четыре ордена, из них два - Красного Знамени. Теперь её представили к званию Героя, но ей уже не дожить до награды.

- Я умру, доктор? Да?

- Ну, что ты, милая. Жалко ноги, но жизнь дороже. Сделают протез.

- Что, протез... Я чувствую, как жизнь уходит. Засыпаю, забываюсь и всё боюсь, что не проснусь... А не спать не могу...

Что мы могли для неё сделать? Переливали свежую кровь каждый день, вливали глюкозу, давали витаминные препараты. Культя была покрыта омертвевшими тканями, из нее торчал острый обломок бедра почти у шейки.

Сепсис развивался стремительно, каждый день потрясающие ознобы и поты по несколько раз. В интервалах лежит бледная, как труп. За ней ухаживала Шура Маташкова. Слабеньким голосом больная спрашивала:

- Шурочка... уже объявили о победе?

- Нет ещё... ещё нет.

Ты же меня сразу разбуди. Так хочу дожить...

И она дожила.

Вечером 8-го радисты из соседней части принесли новость: готовится формальное подписание капитуляции.

Утром 9 мая наша перевязочная работала как всегда, хотя все ждали экстренного сообщения.

На столах лежали раненые, некоторые развязаны, другие ожидали перевязки, третьих готовили к гипсованию. Было часов одиннадцать.

Вдруг слышим стрельбу из винтовок и автоматные очереди. Всё сильнее и сильнее. Сначала не поняли.

- Что они там, сказились? Сейчас кого-нибудь подстрелят.

Вдруг Степа Кравченко объявил из дверей:

- Победа! Победа! На улицу!

Все кинулись наружу. Я тоже. Лида накладывала повязку и задержалась.

- Сестрица... Останьтесь с нами.

Она осталась и ходила от одного стола к другому, пожимала руки, поздравляла.

А на стадионе около госпиталя уже собралась толпа. Наши в халатах, другие в форме, солдаты из разных частей. Кругом слышим беспорядочную стрельбу.

Майор влез на ящик и объявил:

- Товарищи! Фашистская Германия капитулировала! Ура!

Все закричали, бросились обниматься. Майор выстрелил вверх, нашелся ещё кто-то с оружием, послышались редкие хлопки.

Долго ещё не хотели расходиться, с трудом удалось отправить сестер и врачей.

В перевязочной Лида уже успела перевязать почти всех, что лежали на столах. Я поздравил их с победой.

... ... ...

Дальше были сцена, которая запомнилась во всех деталях, на всю жизнь.

Шура Маташкова заглянула в перевязочную.

- Николай Михайлович, пойдемте к Зое.

- А что, плохо?

- Нет, нужно ей сказать... просила. Вы лучше скажете.

Мне не хотелось идти. Нет, не хотелось. Но что сделаешь - ты доктор, надо.

Она лежала бледная, с синевой, глаза закрыты, и даже не знаешь, жива ли. Шура шепчет:

- У неё был озноб в восемь часов. Теперь забылась. Но очень просила разбудить.

- А может, не будить? Проснётся - скажем.

- Разбудите, Николай Михайлович. Пожалуй, и не проснется уже сама.

- Зоя, Зоечка!

Чуть приоткрыла веки. Облизала сухие губы.

- П-и-ть.

Щура напоила её из поильника морсом. Глаза совсем открылись.

Взгляд осмыслился.

- Зоя, Германия капитулировала! Поздравляю тебя с победой!

Оживилась, улыбнулась болезненной, слабой улыбкой. Слеза поползла из угла глаза по виску вниз.

- Позд-р-а-в-ляю... и вас поздравляю... Дождалась... Теперь бы поправиться...

Сел около неё на кровать, взял руку, тонкую, бледную, бескровную, с грубой кожей на ладони, с неровными ногтями. Говорил, утешал.

- Ты усни, Зоечка. Набирайся сил.

И она уснула.

К вечеру был ещё один озноб, после которого полный упадок сил и сердечная слабость. Ничего сделать не могли. Умерла.

Это была последняя смерть в нашем госпитале. И оттого особенно обиднаяи печальная. Но всё вокруг так переполнилось счастьем, что ничем не затмитьрадость. Просто не верилось, что уже не убивают.

27. 1945 г. Дальний Восток. Конец ППГ.

Днем 9 мая заканчиваются мои дневники в "Книге записей хирурга". Дальнейшую историю ППГ-2266 я кратко расскажу по памяти.

Она не кончилась сразу, после победного салюта. Госпиталь расформировали только в ноябре. Пока была война, казалось, что как только немцев побьют, сразу всех распустят, и начнётся счастливая мирная жизнь. Но была ещё Япония.

Эти полгода были нудные: исчезла главная связь между людьми - работа, великая общая цель - победить!

Мирное будущее уже отдельное, а не общее встало перед каждым. Для многих оно ожидалось суровым и неприглядным.

Но хорошо быть молодым! Молодые жадны к жизни, храбры. Помню, я был счастлив в те первые дни мира.

... ... ...

Обратимся к истории госпиталя.

В Эльбинге мы работали ещё больше месяца: "доводили до кондиции" раненых, лечили случайные травмы. Стержня уже не было, но держали обязанности и инерция.

В нашем госпитале проводилась армейская хирургическая конференция: "Подведение итогов". Я опять делал два доклада, на этот раз о суставах и о бёдрах. Банкет был, много еды и питья. Хирурги выпили изрядно.

Ещё я писал научные работы. Целых восемь. "Бедро", газовая, переливание крови, вторичные кровотечения, две статьи о ранениях груди, две статьи о "коленках". Они и сейчас у меня хранятся. Прочитал - вполне приличные статьи, с хорошей статистикой. Грамота только страдает. Никуда их не посылал, не рискнул после неудачи с диссертацией.

Ещё ездили всей компанией получать ордена и медали в штаб армии. Орденами наградили ещё прошлой осенью, а медали свеженькие: за победу над Германией, за Москву, за Кенигсберг.

В середине июня получили приказ свернуться, сдать лошадей, машины, всё лишнее имущество и готовиться к погрузке. Радовались, рассчитывали, что едем на расформирование. Но были и сомнения - очень много частей ушло на восток из Пруссии.

Погрузились в товарные вагоны, как четыре года назад, только с нарами, и отправились в Россию. Ждали, что поедем в Череповец, но проехали Москву, повернули на восток. Когда перевалили за Урал, осталось только гадать - в Монголию или в Приморье?

Грустное это было путешествие, как помню. Ехали целый месяц, надоели друг другу до чёртиков.