Джордж Кеннан - Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана Страница 40

Мы не сможем предотвратить реализацию этого проекта… Но я думаю, было бы нереалистично с нашей стороны не дать настоящей оценки этому процессу и тому влиянию, которое он окажет на будущее Европы. Не вижу, почему мы должны делить с кем-то ответственность за те осложнения, которые он за собой повлечет».

Этот меморандум был написан за шесть недель до дискуссии по польскому вопросу на Ялтинской конференции. Я цитирую его здесь, поскольку он дает представление о нереалистичности подхода Рузвельта к проблемам Восточной Европы в последние месяцы войны. Уже год назад, во время Тегеранской конференции, следовало понять, что, расширяя территорию Польши на Запад на две сотни миль за счет Германии, союзники тем самым соглашались на создание польского государства, которое могло быть только советским протекторатом. Неестественную границу по Одеру – Нейсе могли защищать только вооруженные силы, превосходящие по мощи вооруженные силы, созданные самой Польшей. Поляки также не могли в деле обороны этих земель положиться и на западные державы. Все это уже было известно по опыту 1938-го и 1939 годов. Даже тогда западные державы показали свою недостаточную силу. Ввиду границы по Одеру-Нейсе немцы могли бы заявить гораздо более резонные претензии к Польше, чем выдвигал Гитлер в 1939 году. Польша, получив значительную часть немецкой территории, должна будет, в интересах собственной обороны, обеспечить поддержку русских и принять значительную часть их условий. В этих обстоятельствах не имело особого смысла обсуждать со Сталиным и Молотовым состав будущего польского правительства, как если бы могла существовать подлинная независимость Польши.

Глава 9

МОСКВА И ПОБЕДА В ЕВРОПЕ

Все документы по польскому вопросу, на которые я ссылался в предыдущей главе, были или полностью приватными (я их вообще никому не показывал), или являлись памятными записками для посла. Он их обычно не комментировал, и я не помню, представлялись ли какие-то из них в Вашингтон. Кроме случая с Гопкинсом, я не мог обсудить свои соображения с кем-то из руководящих лиц. Но если бы такая возможность и появилась, то мне, скорее всего, ответили бы, что ни Польша, ни другие страны Восточной Европы не окажутся под протекторатом России, так как сейчас разработан план создания международной организации, которая защищала бы мир между народами и обеспечивала стабильность послевоенных границ.

Конечно, я знал о планах создания ООН, из чего Госдепартамент не делал секрета. Думаю, что с помощью такого рода планов послевоенного порядка наш госсекретарь компенсировал невозможность реально влиять на политику в военное время и стремился придать некую значительность своим действиям. Когда я вернулся в Россию, наше правительство, как и английское, стремилось склонить русских вступить в переговоры о создании этой международной организации. На мой взгляд, такая политика была лишена истинной мудрости и даже, по-моему, достойна сожаления, поскольку усиливала впечатление, будто это нам нужны были сотрудничество и дружба советской стороны, будто мы почему-то не можем решать послевоенные проблемы без демонстрации нашему общественному мнению сотрудничества Большой тройки (Сталина, Рузвельта и Черчилля). Это могло только усилить позиции русских на переговорах и повысить уровень их требований. Но мои размышления не имели в ту пору особой ценности в глазах моих руководителей в Вашингтоне.

Русские наконец согласились принять участие в указанных переговорах, и с 21 августа по 22 сентября 1944 года прошла первая фаза конференции в Дамбартон-Оке по вопросу создания международной организации. Помимо вопроса о роли России и сама идея создания подобной организации не казалась мне особенно плодотворной. 4 сентября 1944 года я кратко записал свои размышления по поводу сообщений в прессе о дискуссиях на этой конференции:

«Общая концепция организации международной безопасности исходит из положения о том, что при сохранении статус-кво удастся избежать войн в Европе и решать европейские проблемы в интересах нашей страны. Вместе с тем опыт Священного союза, Лиги Наций и других подобных организаций, основанный странами, желавшими сохранения существующего статуса, свидетельствует о том, что подобные организации служат своей цели, пока их существование поддерживается интересами великих держав. Если они не соответствуют меняющимся интересам той или другой великой державы, в таком случае эти структуры не могут помешать этим державам изменить сложившуюся ситуацию. Международная политическая жизнь представляет собой некую меняющуюся реальность, и к ее эффективной долговременной регуляции способны только такие системы, которые являются по природе своей достаточно гибкими, чтобы адаптироваться к постоянно меняющимся интересам вовлеченных в них стран.

Международная организация по защите мира и безопасности сама по себе не заменит реалистичной внешней политики. Чем больше мы игнорируем реальную политику, стремясь создать некую систему, узаконивающую статус-кво, тем больше вероятность, что система распадется под давлением конкретных реальностей международной политики. Наши предложения, которые должны, по сути, предотвратить господство великих держав над малыми странами, отражают наивное и несовременное мышление. Мы игнорируем концепцию марионеточных государств, столь характерную для политического мышления Азии, России, а также отчасти для Восточной и Центральной Европы. Эта концепция может воспрепятствовать действию наших правовых формул, нацеленных на регуляцию международной жизни. Концепция введения закона в международную жизнь сама по себе заслуживает всемерной поддержки нашей страны, но она не может вытеснить силы, как реального фактора, действующего в значительной части мира. Эта реальность не может не влиять на создаваемые нами ради регулирования международной жизни организационные структуры. Международная безопасность будет зависеть от этих реалий, которые не могут не сказаться на работе подобных организационных структур. Мы проявим недопустимое пренебрежение правильно понятыми интересами нашего народа, если, занимаясь планированием создания международной организации, не будем серьезно рассматривать силовые факторы, определяющие взаимоотношения европейских государств».

Нельзя сказать, чтобы в 1944 году я был совершенно против создания новой всемирной организации. В ней не было особой необходимости, но при реалистичной политике, при понимании ограниченности ее возможностей она не принесла бы вреда. Меня прежде всего волновало, можно ли создать такую организацию, которая смягчила бы последствия подчинения советскому влиянию Восточной и отчасти Центральной Европы, смогла бы скорректировать дисбаланс, сложившийся в Европе по окончании войны. Вильсон ожидал чего-то подобного от Лиги Наций, но был разочарован. На это возражали, что США не участвовали в Лиге Наций. Но даже американское участие не могло компенсировать слабости, свойственной подобным организациям, особенно когда американцы считали, что вся эта концепция будет основываться на дружественном и тесном послевоенном сотрудничестве великих держав. Между тем очевидно, что Сталин не ценил мир сам по себе. Если мир больше соответствовал его интересам, нежели война, то он ему был и нужен. Но яростная политическая борьба при этом продолжалась, и если бы его целям лучше служило насилие, а не мир, особенно насилие между другими странами, от которого Россия бы осталась в стороне, тогда существование международной организации не помешало бы ему вести поджигательскую политику как таковую. Международная организация интересовала Сталина как возможный инструмент сохранения гегемонии США, Англии и СССР, которая основывалась бы на политической гармонии между этими державами. Но эта гармония, в свою очередь, должна была бы основываться на признании двумя другими державами советских сфер влияния в Восточной и Центральной Европе. Поэтому неудивительно, что советские участники переговоров в Дамбартон-Окс получили инструкции возражать против американского предложения, чтобы тот или иной постоянный член Совета Безопасности не мог голосовать по спорным вопросам, в которых он сам был одной из сторон. Они указывали, что при политической солидарности великих держав в этом не будет никакой необходимости.