Николай Непомнящий - Великие пророки современности Страница 40

Об исключительности Левы говорит и страстная убежденность его друзей в том, что знакомство с ним способствовало формированию их характеров, интересов, привычек, выявлению склонностей и талантов, оттачиванию их до высокого мастерства. Лева был всеобщим недосягаемым кумиром, образцом, эталоном, идеалом, к которому не без пользы для себя все они стремились, включая Юрия Валентиновича Трифонова.

Это же видно и в благоговейном отношении Михаила Коршунова и его жены Вики к тому, что у них хранится от Левы: красочной открытке ко дню выборов в Верховный Совет РСФСР — 26 июня 1938 г., адресованной маме в город Сталино до востребования из подмосковного Звенигорода, со странной, пока не расшифрованной надписью-просьбой-напоминанием: «Тщательно сохрани эту открытку!» Хотя она отнюдь не является шедевром полиграфического искусства и представляет собой стандартное «художество» тех лет. Что в ней особенного? По исполнению — ничего. Текст, написанный Левой, банален. В живописи Лева знал толк, сам недурно писал и рисовал, обладал художественным вкусом, и сомнительными достоинствами открытки его прельстить было трудно. Почему же ее следует тщательно хранить? Ответа на этот вопрос пока нет. Единственная странность может быть усмотрена в почти точном совпадении дат — день выборов — 26 июня 1938 г. День гибели Левы — 25 июня 1943 г. Через пять лет без одного дня (если верить справке военкомата). Но кто может гарантировать, что дата смерти верна? С другой стороны, все это может быть высосано из пальца… Возможно, чистое совпадение… Кто теперь знает?

Храните реликвии героического прошлого!

В числе реликвий, связанных с именем или жизнью Левы, маленькая фотография с надписью на обороте: «Дорогому Мишке от Левы. 19 августа 1942 года» — последняя известная фотография этого уникального юноши. Вот малоформатная любительская фотография — Лева и Миша на ВСХВ (ВДНХ). В руке Левы, как обычно, свернутая в трубочку тетрадь для записей и зарисовок увиденного. Надо сказать, Лева прекрасно рисовал — ряд его картин недавно был вывезен из СССР в Австралию. К тому же он был, как мы уже писали, чрезвычайно музыкален, число его талантов просто безгранично.

Таково, видимо, свойство исключительных личностей — насыщать притягательной силой все их окружающее, к ним причастное.

Кроме приведенных выше строк дневника, есть и другие, которые также хочется привести и рассмотреть. Следует сказать, что не все в нем равноценно в части соответствия реальному будущему. Но из песни слова не выкинешь, а приведение этих мест, надеюсь, позволит глубже оценить (а может быть, и понять!) талант Левы.

Миша Коршунов — школьный друг Левы, ныне детский писатель.

Но есть у него и мечта. Дело в том, что Лева писал научно-фантастический роман о любимом им Марсе под названием «Полет на красную звезду». Ежедневно в 5 часов он приходил к Коршуновым и читал очередную написанную им главу. Роман этот, как и многие другие записи Левы, пока не найден. Миша тешит себя мыслью восстановить его по памяти, реставрировать, издать.

Судьба части Левиных писаний — недостающих тетрадей дневника, романов — неведома. Они исчезли из старенького дивана московской квартиры, когда семья находилась в эвакуации в Зеле-нодольске. Однако и содержание оставшихся крох столь необычно, что прочитавший их человек не может перевести дух, надолго сохраняет память о Леве!

Дневник. Декабрь 1940 года… О космических полетах. Тетрадь ХIII

Дневник продолжает поражать… Поражает запись, сделанная в нем на исходе 1940 г., никакого отношения к войне не имеющая.

«27 декабря. Сегодня мы снова собрались после уроков в комсомольской комнатушке, и, пока я делал заголовок II номера газеты, Сухарева написала краткий текст I. Возились мы часов до пяти. Азаров что-то священнодействовал у стола, а Борька бездельничал и воодушевлял нас стихами.

— Мы здесь такую волынку накрутили, — сказал я, рассматривая 1-ую газету, — что с таким же успехом могли бы обещать ребятам организованного нами полета на Марс к Новому году!

— Вот-вот! Именно! — согласился Азаров. Если бы осталось место, мы могли бы об этом написать…

…Только потом добавить, — продолжал я, — что ввиду отсутствия эстакад и гремучего пороха этот полет отменяется и ожидается в 1969 г. в Америке!»

В приведенном здесь со стенографической точностью, свойственной Леве, банальном разговоре школьников, занятых выполнением общественных дел, поражают странно совпадающие с последующей реальностью детали.

Американские астронавты перед полетом на Луну. 1969 г.

Вряд ли у кого из читателей возникли сомнения в абсолютном и безоговорочном патриотизме Левы Федотова. Не обращая внимания на некоторые неувязки текста и действительности, поскольку, например, в тексте дневника упоминается полет на Марс, а также упоминаемых в нем эстакад, появившихся, очевидно, потому, что в те годы считали, что запуск космических устройств, напоминающих решетчатые формы мостов («эстакад»), а также «гремучего пороха», под которым разумеется, несомненно, ракетное топливо, отметим иное.

В жизни все было чуть-чуть иначе. Американский космический корабль «Аполлон -11» достиг впервые в истории человечества другой планеты — Луны (не Марса!) в названном Левой 1969 г.!

Америка… Луна… 1969 год… Совпадения? Ну конечно же совпадения! Какая же информированность могла быть у Левы в 1940 г. о развитии космических программ ведущих стран? Да и не было, по сути, в помине этих программ! Итак, случайное совпадение…

Однако почему все же двойное совпадение? Название страны и даты. А ведь к тому же и третье совпадение просматривается… Говорить в 1940 г. о реальности полета в 1969-м на другую планету Солнечной системы с указанием страны, которая осуществит это чудо! Поразительно!

Ведь раз за разом в своих высказываниях Лева «попадает в яблочко». Время начала вторжения Германии — верно! Сдача ряда городов — правильно! Окружение, но несдача Ленинграда — точно! Незавершение окружения Москвы до морозов — то же самое! Заговор гитлеровских генералов — правильно! Детали поведения приспешников Гитлера в последние дни рейха, штурм Берлина, о котором Лева писал в дни, когда немцы топтали землю нашей Родины и рвались к Москве. Странные слова, вырвавшиеся как крик души: «Хотелось бы и мне, черт возьми, дожить до этих времен!» Он в свои восемнадцать лет сомневается в том, что доживет до Победы, в которую непреложно верил, в неизбежности которой был убежден. Странно, но ведь он не дожил…