Себастьян Бэлфор - Фидель Кастро Страница 40

Однако несмотря на все обострения, существующие в верхнем эшелоне режима в 70-е гг., кубинское руководство оставалось относительно объединенным. Переход от централизованной и иерархичной модели 60-х гг. к более коллективному управлению в середине 70-х гг. в дальнейшем достигался без кровопускания, хотя и не без разногласий. Широкие структуры власти, созданные в начале 70-х гг., не только дали возможность старшему поколению дореволюционных коммунистов вернуться к их влиятельным позициям внутри режима, по также предоставили доступ новому поколению администраторов, специалистов, чиновников и партийных организаторов. Фактически, самыми важными отличиями внутри режима в недавние годы «были различия поколений», что мы и рассмотрим в главе 8. В течение 70-х гг. не произошло никаких радикальных перс-мен и персонале верхних эшелонов партии и государства, которые могли бы предложить любое перемещение внутреннего равновесия власти. Смещения с должностей случались в результате политических неудач или предполагаемой некомпетентности, тогда как повышению по службе благоприятствовал успех, например, назначение на должности в Совет Государства двух генералов, известных по ангольской операции 1975 года.

Действительно, после реформ начала 70-х гг. руководство Революции походило на большую семью, внутреннее ядро которой состояло из ветеранов экспедиции на Граима и кампании в Сьерре[152]. Больше не неся прямую ответственность за ее действия, Фидель Кастро теперь взял на себя роль крестного отца революционной семьи. Хотя он оставался основным источником власти и арбитром споров, он больше не имел возможности легко навязывать политику, противоречащую взглядам любого из членов семьи. Новые ограничения его автономии были частично вызваны возобновлением влияния Советского Союза. Интеграция Кубы в СЭВ и огромная военная помощь, оказываемая Москвой, скомбинировались для создания крепких организационных связей между кубинской экономикой и военными кадрами и их двойниками в Восточной Европе. Следовательно, хотя Кастро мог решительно действовать против просоветской фракции в 1962 и 1968 годах, цена сомнений администраторов, близких советским официальным лицам, стала гораздо выше в 70-х гг.[153]

Новая организационная структура также сделала более трудным для Кастро вмешиваться в сферы ответственности, переданные низшим уровням администрации. В середине 60-х гг. он предпринял антибюрократическое наступление, заявляя, что «будущее развитие Революции будет измеряться ежегодным уменьшением числа административных работников… и увеличением количества металлургов с каждым годом в пашей стране». В 70-е гг., наоборот, он призвал к усилению государственного аппарата на основании того, что чрезмерный вес партии в течение предыдущего десятилетия привел к безрезультатности[154]. Как только спал политический контроль за экономическими предприятиями, верховному персоналу министерств предоставилась большая свобода ведения их собственных дел в пределах структуры национального планирования. Более того, новая экономическая организация, поддерживаемая режимом, не требовала от Кастро действий в качестве гида и образца. Он больше не показывался при каждой возможности приступить к новой схеме или объяснить новую тактику, ругать и вдохновлять кубинцев. Смещение роли Кастро выразилось в изменении его внешности. Образ молодого, атлетически сложенного человека, утомленного сражениями, с сигарой в зубах, мчащегося по сельской местности в «джипе», уступил место в течение 70-х гг. полному достоинства дородному государственному деятелю в обвешанной медалями военной форме, с поседевшей бородой, председательствующему на церемониях для иностранных глав государств.

Таким образом, структура власти на Кубе в семидесятые годы складывалась в непростую картину. Кастро не дергал за все нитки, как доказывали некоторые западные комментаторы, по его власть не ограничивалась только функциями, назначенными Конституцией, как утверждают кубинские государственные деятели. Организационные реформы сохраняли его полномочия как верховного руководителя, но создали новые центры власти, которые Кастро не мог игнорировать. Таким образом, внутреннюю политику составлял комплекс взаимодействий между различными направлениями революционной семьи. Она также строго подчинялась давлению извне непосредственного семейного круга. Не меньшее место среди всего этого занимало общественное мнение, выраженное неофициально или через массовые революционные организации. Действительно, уменьшение энтузиазма рабочих в целях повышения производительности ускорило реорганизацию политической системы на Кубе. Другими мощными давлениями извне являлись политические и экономические принуждения, сопровождающие увеличивающуюся интеграцию Кубы в советский блок. Кастро больше не обладал фактически неограниченной автономией в определении политики, какую он имел в 60-х гг. Похоже, что политика, сформулированная им в качестве главы государства, была скорее результатом консенсуса в пределах верховного состава режима, чем навязывания его собственного влияния. Однако он продолжал пользоваться огромным влиянием при решении всех вопросов. В любом споре равновесие власти склонялось в его сторону, так как он мог обратиться к необъятному авторитету за пределами комнаты, в которой происходила дискуссия. Способность Кастро отвергать мнения, противоречащие его собственному, была наиболее ограничена в начале 70-х гг. Только когда политика спотыкалась, как в середине 80-х годов, он мог захватить возможность еще раз лично направить курс Революции.

По его собственному признанию, Кастро сыграл небольшую роль в процессе организационных реформ. То, что он не был полностью удовлетворен их проведением, обнаружилось много лет спустя в его интервью итальянскому журналисту. Вспоминая перемену в политике от радикализма в конце 60-х гг. к ортодоксии в начале 70-х гг., он признался: «Мы прошли через период самоудовлетворенности, в течение которого мы узнали больше, чем другие люди, и могли бы сделать все лучше, чем они, и мы перешли в новую фазу, в которой я лично не участвую, в которой развивается тенденция к подражанию. Я считаю, что мы хорошо повторяем плохое и плохо — хорошее»[155]. Вместо этого в семидесятые годы энергия Кастро расходовалась на внешнюю политику. Но не из-за того, что ему надоела однообразная картина Кубы, стоящая перед ним, как предполагает Тэд Залк в биографии Кастро[156]. И только потому, что новое разделение работы внутри правительства Кубы освободило его от непосредственных обязательств перед текущей экономикой. Его сильная вовлеченность во внешние отношения в 70-х гг. являлась прямым результатом изменения в иностранной стратегии Кубы, сопровождающей преобразование во внутренней политике. И во внешней и во внутренней политике еще раз проявился талант Кастро использовать максимально возможности, попадающиеся на его пути, чтобы поднять свое положение и вес Революции.